Читать книгу "Путь Проклятого - Ян Валетов"

Рация что-то проквакала в ответ – слышно было, что разговор ведется на пределе дальности. Голос из динамиков звучал с искажениями, что-то щелкало.

– У нас нет этой недели, – прошипел тот, кого называли Вальтером. – Нет и трех дней! Плати, кому хочешь, плати сколько попросят, я все возмещу. Арабам, евреям, русским – мне плевать! Пусть их перехватят!

«Уоки-токи» опять захрипел.

– Я не шучу! Мертвым деньги не нужны. Делай хоть что-то, Дани! Через пару часов они выйдут на шоссе, скорее всего к Араду. Найми людей – это в первую очередь! А потом пришли за мной кого-нибудь на джипе, координаты я вышлю… Нас трое.

Он опустил рацию и посмотрел на лежащего перед ним меломана. Потом попробовал пульс у него на шее и покачал головой. Двое, стоявших рядом с ним легионеров переглянулись.

Любитель «Рамштайна» выглядел плохо, чтобы не сказать очень плохо. Раздробленное колено, локоть и ключица были меньшими из зол. Когда Вальтер потянул за шнурок наушников и динамик-затычка выпал из ушной раковины, вслед за ним выплеснулась кровь. Похоже, что у неудачливого часового был перелом основания черепа, и выживет ли он после такого подзатыльника, не мог сказать никто. А вот то, что повиснет на ногах оставшейся троицы чугунным ядром, сомнений не вызывало. В ставших ненужными наушниках по-прежнему тяжело стучали барабаны.

Вальтер не стал бы тем, кем стал, если бы не умел в нужный момент принимать жесткие решения. Легат достал пистолет, глянул на спутников (не ища поддержки или одобрения, просто, чтобы увидеть и запомнить выражения их лиц) и, чуть наклонившись, выстрелил раненому в затылок.

Глушителя на стволе не было и эхо выстрела пошло гулять между скал. Но никто из беглецов его не услышал – в том же бешеном темпе они продолжали уходить прочь от места схватки. Но путь их лежал не запад к Араду, как предполагал Вальтер-Карл. Описав дугу, они неслись по пустынным тропам на север, чтобы через 90-ю трассу выйти на шоссе № 1, ведущее к Иерусалиму. Такая дорога была почти в два раза длиннее – прямого пути не существовало и приходилось делать крюк по труднопроходимой части Иудейской пустыни, но, главное, как справедливо считал профессор археологии и бывший рейнджер Рувим Кац, это оказаться там, где тебя не ждут. Или ждут с наименьшей степенью вероятности.

Глава 10

Иудея. 70 год н. э.

Крепость Мецада.

Рано или поздно любой войне наступает конец.

Бывает, конечно, что сражение не определяет победителя….

Что обе стороны обессилены схваткой и сама мысль о том, что все кончено и, наконец-то, есть повод ликовать, кажется невероятной. Противники падают ниц, так и не выпустив из рук зазубренных мечей, падают рядом друг с другом, мертвыми или умирающими…. И только вороны празднуют победу, растаскивая гниющую плоть.

Так случается, когда силы равны. Но в схватке, которую вели римляне и иудеи, победитель был предопределен еще до того, как битва началась.

Когда вспыхнула обильно залитая варом дополнительная деревянная стена, возведенная защитниками крепости за каменной, втайне, ценой невероятных усилий, римский лагерь внизу взревел торжествующе, подобно хищнику, наконец-то настигшему добычу. Слушая этот незатихающий вопль, вырвавшийся из тысяч глоток и многократно отраженный скалами, Иегуда понял, что сегодняшний закат – последний в его жизни.

Защитный вал построили из заготовленных загодя бревен, выложив из положенных горизонтально стволов две стены. Затем, связав их между собой поперечинами, получили подобие короба. Короб этот засыпали землей, которую каждый удар римского тарана лишь утрамбовывал, делая сооружение прочнее. Но Сильва был растерян только в тот момент, когда за рухнувшими камнями обнаружил еще одну стену, легко противостоящую ударам «барана» осадной машины. Башню откатили, а снизу, брошенные мощными челюстями катапульт, полетели кувшины с пылающей смолой и горячим варом. Сначала прозрачные розоватые язычки огня вслед за черными жидкими потеками побежали по конструкции, закурился легкий дымок, а уже через полчаса пламя с треском пожирало сухие бревна. Там, где дерево превращалось в пепел, стена начинала разрушаться – сыпались вниз мелкие камни, земля вырывалась наружу, и оборонительный вал, на который ушло столько сил и труда, закровоточил красновато-серыми струйками.

Окутанные черными дымами от горящей смолы языки огня ползли по сооружению вверх и в стороны, растекались даже по каменным глыбам, а стоило защитникам попытаться ослабить пламя водой, как снизу, разбрасывая искры, прилетал очередной бочонок с горящим варом, и стена, содрогнувшись от удара, вспыхивала с новой силой. Самых неосторожных из тех, кто поливал бревна водой, сбивали с гребня тяжелые стрелы.

Баррикада пылала снаружи и изнутри, выбрасывая вверх клубы черного, похожего на сигнальный, дыма. Голосили вороны, нарезавшие вокруг вершины Мецады круги (они чуяли добычу загодя), и торжествующе орали внизу римляне. Римский лев готовился к трапезе. Осадные машины, заблаговременно отведенные к концу насыпи, туда, где им не грозило бушующее пламя, ждали своего часа. Битва была проиграна. Стоило стене догореть, и перед осаждающими открывался проход шириной почти в пятьдесят локтей – с такой дырой в обороне новой атаки не сдержать. И только то, что день начинал клониться к закату, давало Иегуде надежду, что вечернего штурма не будет – Сильва имел возможность никуда не спешить – и обитатели Мецады доживут до утра. Только до утра. Римляне дождутся рассвета и войдут в крепость вместе с первыми лучами солнца, не дожидаясь жары. Убивать пока прохладно, гораздо легче, меньше устаешь.

Иегуда вспомнил грохот калиг по каменным мостовым Ершалаима – это вкатывались в город ощетинившиеся пилумами промеж сомкнутых щитов манипулы. С треском вылетали запертые двери – выжившие в голоде и междоусобицах горожане гибли под ударами римских мечей. Рёв огня, пожирающего Храм (он был так силен, что мешал говорить за стенами Верхнего города!) не мог заглушить криков тысяч жертв, и Ершалаим гудел от предсмертных воплей, как растревоженное осиное гнездо.

Он тоже должен был умереть тогда, на девятый день знойного месяца ав. Но не умер. Яхве продлил его дни, послав навстречу проклятого Маттиаху.

От воспоминаний заныли шрамы. Иегуда положил ладонь на письменный прибор, с которым не расставался с того самого момента, как получил его в дар от Иосифа. Тот день казался теперь таким далеким, а ведь еще не прошло и трех лет, как…

– Я не могу давать тебе советы, – сказал Бен Маттиаху, – ты старше меня и пережил больше. Но я писатель и мое предназначение – рассказывать истории. Многие считают писательство ненужным занятием, а я полагаю, что важнее него нет ничего на свете. Мы приходим и уходим, а книги остаются. Тела наши давно превратятся в прах, но мысли, перенесенные на бумагу, не истлеют. Мы творим историю для будущих поколений, и если перестанем писать, история умрет вмести с нами. Ты понимаешь, о чем я говорю?