Читать книгу "Миссис Хемингуэй - Наоми Вуд"

Когда она вернулась в Париж после своих неполных ста дней, их роман стал главной столичной сплетней. Файф слышала шепот у себя за спиной в ресторанах и кафе, и ее переполняла гордость, оттого что она не такая, как все, она особенная – любовница Эрнеста, почти что его жена. В моменты головокружительного счастья она вспоминала один трюк, который ее отец проделывал на праздниках. Он подставлял маленькой Файф свои большие ладони, она очень осторожно вставала на них, а он поднимал ее вверх, как прекрасную статуэтку, среди комнаты, полной улыбающихся дядюшек и тетушек. Но стоило маленькой Файф потерять равновесие, как отец кричал «Держи!», мать вытягивала руки и ловила падающую дочь. И в те мгновения, когда она плыла под потолком, видя под собой улыбающиеся лица и хлопающие руки родственников, Файф чувствовала себя счастливой. Такое же счастье она испытывала, когда появлялась на людях с Эрнестом: она словно парила над восхищенной толпой, но знала, что в любой момент может потерять почву под ногами.

Повесив подарок Эрнеста в гардероб рядом с платьем из перьев, Файф возвращается в комнату сыновей. Из всего багажа неразобранным остался лишь рабочий саквояж Эрнеста. Их друзьям уже порядком надоели рассказы Эрнеста о том, как Хэдли потеряла его чемоданчик: «Рассказы! Копии! Мой первый роман!» Да, Хэдли тогда учудила. Но, считали все, никакой особенной трагедии не произошло. Эрнест принялся выдавать такие талантливые вещи, что все сходились во мнении: потеря первых произведений обернулась удачей. Помогла отшлифовать слог.

Файф сгребает грязную одежду в кучу, но потом вдруг бросает ее на кровать и подходит к саквояжу. Хрустальные подвески на люстре мелодично позвякивают от ветерка, в кабинете стучит машинка. Нельзя притрагиваться к его рабочему саквояжу, особенно памятуя о том, что произошло с Хэдли. Но рука сама медленно тянет за молнию.

Внутри – исписанные листы бумаги, помазок из конского волоса, газетенка лоялистского толка да пара брошюр о войне. И книга – при виде ее у Файф заходится сердце. На обложке название – «Я видела это горе» – и золотом имя автора.

Дрожащими руками Файф открывает книгу. Скрепкой к форзацу прикреплен моментальный снимок мисс Геллхорн. Как может эта фотография находиться у нее в доме! Крючковатый нос, словно с картины Пикассо, и выпирающие щеки. Файф захлопывает книгу, потом задумывается. Снова раскрывает и вытаскивает карточку из-под скрепки. Переворачивает – там вытиснено название фотоателье. А рядом надпись, рукой Марты. Убийственная.

* * *

Стук дождя по крыше автомобиля похож на помехи в радиоэфире. Воздух вокруг словно наэлектризован. Памятуя о коварстве дорог в Ки-Уэсте, Файф ведет машину медленно и осторожно. Не хватало еще, чтобы ее своевременная смерть осчастливила голубков. Она не сказала Эрнесту, куда собирается, даже не удосужилась предупредить, что уезжает. Пусть поволнуется!

Пахнет дождем, солью и рыбой, бескрайние тучи висят низко над дорогой, словно клочья тумана. Листья пальм отяжелели от воды, брезентовые тенты над лачугами рыбаков провисли. Редкие прохожие бегут, прикрываясь дождевиками. Петухи, которые обычно так мешали ей вести машину, невозмутимо прогуливаясь по дороге, теперь спрятались под навесами лавчонок и поглядывают оттуда холодными глазками на потоки воды. Грязь, жидкая, как подлива, летит из-под колес автомобиля. Дорога поворачивает к океану – там волны в пенных шапках перехлестывают через пирс. Возможно, надвигается ураган. Машина проносится мимо питомника для губок и опустевшего уличного рынка. Дождь хлещет по черным мангровым деревьям и придорожным платанам.

