Читать книгу "Изгой. Кровь и пламя - Дем Михайлов"

Рикар мне как-то рассказывал, что уже долгие десятилетия и столетия люди избегают давать своим детям имя Тарис, по более чем понятным и объяснимым причинам. А ведь некогда это имя обладало глубоким и благодатным смыслом… И вызывало добрую улыбку на устах услышавшего, а не страх и воспоминания о древнем ужасе…

А во-вторых, едва только зазвучал голос, сломанный кинжал буквально задрожал, затрепетал, испустил пронзительное чувство радости – столь искренней, что мне стало не по себе. Кинжал радовался Тарису так, как радуется верный пес появлению долго отсутствовавшего хозяина. Сомневаюсь, что прошедшая через множество рук злобная вещь, напоенная и пропитанная тьмой, была бы столь обрадованной, почуй она кого-нибудь другого. Столь великую радость и трепет мог вызвать только сам Тарис.

С ответом я торопиться не стал. Лишь отошел подальше от установленного над поселением старого имперского метателя, над чьими еще не остывшими после моей магии сочленениями уже вновь хлопотал один из гномов, вместе с помощником из бывших пиратов. Я возлагал на метательную машину большие надежды, и посему не забывал укреплять ее старые части. Во время боя не должно возникнуть накладок…

– Я – Тарис.

И вновь я промолчал, подставив лицо потеплевшему за последние дни ветру. Весна… скоро все зацветет, все зазеленеет. Далеко ходить не надо – вон из трещины между камнями выбивается первый зеленый росток.

– Я – Тарис.

Задрав голову, я взглянул вверх. Да… и солнце теперь, кажется, повыше и дарит куда больше тепла. Как приятно ощущать кожей солнечный свет… дремота так и накатывает…

– Я знаю, что ты слышишь…

– Верю, – впервые нарушил я молчание, убедившись, что ветер относит мои слова прочь, не давая услышать их никому, кроме того, кому они и предназначены.

Что я сейчас испытывал?

Как ни смешно… я ощущал некий стыд.

Ведь, по сути, я сейчас беседовал с тем, кого относительно недавно заживо спустил под лед в мертвые озерные воды. Я отправил Тариса на смерть. А он вылез…

Я теперь, словно неумелый палач, стыдящийся взглянуть в глаза своей выжившей жертвы.

Кстати, о мертвых водах…

– Удалось же тебе выбраться, тварь мерзкая, – искренне вздохнул я.

– И не говори, – жизнерадостно послышалось в ответ. В спокойном голосе, помимо властности, чувствовалось некое удовольствие, настоящая радость и небольшая толика мальчишества – судя по нетерпеливым ноткам. Похоже, Тарис вовсю наслаждался жизнью вне саркофага.

– Скажи… – я немного помедлил и продолжил: – В том, что ты выбрался… моя вина?

– Это было неизбежно, – без паузы послышалось в ответ. – Но… если бы не ты, возможно, я бы еще долгие десятки лет наслаждался зрелищем обратной стороны тяжелой каменной крышки. Мне бы этого не хотелось – за первые три года я выучил каждую трещинку и бугорок в совершенстве. Оставшиеся два века пришлось скучать…

– Значит, все-таки моя вина, – с тоской вздохнул я.

– Если бы я не ненавидел тебя настолько сильно, то вполне мог бы назвать благодетелем. Когда я уничтожал никчемное островное поселение – я вспоминал о тебе при каждом новом предсмертном крике, Корне! Я шептал твое имя, глядя, как на окровавленный снег падают корчащиеся люди!

Испустив еще один долгий вздох, я ничего не ответил. Лишь молча смотрел вдаль.

Все же моя вина…

Каждый наш поступок имеет свой вес. Каждый поступок куда-то ведет.

Я умирал, когда явился в гробницу Тариса.

Я исходил ненавистью, когда сбрасывал его вниз по обледеневшим ступеням.

Я хотел как лучше… лучше для всех.

