Читать книгу "Капкан на охотника - Оксана Семык"

Вновь обернувшись ко мне, он добавляет:

— Вам повезло. Приди вы чуть раньше — не застали бы нас. Мы только вернулись.

Я прижимаюсь тылом в угол между дверью и вешалкой, готовясь к встрече с этой «зайкой» — еще одним персонажем моего личного триллера, пока не представляя, что эта встреча мне сулит.

Из находящейся прямо по курсу кухни выходит… Да нет, «выходит» — неподходящее слово. «Выносит себя» — да, это точнее. Так вот, из кухни выносит себя походкой «смерть мужчинам» яркая, эффектная девица лет двадцати пяти, не больше, в вечернем платье стоимостью, наверное, в полгода моего редакторского труда и со стаканом в руках. Судя по тому, что прозрачная жидкость налита в нем почти до краев, остается надеяться, что в нем вода, а не водка.

У девицы ярко рыжие волосы — крашеные или нет, но они ей очень идут. Такая не затеряется ни в какой толпе. Высокий рост, высокая грудь, высокая прическа — сочетание, бьющее мужиков наповал.

Ну, я-то не мужик. Устояла на ногах. Хотя, признаюсь, испытала легкий комплекс по поводу собственного затрапезного вида трудяги, возвращающейся домой «от станка».

— Добрый вечер, — тем же голосом «Пионерской зорьки», что и прежде, рапортую я, изо всех сил стараясь выглядеть как можно моложе и глупее. — Я из издательства «Пегас». Галина Михайловна Сурикова.

И чего это мне взбрело в голову представляться Галочкой из рекламного отдела? Теперь вот надо не забыть в процессе разговора эту легенду.

Родственник Ларисы окидывает меня странным взглядом с ног до головы и произносит в ответ:

— А меня зовут Константин Геннадьевич Курицын.

Ее брат — Курицын? Мда, похоже, Берсеньевой Лариса стала после какого-нибудь замужества. А может, это у нее был псевдоним? Никогда не интересовалась.

— А это Наточка, моя жена, — кивает на рыжую «зайку» мой визави.

Тут уж я не отказала себе в удовольствии мстительно подумать, что вместе с набитым кошельком Константина Геннадьевича к Наточке, похоже, перекочевала и фамилия мужа, став, скорее всего неслабой ложкой дегтя в ее судьбе. С такой внешностью — и Курицына. Ха! Это ж маленькая личная трагедия.

Я повернула голову к мадам Курицыной:

— Наталья… — я вежливо повесила паузу, давая понять, что хотелось бы узнать ее отчество. Не Наточкой же мне ее называть!

— Натэлла… Николаевна…

О как! Натэлла! Ни больше ни меньше. Готова поспорить, что «Натэлла» появилась в паспорте уже после «Натальи», выданной в шестнадцать лет.

Для убедительности я поглаживаю папку у груди и продолжаю:

— Видите ли, в процессе работы над рукописью обнаружилось, что Лариса Геннадьевна, очевидно, по рассеянности, не предоставила две заключительные главы романа. Мы с ней созванивались незадолго до её смерти, и она сказала мне, что подготовила недостающий материал. Вы не могли бы посмотреть на её рабочем столе, если вам не трудно? Ведь без этого материала книга не может выйти в печать.

Выложив Курицыным эту туфту, шитую белыми нитками, я надеюсь только, что они примут её за чистую монету.

Просветив меня взглядом, словно рентгеном, с ног до головы и, похоже, убедившись, что я как объект типа «женщина» не представляю адюльтерной опасности для семейного гнезда Курицыных и меня можно оставить наедине с мужем, Ната-Натэлла лениво произносит:

— Я попробую поискать то, что вам нужно, если вы подождёте немного здесь, в коридоре. Котя, постой пока тут.

Она бросает на меня взгляд, расшифровать который можно как «ходят тут всякие, а потом ложки пропадают», сует своему благоверному стакан с водой в левую руку и что-то щепотью вкладывает в его правую ладонь:

— На, запей пока таблеточку.

Тот послушно опрокидывает пилюлю в рот и, пока он ее запивает, Натэлла Николаевна той же королевской походкой удаляется прочь.

В прихожую выходят двери двух комнат: спальни и кабинета, судя по находящейся в них обстановке. Обе двери открыты, и всё же не так уж много можно через них разглядеть. С другой стороны коридора кроме дверей, традиционно украшенных небольшими пластиковыми нашлепками с изображениями писающего мальчика и купающейся девочки, еще одна дверь, но она закрыта — наверное, еще одна комната.

Натэлла скрывается в «кабинете». Хотелось бы, конечно, самой попасть туда, но я не наглею, боясь переиграть.

Где-то с минуту мы с Константином Геннадьевичем неуютно молчим — два незнакомых человека в ловушке одних обстоятельств. Первой не выдерживаю я: глупо терять драгоценное время, когда надо выуживать информацию.

Стараясь казаться полной дурой, я вздыхаю и говорю:

— Ой, уж простите мое любопытство, и не страшно вам тут находиться? Все-таки Лариса Геннадьевна в этой квартире так нелепо погибла. Неужели вы тут прям жить собираетесь после этого? А вдруг ее дух здесь до сих пор бродит?

Я делаю круглые глаза, надеясь, что из-за стекол очков они покажутся еще более выпученными от якобы одолевшего меня страха.

Курицын смотрит на меня с интересом, возможно, оторопев от такой наглости смешанной с полным идиотизмом. В глазах его проскакивает усмешка — или это мне показалось? А мне остается только надеяться, что и сейчас сработает одно странное свойство моего существа: уже не раз замечала, что люди почему-то так и норовят мне исповедаться: морда, что ли, у меня располагает к откровенности, кто его знает?

И вот, после небольшой паузы, похоже, воспитание не дает Константину Геннадьевичу послать меня подальше с подобными вопросами, а может, он тоже чувствует неудобство от нашего обоюдного молчания и желание чем-то заполнить звенящую между нами тишину. Как ни странно, он отвечает по существу:

— Да суеверия всё это. Живу я тут сейчас — и ничего. Вот вступлю в права наследования — там посмотрим: может, продам эту квартиру. А может и не буду я ее продавать. Я ведь и раньше здесь очень часто бывал. Мы с Ларочкой всегда были очень близки. Я ее с удовольствием навещал. Лара даже слышать не хотела, чтобы я останавливался в гостинице. Пора, наверное, окончательно возвращаться в родной город. Да и Натуся ведь, как и я, родом отсюда. Хватит мотаться. Бизнес у меня идет неплохо: так все налажено, что можно сказать, почти само крутится…

Он спохватывается, наверное, понимая, что уж слишком разговорился перед незнакомкой:

— В общем, живу тут и не боюсь привидений. Вот только спальню, где Ларочку нашли, — он кивает в сторону открытой двери, — пока еще не трогал. Рука не поднимается. Там все так и осталось, как было в ту ночь, когда умерла сестра.

Чувствую, как при этих словах по мне пробегают мурашки. Кажется, что открой сейчас Константин пошире эту дверь, и я увижу на кровати почерневший и распухший труп Ларисы Геннадьевны. Я передергиваю плечами — наваждение пропадает.

Из прихожей мне видно, как Натусик торопливо роется на письменном столе, заваленном бумагами. Как бы мне хотелось порыться в этих бумагах вместо нее! Но увы!