Файф едет мимо публичных домов и парикмахерских, женщины изумленно таращатся в окна на буйство стихии. А Файф думает лишь о том, как она ненавидит этот дрянной городишко. Ненавидит мужа. Ненавидит Марту Геллхорн. Кафе-мороженое забито местными жителями и туристами, пережидающими грозу. Но от мысли о фруктовом мороженом – с аноной, саусепом или саподиллой – подступает тошнота. Файф гонит машину вперед, не представляя, что делать дальше.

* * *

Храм Святой Марии, звезды морей, – единственная католическая церковь в этой дыре, белое высокое здание. Обмакнув пальцы в сосуд со святой водой, Файф преклоняет колени, потом опускается на скамью. После ветра с дождем воздух в храме кажется бархатным. Один из грубоватых витражей изображает Святую Деву с младенцем. Файф вспоминает, как строго смотрела на нее Мадонна со стены над столиком для рукоделия в кабинете ее матери и как истово она сама молилась перед образом Пречистой в Шартрском соборе. Как страстно просила она тогда, чтобы муж оставил свою жену! Похоже, любой брак состоит из трех обязательных компонентов: кражи, обладания и расплаты. Роман Эрнеста с Мартой вполне может оказаться возмездием.

На обратной стороне фотографии рукой Марты было выведено: «Несто, будь моим навсегда. Марти, 27 мая 1938». И эти цифры куда страшнее слов.

Надпись сделана всего несколько недель назад. Какой дурой надо быть, чтобы поверить, будто все кончено?!

Эта церковь гораздо меньше того собора во Франции, где Файф просила Всевышнего, чтобы он отдал ей Эрнеста Хеминугэя. И мольбы ее теперь тоже куда скромнее. Сейчас ей нужно лишь, чтобы Эрнест любил ее и не оставлял, пусть даже у него будут интрижки на стороне. Там, снаружи, природа принимает крещение величественной весенней грозой. Тут, внутри, Файф изумляется глубине своего несчастья.

«Чего ты хочешь от меня? – вопрошает она, сидя на источенной червем скамье и глядя на распятие. – Искупления? Но разве я не искупила вину перед Хэдли? Неужели Марта послана мне в наказание? Прости меня, Боже, что прогневила тебя!»

Но единственный дар, который Файф может принести Всевышнему, – это ее горе.

Когда она добирается до дома, кажется, что там все изменилось. Спальню словно поглотила мгла. Файф зажигает лампы, но маленькие островки света не в силах разогнать мрак. В гардеробе висит голубое платье. Она швырнет его подарок в огонь или искромсает ножницами. Ей ничего не нужно от Эрнеста – теперь, когда она знает, что он и Марта были вместе всего две недели назад. Коснувшись рукой перламутровых пуговиц на платье, Файф замечает, что их чем-то раздавило в чемодане. Острые, холодные осколки. Почему-то от этого подступают слезы.

– Эрнест? – кричит она, стоя на верхней площадке лестницы.

– Он уехал, мэм, – откликается снизу Изобел.

Файф швыряет платье обратно в шкаф. Небо снаружи плотно укутано одеялом туч. Спустившись на кухню, Файф наливает себе джин-тоник под молчаливым взглядом кухарки. Ей незачем объясняться: Изобел ни о чем не спрашивает. Ну почему эта женщина никогда с ней не разговаривает? Прислуга в этом доме относится к ней просто возмутительно!

Файф со стуком ставит бокал на столешницу, бросается к каретному сараю и барабанит в дверь кабинета. Ответа нет. Файф все равно врывается внутрь. На полу мусор: лотерейные билеты, упаковочная бумага вперемешку с забракованными набросками. Черная блестящая машинка напоминает кошку, грациозно изогнувшую спину. На полках – книги. Не стащить ли какую-нибудь с дарственной надписью? Поделом будет бедняжке Несто! Или взять его пьесу и выбросить в окно кошкам, или позвонить Куццемано – пропадай все пропадом! Собственно, где гарантия, что Хэдли не поступила точно так же? Что, если история об украденном саквояже была искусной ложью и сочинения Эрнеста просто отправились в мусор? Эрнест может довести любую женщину, и та захочет проучить его как следует.