Читать книгу "Лев в тени Льва - Павел Басинский"

Толстой похож на опутанного цепями медведя. Его сын толкует о «наследственности», а жена… «Я нынче утром сказал Соне с трудом, с волнением, что я объявлю о праве всех печатать мои писанья. Она, я видел, огорчилась. Потом, когда я пришел, она, вся красная, раздраженная, стала говорить, что она напечатает… вообще что-то мне в пику. Я старался успокоить ее, хотя плохо, сам волновался и ушел. После обеда она подошла ко мне, стала целовать, говоря, что ничего не сделает против меня, и заплакала. Очень, очень было радостно. Помоги, Отец».

Софья Андреевна тоже написала об этом в дневнике: «Нынче Лёвочка сидит, завтракает, принесли с Козловки газеты и письма, я говорю: “А мне всё нет известий о XIII томе”. Лёвочка мне на это говорит: “Да ты что хлопочешь, ведь я принужден буду напечатать, что я отказываюсь от всех прав на эти сочинения XIII тома”. Я ему на это сказала: “Только погоди, когда он выйдет”. Он сказал: “Разумеется”. Потом он ушел, а я стала злиться, что опять он хочет отнять у меня возможность получить немного лишних денег, которые так нужны всем моим детям. И придумала злобное сказать Лёвочке; когда он шел гулять, я ему сказала: “Ты напечатаешь, что отказываешься от прав, а я тут же напечатаю, что я надеюсь, что публика настолько деликатная, что не воспользуется правами, принадлежащими детям твоим”. Он стал доказывать мою неделикатность, но мягко; я молчала. Потом он сказал, что если я люблю его, то сама напечатаю это отречение от прав на его новые произведения. Он ушел, а мне стало его жаль, и так ничтожны показались мне имущественные интересы сравнительно с той болью, которую я испытываю от нашей обоюдной отчужденности друг от друга. После обеда я ему сказала, что жалею о том, что я сказала ему неприятное, и что ничего не напечатаю, а что мне дороже всего его не огорчить. Мы оба прослезились, тут стоял Ванечка и испуганно спрашивал: что? что? Я ему сказала: “Мама обидела папу, и мы помирились”. Он удовлетворился и издал звук: “А!”»

Но это было лишь началом семейной драмы. Дождавшись выхода XIII тома, Толстой напомнил жене, что его воля не изменилась и он пишет письмо в газеты. И тогда в Ясной Поляне разразился скандал. Он кричал жене: «Уйди, уйди!» Она угрожала самоубийством и – каким! Она написала записку, что бросится на рельсы под поезд, как Анна Каренина. И даже побежала на станцию Козловка исполнять это решение, но ее вернул приехавший в этот момент на поезде зять Кузминский.

Вот в каком семейном контексте молодой Лев Львович обрадовал всех началом своей литературной деятельности. До него ли им было? На что он претендовал? На какое сочувствие?!

Справедливости ради надо сказать, что отец не был совсем равнодушен к его литературным опытам. Он читал их еще в рукописях, судил о них порой строго, но не безучастно.

4 января 1891 года Лев Львович писал в дневнике: «Папа́ занят и много пишет. Хочется и мне пописать. “Любовь” производит впечатление, надо напечатать, хотя многое уже не нравится мне. Впрочем, надо сделать, как Виктор Гюго, – учиться на следующих произведениях, а не сидеть на одном. Многое можно бы записать. Но зачем? Разве кому это нужно, разве кто уяснит мне».

А отец в это время смотрел на художественную литературу сверху вниз и писал «Царство Божие внутри вас». Тем не менее, он старался ободрить сына. Но и не сдерживая критики.

Весьма одобрительно он отнесся ко второму рассказу Лёвы «Монте-Кристо», который вышел в апрельском номере журнала для детей и родителей «Родник» в 1891 году тоже под псевдонимом «Л. Львов». Это нравоучительная история, как мальчик копил деньги на духовое ружье, а когда накопил девять рублей, отдал нищей погорелице, находясь под нравственным влиянием отца, который видел это из окна и одобрил поступок сына. Нищенка сказала: «Спасибо, ангел; тебя Бог не оставит!»

