Читать книгу "Люди отряда «К». Диверсионный корпус немецких ВМФ во Второй мировой войне - Кайюс Беккер"

Таким образом, практика проводки союзниками конвоев исключительно по хорошо обозначенным маршрутам вносила свой вклад в успех германских операций. Экипажи «зеехундов», состоявшие всего из двух неустрашимых моряков, имели на своем счету значительное число потопленных ими судов противника, перевозивших жизненно необходимое для европейского фронта союзников военное снаряжение. Эти люди добивались успеха там, где традиционные подводные лодки и торпедные катера были бы обречены на неудачу. Большие подводные лодки противник мог легко обнаружить и уничтожить, а торпедные катера встречали сильнейшее артиллерийское противодействие со стороны британских сторожевых кораблей.

В феврале капитан-лейтенант Раш, первый командир флотилии «зеехундов», был заменен капитаном 3-го ранга Бранди, бывшим командиром подводной лодки, обладателем высшей германской награды за храбрость – Рыцарского креста с дубовыми листьями, мечами и бриллиантами.[9]«Зеехундов» теперь больше не посылали на операции большими массами. Напротив, они выходили в море поодиночке – как правило, для выполнения конкретного задания. При действии в составе больших групп они скорее мешали бы, чем помогали друг другу. К тому же в таких случаях противнику оказывалось легче их обнаружить.

Командир флотилии утверждал теперь рапорты возвратившихся на базу команд об успешных атаках только в тех случаях, когда время и место атаки подтверждалось последующими радиоперехватами, в которых часто содержалось много информации о потерях союзников на море. Основываясь на материалах только из этого источника, мы сделали вывод, что сорок «зеехундов» отправили на морское дно с февраля по апрель 1945 года неприятельские суда общим водоизмещением по крайней мере в 93 000 тонн. И только после окончания войны, на основании британских данных, было установлено, что в действительности общий тоннаж потопленных судов составил более 120 000. И по сей день британцы не упоминают о том, что именно один из «зеехундов» был ответственен за потопление эскадренного миноносца «Ла Комбатант» (в прошлом – корабль флота его величества «Хэлдон»).

Вот как это произошло. Вечером 22 февраля младший лейтенант флота Клаус Шпарброт и его бортинженер Гюнтер Янке отправились на свое второе задание. Едва они достигли Схевенингены, как у них заглох дизель, вынудив возвратиться в Эймейден под электромотором. Неисправность – забившаяся топливная магистраль – была быстро устранена, и на следующий день они опять вышли в море, держа курс к участку судоходной трассы между Маргейтским рейдом и Дувром, имея приказ атаковать вражеские суда и боевые корабли. Двигаясь с задраенным рубочным люком по причине значительного волнения на море, они были вскоре атакованы двумя британскими истребителями-бомбардировщиками, зашедшими со стороны солнца. «Зеехунд» экстренно погрузился за шесть секунд. Осторожно поднявшись на поверхность спустя десять минут, моряки обнаружили, что самолеты их все еще кружат над местом их погружения, после чего продолжили движение в подводном положении.

Рассказ Шпарброта дает хорошее представление о самой ситуации:

«К 10 часам вечера наша лодка приблизилась к району патрулирования. Час спустя мы оказались вблизи светового буя, из чего заключили, что уже находимся на дуврской судоходной трассе. Неожиданно до наших ушей донесся звук, который ни с чем невозможно было спутать, – звук запускаемых двигателей двух сторожевых катеров, стоявших в ожидании между берегом и маршрутом конвоев. Мы тотчас же опустились на дно и оставались под водой на глубине 60 метров до 4 часов утра следующего дня. Начиная с этого времени мы каждый час поднимались на поверхность для наблюдения, но каждый раз, заслышав вблизи звук двигателей сторожевых катеров, снова камнем уходили на дно. Наконец, мы всплыли в 7 часов утра, как раз вовремя, чтобы заметить, как катера уходят в направлении Рамсгейта. По морю, спокойному, как мельничный омут, мы направились на средней скорости к бую, установленному на траверзе Дамптона, который находился как раз посередине нашего участка патрулирования. Как мы уже раньше замечали, это была точка, в которой коммуникация, ведущая к устью Шельды, уходила к востоку. Здесь мы могли обнаружить конвои без ненужного промедления и выпустить наши торпеды по достойным целям. Когда мы начали патрулирование в своем районе, над водой лежала легкая дымка. Вскоре после 10 часов утра я заметил сквозь сгущавшийся туман судно, по всей видимости дрейфовавшее с застопоренными двигателями. Мы медленно к нему приближались. Двадцать минут спустя я опустился под воду и начал готовиться к атаке, маневрируя таким образом, чтобы оставить солнце у себя за кормой. После этого я пошел на сближение с целью. Как всегда, Янке замечательно контролировал лодку, удерживая ее совершенно устойчиво на перископной глубине…»

Затем Шпарброт описывает, как «зеехунд» моментально реагировал на малейшее перемещение веса внутри корпуса. Это сильно помогало в весьма непростом процессе поддержания перископной глубины. Если перископ поднимался из воды слишком высоко, это могло выдать их присутствие. Для того чтобы исправить положение, обоим членам команды было достаточно просто немного наклониться вперед на своих сиденьях, в результате чего лодка моментально приобретала небольшой дифферент на нос и погружалась немного глубже. И наоборот, для того чтобы поднять лодку вверх, достаточно было слегка откинуться назад. «Зеехунд» был столь чувствителен, что его дифферент можно было регулировать, передвигая с носа на корму банку с тушенкой.

«Теперь мне уже было ясно видно, что судно, к которому мы приближались, – боевой корабль, – продолжает Шпарброт. – Его носовая часть виделась отчетливо, но все остальное было скрыто в тумане. Длинный высокий бак с угрожающе наставленным орудием, просторный мостик, мачта и дымовая труба свидетельствовали, что перед нами находится по крайней мере корвет, а стало быть, как таковой, он вполне достоин укуса нашей „жестяной рыбки“. В 10.27 механик доложил, что торпеда с левого борта готова к пуску. Я еще раз осмотрел неприятеля через перископ. Корабль лежал почти под прямым углом к моему курсу, носовой частью влево. Прошла минута, за которую я не заметил никаких изменений в нашем относительном положении; это указывало на то, что течение сносит нас в одном и том же направлении.

Оценив расстояние в 600 метров, я скомандовал: „Левая торпеда – пли!“ – и Янке нажал на рычаг. У борта „зеехунда“ раздался визг и рев, потом торпеда набрала скорость и метнулась к цели. Запустив секундомер, я круто заложил вертикальный руль направо, намереваясь описать полный круг и вернуться в ту же атакующую позицию. Прошло 50, 60 секунд, а взрыва все не было. Я подумал, что торпеда прошла мимо цели, твердо решил выпустить в этом случае вторую торпеду. Наконец, через 80 секунд, под водой разнесся короткий резкий треск – и ничего больше. Из этого я заключил, что расстояние, покрытое торпедой, составило 850 метров. Мне было видно, как столб воды и дыма взметнулся к небу посередине между мостиком вражеского корабля и дымовой трубой. „Продуть цистерны!“ – скомандовал я, и спустя несколько секунд мы были уже на поверхности. Я позвал Янке в рубку, и мы вдвоем в последний раз увидели вражеский корабль, когда его носовая часть задралась высоко в воздух и он кормой вперед ушел под воду…»