Читать книгу "Кристиан Флойд. Страж Либерилля - Владимир Корн"

К тому времени девчонка-библиотекарша осталась одна. Остальные, дамы в возрасте, вероятно, удалились пообедать, оставив единственного посетителя на нее. Она, почти невидимая за картотечными шкафами, сидела и тихонечко напевала. Получалось у нее здорово, я даже некоторое время постоял, ее слушая.

— Простите, — произнес я, привлекая внимание девушки, и она, забавно смутившись, ойкнула.

Не столько от испуга, скорее от того, что нарушала библиотечную тишину, ведь здесь даже говорить принято шепотом. Ну и еще потому, что эта песенка из репертуара Сесилии была фривольного содержания. Немного, совсем чуточку, там всего-то и говорилось о том, что героиня попросила своего приятеля помочь справиться с застежкой платья на спине и что из всего этого вышло.

«А вообще, — пришла ко мне мысль, — джаз-банде, которая была еще только в мечтах, потребуется солистка. Вот эта девочка чем не подойдет? Сколько ни прислушивался к ее пению, ни одной фальшивой ноты не уловил. Ту же Сесилию чуть ли не на улице ее импресарио нашел, когда та прибыла в столицу из глухой провинции вовсе не с мечтой стать эстрадной дивой. Да и настоящее ее имя, как выяснилось, вовсе не Сесилия — Гебла. Самое что ни на есть простонародное, и ей пришлось взять сценический псевдоним».

— У вас замечательно получается, — окончательно смутил я девчонку. — А как вас зовут?

— Карла, — ответила та.

«Ну вот, ей даже менять ничего не придется. Хорошее имя, древнее, его когда-то одна из императриц Ангвальда носила».

— А меня Кристиан. До свидания, Карла. И спасибо вам.

По девчонке было видно, что она совсем не прочь продолжить знакомство, но что я мог предложить ей сейчас?

— И все-таки, — продолжал настаивать я, когда молчание за столом затянулось. — Никто на складе перчаток не снимал?

То, что никто их не потерял, и так было мне известно. В доме Ковара мы проверили их количество, чтобы убедиться — ни одна не пропала.

Собаки-ищейки, а без них на складе явно не обошлось, не смогли бы отыскать нас по горячим следам: специально для этого мы довольно долго шли по щиколотку в воде.

Но любая вещь долго хранит запах своего хозяина, и ищейка с легкостью этот запах учует даже спустя какое-то время. Ну а затем… Выбивая признание, церемониться никто не станет: все-таки дело касается убийства полицейских.

— Я точно не снимал, — первым ответил Дуглас. — Хотя, должен сказать: неудобно в них было — жуть. Еще и руки тряслись, — со смехом признался он.

— Руки у нас у всех тряслись, — кивнул Рамсир. — Я тоже не снимал: боялся, что, пока их буду стягивать, меня пристрелят.

— И потому палил как из пулемета, — вспомнил Густав. — На меня даже не смотрите: я их и потом-то еле стянул — узкие.

Оставался Ковар. Все мы на него уставились, но он лишь коротко мотнул головой: нет.

— Вот и славно, — отчасти я успокоился. — Что новенького? Никто ничего не слышал?

Задавая вопрос всем сразу, я смотрел на Густава. Ведь именно благодаря его сестре мы узнали некоторые сведения, что позволило нам стать обладателями двух набитых деньгами саквояжей.

Тот мой взгляд уловил и едва заметно мотнул головой: ничего. Еще в сквере, возле памятника погибшим морякам, мы трое — я, Дуг и Густав — условились не говорить остальным о том, откуда нам стало известно про обмен в порту. Жизнь может повернуться по-всякому. Возможно, это спасет сестру Густава. Так что даже если бы что-нибудь у него и было, он не стал бы говорить при всех. Но нет: его жест ясно показывал, ничего нового он не узнал.

— Говорят, Ночного Безумца поймали, — сообщил Дуглас. — Во время облавы полиция случайно наткнулась на него.

— Точно поймали?

— Так говорят, — уклончиво ответил он. — Хотя его уже в третий раз ловят. Или даже в четвертый.

— Деньги еще остались?

Парни дружно кивнули. У самого меня с деньгами было не очень — никак от себя не ожидал такого расточительства. Самое время залезть в тайник, но ведь именно я и настаивал, чтобы на время затаиться.

Ребята держались, это мне было ясно. Никто из них не сидел с опухшим лицом — верным признаком затяжной гулянки. И в подарках себя они, несомненно, ограничили: никакой тебе дорогой одежды, перстней и прочей мишуры, что всегда так неудержимо тянет купить, как только появляется лишняя монета.

— Приравняй свои притязания к нулю, и весь мир будет у твоих ног, — заявил вдруг Рамсир.

— Чего? — покосился на него Густав. — К нулю, говоришь? А кто буквально вчера вечером кричал, что не будет пить это дешевое пойло? От него, видите ли, изжога!

— Ну, во-первых, не кричал, а во-вторых, экономить на здоровье — последнее дело.

— Мы вчера отдохнули немного с девочками, — объяснил мне Дуг. — Но все было чинно, и никто языка не распускал. Надеюсь, — многозначительно обвел он взглядом своих вчерашних компаньонов. — Ты куда, Крис?

— Винсенте навещу, давно уже не был.

Предстояло наконец отдать деньги за занятия: сколько можно тянуть? И еще я приглядел ему подарок, который, надеюсь, ему понравится.

— Ты вовремя, Крис, проходи, присаживайся. Выпьешь со мной? — предложил Винсенте, не обращая никакого внимания на коробку в красивой упаковке, обвязанную яркими ленточками, которую я ему протягивал.

За все годы нашего знакомства мне ни разу не довелось увидеть его не то чтобы пьяным, но даже подшофе, и тут — на тебе.

— Выпью, — кивнул я больше от неожиданности.

— Ну вот и отлично! — почему-то обрадовался он. — Есть у меня несколько бутылочек отличного джина, не того дерьма, что продается в винных лавках, несколько лет уже пылятся без дела. Ну а чтобы время не пропало даром, ведь занятий все равно у нас сегодня не будет, расскажу я тебе пару вещиц, знание которых само по себе является оружием в нужный момент.

Я уселся в его крохотной гостиной, слушая, как он чем-то гремит на кухне, и разглядывая помещение, как будто находился в нем впервые.

«К Сесилии сегодня уже не пойду, потому что джин — это не шампанское, вино или даже ликер. Припереться к ней пьяным? Нет, это недопустимо».

Винсенте не солгал: бутылки действительно оказались в пыли. По крайней мере, на пунте,[7]когда он наклонил одну из них, чтобы наполнить бокалы, ее хватало.

— Что это? — показал он взглядом на те несколько купюр, которые я положил на стол.

— Моя плата.

— Плата, говоришь? Настоящее искусство не продается, его можно только передать.

Странно слышать такие слова от человека, который берет за свое обучение достаточно дорого. Не представляю, что выдало мои мысли, но Винсенте добавил: