Читать книгу "Исправленная летопись. Книга 2. Тайны митрополита - Михаил Ремер"

– А ты просто дорогой своей иди. Не петляючи да не кружа. За день каждый благодать вознося, да сердце гневом не наполняя. Вот и судьба.

– Возьми, тятька. – В землянку, держа в руках котелок, вошел малец. Старик лишь кивнул головой, указывая на гостей, и Булыцкий, не желая вступать в эту в общем-то непонятную ему дискуссию, поднялся на ноги и принялся колдовать над огнем, устраивая емкость да аккуратно нарезая подкорок ивы.

– Сейчас будет все, – глядя на дохающего в углу товарища, улыбнулся пенсионер. – Потерпи чуть.

– Ох, Никола, – давясь от тяжких приступов, выдавил в ответ тот, – на тебя да снадобья твои надежда только.

И действительно, плох Милован был. И, если пока шагали, держался бодрячком, то теперь, едва присев и расслабившись, – скис. Кашель одолел, да так, что казалось, что не кашель то, но хрип предсмертный, а самого то в пот, то в холод бросало. Хозяин, на гостя глядя, что-то сказал сидящим на топчане отпрыскам и те живо ссыпались, достали из неведомых загашников трепаные рогожки и, уложив бородача на освободившееся место, плотно-плотно укрыли его. Управившись с хворым, мальцы снова сбились в кучу, и, уже с другой стороны, принялись наблюдать за отцом. А тот, достав откуда-то глиняный кувшин и устроив его между скрещенных ног, принялся, прикрыв глаза, что-то там нашептывать. Впрочем, Булыцкий, занятый приготовлением отвара, как-то и не обратил на то внимания. Ну, шепчет себе и шепчет. Зря, что ли, речи чудные такие? Мож, просто ума лишенный? Приготовить плошку бодрящего отвара, остудить – и вот уже Милован, морщась, пьет крутую настойку.

– Ух и вяжет бурда твоя, – скривившись, процедил лихой.

– Пей давай, – проворчал в ответ преподаватель, – если здесь остаться не хочешь. – Лихой, насупившись, допил «микстуру». – А теперь лежи и не ворочайся. Поспать тебе надо. До утра оно видно будет.

– Выпей, свет-человек, – поднялся на ноги хозяин. Подошедши к топчану, он, ненадолго приложившись к горлу кувшина, протянул его Миловану. – Испей водицы, порадуй старика. Да не бойся ты, – улыбнулся он, видя замешательство бородача. – Водица.

– Водица?

– Ключевая, чистая, силу вернет да жизнью наполнит, – Милован, поднявшись на локте, взял в руки емкость и буквально одним махом опорожнил ее наполовину. – Теперь и ты, – взяв кувшин, протянул он его Булыцкому.

– Может, Миловану лучше? – попытался отнекаться преподаватель. – Ему, чай, нужнее.

– Пей, пей, – глядя прямо в глаза, повторил тот, и, кто его знает отчего, но Николай Сергеевич не посмел спорить. Беспрекословно взяв в руки емкость, он сделал несколько судорожных глотков. – Вот и ладно, – снова улыбнувшись, повторил старик. – А теперь – почивать. Позади – путь нелегкий, а завтра – снова в путь неблизкий. Силушки набраться надо бы. – И правда: в голове у Николая Сергеевича зашумело, и усталость разом навалилась, буквально придавливая к шершавым доскам топчана.

– Что? – встряхнув головой в попытке прогнать наваждение, посмотрел на хозяина Булыцкий.

– Почивать, – улыбнулся в ответ тот. Затылок налился свинцовой тяжестью, веки предательски слиплись, и трудовик уснул.

Открыв глаза, Николай Сергеевич судорожно подскочил на ноги, ошарашенно озираясь по сторонам. Он лежал на топчане, рядом посапывал Милован, в очаге тлели угли, наполняя утлую землянку зыбким теплом. Прямо рядом с убогим ложем стоял небольшой горшок со свежеприготовленной кашей, но сама лачуга была пуста: ни старика, ни мальцов нигде не было. Почесав затылок, пенсионер спустил ноги на пол и поднялся. Удивительно, но ни от вчерашней усталости, ни от хвори не осталось и следа.

