Читать книгу "Свастика и орел. Гитлер, Рузвельт и причины Второй мировой войны. 1933-1941 - Джеймс Комптон"

В июне он писал, что США «отчаянно» пытаются избежать войны из-за угрозы со стороны Японии, своей неготовности и проблем с судостроением. Он заявил, что антивоенная фракция полностью взяла верх, а это разрушит все планы Рузвельта. 6 июля он сообщил, что «мастера закулисных махинаций», сгруппировавшиеся вокруг Рузвельта, выражали надежду, что Англия будет продолжать борьбу до тех пор, пока США не вступят в войну и без особых усилий не завершат разгром обескровленной оси. Однако победы фюрера и стойкость японцев разрушили все эти беспочвенные иллюзии. «Стратегам с примитивными мозгами» (еще одно любимое выражение генерала) придется теперь пересмотреть свои планы и приготовиться к тяжелой борьбе, которую они, конечно, не выдержат. «Они бредут в тумане, – говорил атташе, – находясь во власти газетных клише и самообольщения». Вот что происходит тогда, когда политики вмешиваются в дела военных. Правда, он не отмечал, что происходит с военными атташе, когда они вмешиваются в политику.

В дополнение к своим длинным общим комментариям Беттихер сообщал и о частных случаях американской политики в 1941 году. В этих вопросах особенно ясно проявилось его расхождение во мнениях с Томсеном и Дикхофом. В феврале его внимание привлек проект о ленд-лизе. Это был конечно же проект все тех же «еврейских мастеров закулисных махинаций», который встретил у руководителей армии отпор. Единственной целью ленд-лиза, по мнению Беттихера, было освобождение Рузвельта от ограничений, налагаемых законами Америки. Атташе признавал, что в США развернулась бурная деятельность – составляются списки, оцениваются объемы поставок, англо-американское сотрудничество развивается полным ходом. Однако сама программа и вся связанная с ней деятельность, уверял он Берлин, не должны вызывать тревоги. В ходе выполнения программы ленд-лиза Америка столкнется с серьезными проблемами, поскольку эта программа нанесет ущерб ее собственной обороне. Кроме того, никто не знает, где разместить грузы, предназначенные для Англии, и на чем их перевозить. Таким образом, «все это блеф и маскировка, а правда об американских планах изложена в моих докладах», – уверял он свое начальство.

Когда же программа поставок по ленд-лизу начала осуществляться, Беттихер снова не увидел причин для беспокойства. Хотя самонадеянные американцы видят теперь себя в качестве арбитров всего мира, все это лишь широкие жесты, направленные на то, чтобы убедить весь мир в том, что Америка неминуемо вступит в войну. Но, снова повторял Беттихер, они забыли, что сейчас не 1917, а 1941 год. Хозяином Европы стала Германия, а это лишает Америку фронта для сражений. У нее нет мощного воздушного флота, а потери судов будут слишком большими. Американские самолеты «безнадежно устарели», а союз стран оси – несокрушим.

Конечно же Беттихер признавал возможность того, что Рузвельт, находясь под влиянием евреев, совершит ошибку и в ответ на потопление американских судов немецкими подлодками создаст фактор Х. Однако «трезвомыслящий Генеральный штаб», естественно, реально воспринимает события, в отличие от руководства флота, которое, очевидно, решило присоединиться к силам зла, согласно схеме, существовавшей в мозгу Беттихера. Только в армии можно найти «спокойных и впечатляющих личностей», которых Германия должна ценить[61].

Так, ленд-лиз был назван им весной 1941 года «простым трюком», «обманным жестом» и «признанием своей слабости»; сами эти поставки никоим образом не смогут повлиять на ход войны.

Противоречия в американской политике в 1941 году стали еще более острыми. Самое главное из них – это обещание Америки помочь Англии, которое она не в состоянии будет выполнить. «Ни маневры, ни зажигательные речи президента, ни заявления так называемых экспертов», по мнению Беттихера, не могли разрешить эту дилемму, а также спасти американцев от других затруднительных положений, в которые попадала администрация Рузвельта из-за нежелания принимать во внимание реальное положение дел в экономической и военной сферах. Поэтому чем больше говорит Рузвельт о Гренландии, Азорах, Дакаре и других регионах, чем больше он грозит использовать конвои и другие провокационные меры, тем сильнее демонстрирует всем свою слабость. Жесты Рузвельта и его слова вообще не надо принимать во внимание, советовал Беттихер, поскольку все это «чистой воды блеф и грубое преувеличение своих сил».

В последний год своей работы в посольстве Беттихер все больше и больше верил генералам. Он считал, что теперь «наша главная задача» заключается в том, чтобы подчинить их своему влиянию и всячески поощрять их стремление к сохранению нейтралитета. В мае он сообщал о своем успехе на этом поприще. Под влиянием Линдберга и «кружка Гувера» военные руководители сумели замедлить перевооружение армии и заставить Рузвельта пересмотреть свои самые далеко идущие планы. Поджигатели войны, писал он, вынуждены были отступить, а «умный, спокойный Генеральный штаб» одержал верх. И этого удалось достичь вопреки стараниям военного секретаря Стимсона («рузвельтовского подхалима») и империалистическим настроениям, царившим среди руководства флота, «которое не жалело усилий, чтобы подстегнуть общественное мнение»[62].

Он совершенно спокойно относился к инцидентам с американскими судами в Атлантике, случившимся в 1941 году. Ни потопление «Робина Мура», ни нападение на «Гриер» ничуть его не встревожили. Он просто не допускал мысли, что это могло быть сделано преднамеренно или что эти инциденты могли заставить Америку вступить в войну, – по его мнению, она была слишком слаба, а в обществе не было единства по этому вопросу. Теперь он уже был уверен, что угрозы для Африки и португальских островов со стороны американского военно-морского флота тоже не существует, поскольку флот этот очень слаб.

Объявление чрезвычайного положения в стране, по мнению атташе, было сделано для того, чтобы всем стало ясно, что Рузвельт – великий лидер, но вся речь президента показалась ему «переполненной тревогой», поскольку Америка не могла бороться против стран оси. Она только лишний раз доказала, что инициатива принадлежит Германии. Он не собирался менять своего мнения по поводу американского военного потенциала, поскольку об ускорении перевооружения армии «не могло быть и речи». Речь президента, таким образом, «была не демонстрацией американской силы, а признанием серьезных трудностей, с которыми столкнулись англичане» и которые Соединенные Штаты не в силах устранить. И наконец, заявления о том, что Америка должна выйти на передовые позиции, были отброшены как «простые газетные штампы»[63].