Читать книгу "Страх (сборник) - Эдуард Хруцкий"

Степанов – зампредседателя артели;

Лифшиц – начальник цеха трафарета;

Полуянов – замглавврача психиатрической больницы.

Появление Полуянова было вполне оправданно, так как у Стукалина в больнице был пошивочный участок, на котором больные шили рукавицы для фронта.

Крюков – начальник отдела управления местной промышленности.

Все эти люди были связаны со Стукалиным по работе и никаких подозрений вызвать не могли.

Белов взял материалы прослушивания. Телефонные разговоры были совершенно нейтральными.

Но вот что его заинтересовало. Дважды из телефона-автомата звонили Стукалину и вешали трубку.

Один раз в девятнадцать десять, второй в двадцать ноль пять. Ровно через десять минут, согласно донесению наружки, Стукалин выходил с помойным ведром к мусорнику.

Вот это было уже интересно. И Белов отправился к Данилову.

Подполковник сидел в кабинете в одной рубашке, китель висел на спинке стула.

Белов посмотрел на начальника отдела и удивился, какое у него измученное лицо.

– Что у тебя, Сережа?

– Иван Александрович, вот посмотрите. – Белов положил перед начальником бумаги.

Данилов прочел, застучал пальцами по столу.

– А ты, Сережа, молодец. Немедленно осмотрите двор. Наверняка к нему кто-то приходит. На то, что он связан с Греком, подтверждение есть. От общегородской операции тебя освобождаю. Готовь засаду. Наверняка к Стукалину приходит связной. Как они только в контакт вступят, за связным – наружку, а Стукалина брать в подъезде. Меня дежурный разыщет.

Данилов

Операцию начали в двадцать три часа. Три муровские группы, подкрепленные сотрудниками райотделов и отделений, разъехались по адресам.

У Данилова было три адреса.

Сначала поехали к Вите Мамочке, в миру Виктору Егоровичу Копцову, который держал притончик в Большом Сергиевском переулке. Там частенько собирались лихие ребята со Сретенки и близлежащих переулков.

Проживал Витя Мамочка во дворе дома номер 6 во флигельке. Имел отдельную трехкомнатную квартиру. Вернее, три перегороженных дощатой перегородкой пенала. Когда-то, во времена оны, здесь располагалась пошивочная Такмакова, но беспощадное время выкинуло отсюда швейные машинки и портных, большую комнату разгородили на три части, и поселилась в ней целая семья дворника Копцова, наследником которого стал его сын – Витя Мамочка.

Обитатели квартиры – кто ушел в мир иной, кто в лагере, так Витя стал единовластным хозяином трехкомнатного рая.

В сороковых его актировали по состоянию здоровья из очередного лагеря, он устроился в артель инвалидов и сделал в своей квартире игорный притончик.

И вот Витя Мамочка в широких, ниже колен, футбольных трусах стоял в коридоре и с поддельной скорбью говорил Данилову:

– Товарищ начальник, Иван Александрович, напрасно вы невинного человека тревожите.

Квартира была пуста, словно кто-то специально предупредил Витю Мамочку.

– Я давно ничем незаконным не занимаюсь.

– Брось, Копцов, ваньку ломать. Повезло тебе – не пришли твои поночевщики, в следующий раз возьмем, – зло сказал участковый лейтенант с протезом вместо левой руки.

– Поклеп на честного человека.

– Пошли-ка, Копцов, потолкуем, – сказал Данилов.

Они вышли в кухню, в которой отвратительно пахло прогорклым жиром, на грязном столе громоздилась куча щербатых тарелок.

– Ты бы посуду помыл, – брезгливо оглядел кухню Данилов.

– Помою, товарищ начальник.

– Сейчас я тебе задам один вопрос, а ты мне, Витя, ответишь на него быстро и честно. Где играет сегодня Разлука?

– Я…

– Подумай. Я тебе не участковый, а начальник ОББ. И разбомблю твою «мельницу» на раз, понял?

– Как не понять, – криво усмехнулся Витя. Он подтянул трусы. – Папиросочкой не угостите?

Данилов протянул портсигар.

Витя закурил, уставился куда-то в угол кухни, словно там показывали «Веселых ребят». И опять вздохнул тяжело:

– Он на Маросейке, начальник, у Милки нынче банк держит.

– Молодец, Витя, правильно меня понял. Будешь дальше так соображать, сможешь жить спокойно.

– Что я, не понимаю, товарищ начальник, с вашей конторой лучше не вязаться.

Милкин дом стоял в глубине двора. Жила она на втором этаже, а впрочем, в доме этом был всего один этаж и почему-то – второй.

Замначальника местного отделения позвонил в дверь. Тишина. Он еще раз повернул рукоятку звонка.

– Кто? – спросил за дверью женский голос.

– Открой, Глущенко, милиция.

– А откуда я знаю, кто вы?

– Это я, Ягунков из отделения.

– Поздно в гости ходите, товарищи милицейские.

– Открывай. – Ягунков ударил ногой в дверь.

– Да сейчас, сейчас.

– Значит, точно народ у нее, карты прячут, – сказал в темноте кто-то из оперативников.

Дверь раскрылась на ширину цепочки. Электричество в квартире горело вполнакала, и за дверной щелью клубился полумрак.

Ягунков осветил лицо фонарем:

– Открывай.

Дверь распахнулась. Данилов вошел в полутемный коридор, освещенный горевшей под потолком двухрожковой люстрой.

Обе лампочки горели вполнакала, и в их ржавом свете тени пришедших причудливо ломались на стене.

– Посторонние в квартире есть, гражданка Глущенко?

– Так, зашли люди в гости да засиделись. Ночных пропусков нет. Вот и ждем до света.

Данилов вошел в комнату. За столом четыре человека мирно пили чай.

– Документы, – по привычке скомандовал он, хотя трое из них были ему совершенно не нужны. Главное, что за столом сидел Разлука.

– Дождешься ты, Глущенко, – гремел в коридоре возмущенный голос Ягункова, – выселим мы тебя.

– За что, товарищ начальник?

– За твои противоправные действия.

Но это был спектакль для гостей. Никуда не выселит Ягунков Милку Глущенко, так как она давала розыску ценнейшие данные, которые помогали раскрывать почти все кражонки на территории отделения.

Но у каждой игры есть свои правила. Поэтому и орал Ягунков на Милку, а она отвечала ему делано плаксивым голосом.

В отделении, куда привезли задержанных, Разлуку сразу же привели к Данилову.

– Слушай меня внимательно, – сказал ему Данилов, – только не лепи горбатого, что ты не был в Грохольском у Прокопа. Я вызову свидетельницу и устрою тебе очняк, а после пущу тебя через 17-ю УК за соучастие, понял?