Читать книгу "Нансен. Человек и миф - Наталия Будур"

Однако больше всего его поразил ударивший в ноздри воздух внутри палатки, куда их пригласили:

«В шатре, крытом тюленьими шкурами, жили пять эскимосских семей. Чад от тюленьего жира, который вытапливался в висящих над очагами плошках из мыльного камня, смешивался с запахом несвежего мяса».

Почти такое же описание эскимосского дома оставил метеоролог-датчанин, который принимал участие в экспедиции Кнута Расмуссена[35]:

«Ослеплённый метелью, насквозь промёрзший, вползаю с чувством отрады в узкий туннель, расталкивая по пути мокрых, лохматых собак. Они тоже укрылись здесь от ураганного ветра, но в иглу их не пускают. От спёртого воздуха тут же перехватывает дыхание. В нос бьёт тошнотворный запах гнилого мяса и мочи. Колеблющееся, мерцающее пламя еле тлеющего мха, погружённого в тюлений жир, не рассеивает мрака, с трудом различаю отдельные фигуры людей.

Невыносимо жарко. Торопливо стаскиваю с себя анорак и сажусь рядом с охотниками на устланной шкурами белых медведей снежной скамье. Посредине иглу краснеют крупные куски мяса недавно освежёванного тюленя. Тугто привез их, видимо, из тайника. Но зловоние исходит не от них. Когда глаза немного привыкают к полумраку, замечаю близ входного отверстия вырытое в снегу углубление, сплошь заполненное мясом. Время от времени один из охотников достаёт из этой „кладовки“ приглянувшийся ему кусок, обгладывает кости, выплёвывает некоторые куски обратно — может быть, пригодятся когда-нибудь.

Так же, как и остальные, пристально гляжу на крупные жиринки, плавающие в наполненном мясом котле. Пожилая эскимоска жадно косится на них, не переставая ни на мгновение соскребать костяным ножом сало с какой-то кожи. Заметив мой взгляд, она дружелюбно улыбается, обнажая стёртые до корней зубы.

Быстрым движением хозяин вылавливает из котла первый кусок заплывшего жиром мяса, подаёт мне его, а сам жадно хватает большую кость, мгновенно дробит её своими челюстями и, смачно причмокивая, высасывает из неё полусырой мозг — этот деликатес из деликатесов.

Кто знает, как долго мы разрываем пальцами, громко жуём, пожираем недоваренное мясо, целые груды мяса. Час, два, три? Хлопаем себя по животам. Плюёмся, курим, запиваем еду кружками чёрного как смоль чая, облизываясь в перерывах между порциями.

Кто-то затевает длинный охотничий рассказ. Понимаю из него очень мало. Короткие горловые звуки — не то песня, не то декламация — заполняют иглу. Монотонным звукам вторит тоскливое завывание ветра, доносящееся снаружи.

Среди этих людей, перенесённых из каменного века прямо в современность, постепенно теряю реальность. Погружаясь в далёкое прошлое, забываю, кто я и откуда, и кажется мне, будто я всегда пребывал среди них. Чувствую, как оживают во мне какие-то давно замершие отзвуки».

Пожить в таком иглу Нансену ещё предстояло в дальнейшем, а пока путешественники, переночевав поблизости, отправляются дальше на север. По пути им встречались зелёные островки травы с цветущим вереском и даже цветами. Во время остановок удавалось даже позагорать.

Однажды им повстречался поразивший воображение Фритьофа айсберг:

«Две высоких его вершины, подобно церковным шпилям, вздымались к небу. Довольно высоко на одной из отвесных стен было круглое отверстие, проходившее насквозь через всю махину, и внизу море промыло такие гроты, что в них могло бы разместиться на стоянку небольшое судно. Лёд переливался всеми оттенками синего цвета, кончая самым глубоким и чистым ультрамарином внутри горы. Казалось, перед нами — волшебный эльфийский замок из голубого хрусталя, а вокруг журчали ручейки и ниспадали водопады».

Однако помимо красот поджидали путешественников и неприятности — часто совершенно непредсказуемые. Так, большой проблемой, если не сказать — кошмаром, во время одной из стоянок стали полчища мошкары. Нансен с иронией записал, что если и бывали в его жизни ужасы, то не такие, как в это утро. Когда он проснулся с лицом, облепленным кровососущими паразитами, ему даже показалось, что на лице вырос шевелящийся мох. Путешественники с невероятной поспешностью бросились к лодкам и с трудом «оторвались» от полчищ мошек, которые устремились за ними.

8 августа экспедиция остановилась на ночёвку на острове Сагярусек — «самом очаровательном месте в Гренландии», как отметит Нансен, с ровным зелёным лугом и большим озером с пресной водой. В озере плавали рыбки — вероятно, это были арктические гольцы.

10 августа команда Нансена высадилась во фьорде Умивик. С плавучим льдом и айсбергами восточной Гренландии было покончено, что было отмечено торжественно — горячим кофе.

«У нас были все основания праздновать, — писал Фритьоф, — ведь мы достигли первой своей цели. Конечно, впереди была, быть может, ещё более тяжёлая часть пути, но, во всяком случае, теперь мы пойдём по твёрдой земле, не будет больше тяжёлого труда с лодками, которые могло разбить между льдинами, не будет изменчивого дрейфующего льда».

С 11 августа стали готовиться собственно к переходу через Гренландию. Необходимо было тщательно проверить всю амуницию и научное оборудование, которое предполагалось взять с собой.

Фритьоф решил, что всё снаряжение должно быть лёгким и прочным одновременно, чтобы его можно было бы легко ремонтировать в походных условиях. По специальным чертежам Нансена ещё в Норвегии сделали сани, до сих пор использующиеся в полярных экспедициях, которые так и называют «нансеновские сани». Они имели стальные полозья, весили не более 12 килограммов, а отдельные их части не сколачивались, а связывались кожаными ремнями. По сути, это был модернизированный вариант старинных эскимосских саней. При ударах сани, основная конструкция которых была сделана из ясеня, не ломались, а пружинили и прогибались. Кожаные же ремни в случае необходимости легко было заменить.

Особое внимание уделялось одежде: она была шерстяной с холщовым ветронепродуваемым «футляром», который с тех пор стали использовать лыжники во всём мире. На ногах у членов экспедиции были специальные меховые сапоги из оленьих шкур с подкладкой из сушёного александрийского листа, который хорошо впитывает влагу и может защитить стопы от обморожения.

Спали путешественники в спальных мешках из оленьих шкур, о которых мы уже говорили выше. Специально же для Гренландской экспедиции были изготовлены — опять же по эскизам Фритьофа — особые лыжи.

Тут надо сделать небольшой экскурс в историю лыжного спорта. Лыжные гонки, лыжный альпинизм и горные лыжи имеют общее начало. Достоверно известно, что лыжные гонки произошли от особой техники, которую изобрели в норвежской провинции (фюльке) Телемарк во второй половине XIX века. Первоначально «телемарком» называли и спуск с горы при помощи одной палки, и прыжок с трамплина. Сейчас этот термин применяют только для спуска с гор, который характеризуется особым элегантным поворотом и небольшим скачком.