Читать книгу "Каникулы вне закона - Валериан Скворцов"

В баре гостиницы «Под соснами» в городке Джорджтауне на малазийском острове Пенанг, куда он переехал после вызволения, Тим два дня не отпускал меня, оплачивая совместные трапезы и выпивки, ради возможности поговорить по-русски. На первой встрече, когда я представился, он сказал:

— Вы знаете, Бэзил, вы мне, конечно, не поверите, но меня выдворяли из родного Союза вместе с великим Бродским. Клянусь здоровьем мамы! Вы, кстати, знаете, кто такой Бродский?

Я не знал, кто такой Бродский. Но выяснил, что Вельнера выселяли из Ленинграда в 1973 году, то есть когда, наверное, и этого великого Бродского, про которого после этого кое-что узнал. На этом общность с «великим» для Тима заканчивалась, поскольку он уехал не по воле властей, а согласно приглашению израильского дяди… Меня не интересовала биография Тима, в мою специализацию не входила литература, тем более такая её мелкая отрасль, как поэзия, мне требовались детали похищения: кто, где, что, когда и как. Заставить Тима сосредотачиваться на этих подробностях, а не разговорах «за жизнь», оказалось нелегко. Раскачивать его пришлось изо всех сил.

Брали Вельнера на вилле Ханс-Михель Райниш и Вольфганг Гец, два немца, косившие под французов, два лучших друга Тима по дискотечным похождениям. Оглушили коротким в челюсть, потом укол снотворного или наркотика, а дальше — форсированный допрос в укромном бунгало под шум моря: сколько на счету, какие финансовые планы. Стандартное. Интересными показались только детали. Сбрившие бороденки и снявшие парики Райниш и Гец держали Тима в затемненных мотоциклетных очках, чтобы не запомнил их подлинное обличье. Когда пытали, руки захлестывали за спинкой стула наручниками, ноги связывали, рот не заклеивали «скотчем», а вбивали между зубов мяч для игры в гольф и колотили по ребрам телескопической дубинкой. Есть такие, карманные, из рукояти, если тряхнуть, выдвигаются две пружинисто секущие секции. Услышал я тогда в первый раз и о портативном детекторе лжи. Размером с ладонь приборчик «Voice Stress Analyzer 12V Константин, владелец кафе «XL» в Алматынтан» исправно, надо думать, показывал друзьям Тима Вельнера, насколько он изоврался. Тим выдержал пытки достойно: миллионером он был формальным, номера банковских счетов и планы знал только дядя, который племянником прикрывался.

После прошлого Тима я поработал над прошлым Райниша и Геца. Ребята заслуживали внимания деталями своего технического оснащения. В вооруженности немцев чувствовалось нечто, отличавшее их от бандитов… В восьмидесятые в Гонконге блистала несравненная Тереза Вонг, собиравшая тысячи поклонников своего китайско-японского репертуара со всей Юго-Восточной Азии и Дальнего Востока. Я перебрался из Джорджтауна в Гонконг, где на её концерте в переполненном зале Виктория «в одно касание» получил от бывшего однокашника по Алексеевским курсам пленку с надиктованной информацией по Райнишу и Гецу. Разумеется, не бесплатно.

Випол в Бангкоке принял все мыслимые и немыслимые расходы по командировке в Джорджтаун и Гонконг, а также немедленно удвоил мою базовую ставку. Я доказал, что Райниш и Гец работают на фирму «Финансовые советы и защита» с юридическим адресом в Сингапуре и действительной базой в Маниле, на Филиппинах. Бывший полицейский майор без задержки снарядил меня в этот чудовищный город. Не могу сказать, что новую командировку я воспринял с радостью. В Маниле я когда-то похоронил отца…

Отец кончил счеты с жизнью неудачным выстрелом в сердце. После него он дышал двое суток… Маме он оставил достаточно на пять-шесть лет жизни на её счете в новозеландском банке. Чековую книжку папа пришпилил к прощальной записке: «Я всегда любил вас. Я был счастлив вашей поддержкой. Вы не предавали меня. Не предам и я. Мне 65, силы уходят. У меня болезнь, которая превращает в обузу. Вы верили моим решениям. Верьте и этому последнему. Ваш любящий муж и отец. Да спасет вас Господь».