Но вышло так, что я стал тем, кто вновь привел в мир ужасное зло… конечно, если Тарпе не лжет.

– Почувствовал, как вина тяжким грузом легла тебе на плечи?

– Да нет, – ответил я равнодушно. – Вину я почувствую, лишь когда буду умирать, так и не успев тебе отомстить – вот тогда мое горе и чувство вины достигнут предела. Я изменился, Тарпе. И если уж сравнивать наши эмоции… слушай, принц несуществующей Империи… если смотреть на главное… кто из нас потерял больше всего? Я или ты? Что ТЫ сейчас чувствуешь, глядя на древние руины? И уж не потому ли ты так вцепился в меня? Ведь, кроме меня, тебе и отомстить-то некому! Те, кто заключил тебя в саркофаг, давно уже прожили свои жизни, насладились каждым отпущенным им мигом и преспокойненько отправились на небеса! А когда ты выполз наружу, словно мерзкий слизняк из своей раковины-узилища, ты увидел лишь погребенные под водой развалины! И понял – мстить-то некому! Победившие тебя давно уж ушли!

– Мерзкий слизняк? – как-то… по-человечески хмыкнул Тарис. – Так про меня говорят люди? Тарис Некромант. Тарис Темный. Тарис Истребитель. Да, до меня доходили эти слухи. И тут ты ошибаешься, Корис. Мне есть кому мстить, помимо тебя. Так что не льсти себе – для меня ты не больше, чем вкусная закуска перед началом настоящего пиршества.

– Я такая закуска, что можно и подавиться, если попытаешься проглотить, – заметил я.

– Давай выясним это? Приходи, – со смехом предложил принц. – Приходи сюда! Мое слово нерушимо – я дам твоим людям и гномам уйти с миром. Не трону ни волоска на их головах. А мы с тобой померяемся силой. Что скажешь? Я позволю тебе самому выбрать оружие. Разве ты не хочешь поразить меня и повергнуть, Корис? Разве не хочешь отомстить?

– Ну… – задумался я. – Понимаешь, в чем соль… тут такое дело… я ведь уже дважды тебя поразил. Воспоминания твоего бывшего друга детства, вонзившего тебе в спину кинжал, еще живы во мне. Они так смутны, что я не могу их прочесть, но я знаю, что так было. А во второй раз я уже сам насладился отправкой тебя в путешествие ко дну. Поэтому твое предложение как-то не слишком свежо… понимаешь?

– Ты будешь умирать в муках немыслимых! – прохрипел Тарис совсем другим, чужим, уродливым голосом. – В муках!

– Ну-ну, – хмыкнул я. – Не надо злиться. Принцы должны быть великодушны, скакать на белых конях, улыбаться и покорять женские сердца… кстати, а как здоровье Илизель? Когда мы виделись в последний раз, я раздробил ей череп. Надеюсь, это не повлияло на ее драгоценное здоровье? Слышал, ты очень переживал из-за этого случая…

– Ты…

И тишина. Окончательно взбешенный принц решил завершить разговор? Но кинжал продолжать чуть вздрагивать, через него продолжала идти струя силы, посылаемая издалека.

– Я любил Илизель… – вновь зазвучал голос некроманта.

– Случается, – пожал я плечами. – Язвить на эту тему не стану. Хотя я не стал бы превращать любимую девушку в ужасную нежить. Но кто знает, как мужчины выражали свою любовь двести лет назад… ой, я же не хотел язвить. А, проклятье! Тарис! Говори прямо – зачем ты начал этот разговор? В чем суть? Я не приду к тебе, ибо не верю, что ты выпустишь население моего поселения. Не верю!

– Не бывает бессмысленных бесед. Так говаривал мой чрезмерно мудрый отец, предпочитавший разговаривать с людьми, корчащимися от боли в выломанных суставах. Я докажу тебе, что моему слову можно верить, хотя никогда ранее никому не приходилось сомневаться в этом.