– Вот чудно. – Николай Сергеевич почесал затылок.

– А, Никола, где мы? – проснулся Милован. – Хозяин, дому мир твоему, – окликнул тот старика.

– Нет его.

– Вышел, что ли? А мальцы где?

– На дворе, может, – Булыцкий пожал плечами. – Сам как?

– На дворе? Все разом? Навряд ли, – задумался тот. – А кашля-то и нет, – прислушавшись к ощущениям, добавил он.

– Отвар, что ли? – в свою очередь удивился трудовик. – Так не от того вроде был. Эй, мил-человек, хозяин добрый, ты хоть, звать как тебя, скажи! – снова выкрикнул он. В ответ – тишина. Ни одной живой души не отозвалось в ответ. – Во дела! – поразился преподаватель. – Как испарились.

– Чего сделали?

– Ушли… – Пришелец задумчиво посмотрел на заботливо подготовленный завтрак и пару плошек с деревянными ложками. – А как – отрава какая? – подозрительно поглядывая то на товарища, то на содержимое посудины, скорее сам с собой разговаривал он.

– То вряд ли, – рассудительно заметил Милован. – Хотел бы сгубить, так еще давеча управился бы.

– Твоя правда, – согласился пенсионер. – Есть будешь? – и, особенно не дожидаясь ответа, быстро раскидал толченую бурду по предусмотрительно оставленным хозяевами плошкам. – А ведь вкусно, – осторожно лизнув содержимого плошки своей, поднял он голову. – Милован, отведай.

Товарищ не заставил просить дважды. Вначале, конечно, поморщился, хотя вроде к еде такой попривычней, чем Булыцкий должен был быть, но все-таки и его смутил вид бурды. Но то – вначале. А как отведал, так быстро смолотил порцию свою.

Покончив с завтраком, начали решать, а что дальше? По-хорошему следовало бы дождаться хозяев, чтобы отблагодарить за прием теплый да завтрак. Однако и времени не было совсем. Милован вон как на иголках был: извелся совсем. Видать, худо совсем князю было. Порешили в итоге так: малость подождут, пока не рассветет, а потом с Богом и – в путь. Придут хозяева, в чем оба сомневались, – ладно. Нет, – оставят что-нибудь в благодарность, и своей дорогой отправятся. Раз так, то, подбросив в очаг веток, уселись поближе к огню и, задумавшись каждый о своем, принялись ждать. Расслабившись и пригревшись, Николай Сергеевич погрузился в дрему, из которой его бесцеремонно вырвал взбудораженный Милован.

– Проснись, Никола! Проснись! – тормошил он товарища.

– А? Чего? – всполошился пенсионер.

– Слушай! – приложив указательный палец к губам, прошипел бородач.

Николай Сергеевич замолчал и прислушался.

– Ну, и чего там? – ничего не услыхав, обратился он к товарищу.

– Тихо ты! – цыкнул тот в ответ. В этот же самый момент до слуха пенсионера донеслись чьи-то отчаянные вопли, крики и свисты.

– Бежим! – Разом похватав топоры, те ринулись к двери, но тут же рассыпались в проклятьях и ругани, буквально впечатавшись в подпертую снаружи дверку.

– Таки сгубить задумал! – яростно пиная неказистое препятствие, прорычал пенсионер. – Откуда она вообще взялась?!

– Как в гробу заколочены, – прошипел в ответ его верный товарищ. – А ну, Никола, навались!

Мужчины с размаху попытались вынести преграду, однако та, жалобно скрипнув, все же выдержала.

– У, нора крысиная! – в сердцах выпалил преподаватель, матеря и крохотную, – едва головой не подпирал потолок, – землянку, и дверку низенькую, невесть откуда взявшуюся! Ведь готов был поклясться пенсионер: вчера вечером дверь тряпкой грубой завешана была! И вроде преграда – не преграда, а тут тебе ни замахнуться как следует, ни плечом высадить! Как дети, в ловушку угодили.