Болезнь угнездилась в его сердце. Он и стрелял-то в нее. Я знаю. Неясным оставалось одно: зачем он поехал умирать на остров Лусон, на котором и находится Манила? Позже, я, кажется, понял. Во-первых, чтобы остаться одному, спокойно обдумать свое решение и, подготовив бумаги, не дрогнуть. И во-вторых, чтобы поближе ко мне оказалась поддержка Владимира Владимировича Делла, бывшего харбинского балалаечника и последнего белого плантатора, торговца каучуком, друга отца…

В Маниле стояла сорокоградусная жара при стопроцентной влажности. Кондиционеры в семидесятые годы стоили бешеные деньги, и, подсчитав свои возможности, я договорился с холодильником компании «Пепси-Лусон» о поставке одной тонны льда. Партиями каждые два часа. Служащие вытаскивали из-под стола, на котором лежал гроб с телом папы, цинковую ванну с растаявшими кусками и ставили другую — со свежими. Лед в пластиковых пакетах лежал под покрывалом на груди и животе, у висков. Владимир Владимирович обещал, что православный батюшка прилетит из Австралии. У Делла в хозяйстве имелись две двухмоторные летающие лодки.

Старый деревянный гест-хаус «Чан Теренган Гарсиа Аккомодейшн» возле аэропорта освобождался от мебели и сантехники перед сломом, поэтому хозяин-китаец согласился принять постояльца с покойником. Мотель тоже умирал.

В номере с мертвым папой я прожил полтора дня, совершенно один, если не считать появлений служащих «Пепси-Лусон». Позже пришли Делл и священник, оказавшийся австралийским аборигеном, принявшим православие и постриг в Японии. Мы выпили по стакану «столичной», бутылку с которой я охладил в ванне со льдом под гробом. Я настоял потом, чтобы Делл принял оплату за самолет, и выдал щедрое пожертвование батюшке на его туземный храм.

Жидкая сероватая земля сама по себе, оползая, сомкнулась над тиковым гробом на старом колониальном кладбище в пригороде Манилы. Она липла к лопатам, словно клей, и уже пахла гнилью. Спустя пять лет, в тот год, когда разъяренные лусонские мужики с мотыгами и мачете собрались захватить кладбище под пашню, его сравняли и покрыли армоцементными плитами на зло бунтовщикам, а поверху разместили вертолетное крыло военно-морских сил.

Благодаря заданию Випола слетать из Бангкока в Манилу, я получил возможность помолиться перед колючей проволокой военной базы, за которой сопрели останки отца. Таксист, который вез меня в аэропорт, находившийся по пути, тоже вышел из «форда» и встал на колени поодаль. Думаю, это был единственный случай, когда я плакал при посторонних. Может, из-за отсутствия навыка скорбеть не в одиночку.

А так, все обернулось в Маниле лучше некуда. Фирма «Финансовые советы и защита» оказалась структурой, работающей по найму у китайской Те-У, пекинского аналога гестапо, то есть партийной разведки. В преддверии возвращения британского Гонконга и португальского Макао в «лоно родины» Те-У заранее одевала инвентаризационный колпак на финансовые ресурсы колоний. Райниш и Гец обрабатывали Тима Вельнера в этой связи. Дядюшка, выставлявший Тима миллионером вместо себя, оказался не промах. Ну, и я не оплошал. Добытые мною, не без риска, конечно, сведения Випол оплатил по высшей шкале, а бангкокское полицейское управление и регистрационная палата сделали мою лицензию «практикующего юриста» многолетней — исключение для иностранца небывалое.

…Я изо всех сил перенапрягал память деталями своего доблестного прошлого, отвлекая сознание, ради выхода за «порог боли», которая рвала мне внутренности. Челюсти вывихивал вжатый между зубов мяч. Теннисный. Не для гольфа. Казахстан покрывала не подходящая для этой игры заснеженная степь, кусок которой я видел в верхней, не закрашенной части зарешеченного окна. Я висел перед этим пейзажем на руках, вдетых в ременную петлю, качавшуюся на потолочном крюке вслед за ударами карманной дубинкой, которой меня охаживали по ребрам. Уж лучше бы испытывали карманным детектором лжи, который я видел с высоты своего полета на письменном столе…