Рассказ милый, светлый, как и все последующие произведения Льва Львовича на тему детства. Но читая его, нельзя отделаться от ощущения, что не Бог руководил этим мальчиком, а отец, который следил за ним из окна.

Лёва радостно писал Черткову: «Рассказ свой я показывал отцу, и он одобрил, хотя сделал несколько замечаний и сказал, что написано неопытно, но содержание хорошее и что он бы в мои годы не выбрал такого, а стал бы писать про разбойников, например. Он сказал, чтобы я продолжал и поправлял рассказ и что он сам даже хочет украсть у меня содержание и написать на эту тему…»

И действительно в дневнике Толстого от 8 апреля 1890 года находим: «Читая Лёвино сочинение, пришло в голову: воспитанье детей, т. е. губленье их, эгоизм родителей и лицемерие. Повесть вроде Ивана Ильича».

Что имел в виду Толстой и каким образом детский рассказ связался в его голове с повестью «Смерть Ивана Ильича», не вполне понятно. Замысел этот не был реализован. Но сын получил поддержку от отца.

Однако не играл ли Толстой в поддавки? На эту мысль наводит его письмо в феврале 1891 года. «Мама́ приехала очень довольная тобой, что всегда очень радостно, и рассказывала про твой детский рассказ. Мне нравится и сюжет, и не боязнь перед избитостью его. Ничто не ново и всё ново. – Интересно будет прочесть».

Обратим внимание, что первой прочитала рассказ мама, в то время уже озабоченная апатичным состоянием сына и радовавшаяся любому проявлению в нем творческой энергии. Мог ли Толстой разругать его? Это означало бы не только обидеть сына, но и лишний раз расстроить жену. И это при той атмосфере, что тогда царила в семье!

Но рассказ «Любовь» ему категорически не понравился. Узнав от Лёвы, что издатель Дмитрий Николаевич Цертелев отказался его печатать в своем журнале «Русское обозрение», отец написал сыну: «Теперь о повести: я на месте Цертелева тоже не напечатал бы ее. Главное – два недостатка: герой не интересен, несимпатичен, а автор относится к нему с симпатией, а другое – неприятно действует речь студента, и его поучение ненатурально. Несимпатичен герой тем, что он барчук, и не видно, во имя чего он старается над собой, как будто только для себя. И оттого и его негодование слабо и не захватывает читателя».

Между тем, сюжет рассказа «Любовь» странным образом напоминает «Воскресение» Толстого-отца. Идею «Воскресения» в 1887 году подсказал юрист Анатолий Федорович Кони, и в рабочем варианте Толстой называл эту вещь «Коневской повестью». Роман «Воскресение» начат в конце 1889 году, а в конце 1890 года была завершена первая его редакция. Но Толстой не торопился с романом, вновь и вновь возвращался к нему и завершил лишь в самом конце девяностых годов. И конечно, в процессе создания роман обсуждался в семье, как это было принято. При этих обсуждениях мог присутствовать и Лёва.

Студент медицинского факультета Владимир Зверев от скуки едет в меблированные комнаты к проститутке Любе, которая сильно пьет. После отъезда Зверева она умирает от алкогольного отравления. Зверева приглашают в анатомический театр на «очень интересное вскрытие». В трупе молодой женщины он с ужасом узнает Любу. «А недурненькая была при жизни, славное тельце было!» – говорит во время вскрытия один «толстый, румяный студент» и улыбается «сладкой и глупой улыбкой». И тогда Зверев взрывается! «– Подлецы вы все, звери!.. И я такой же!.. Славное тельце! Вы знаете ли, кто она? Знаете ли, кто убил ее? Это я, это вы, это вот именно то, что вы сказали сейчас, и убило ее. “Недурненькая была при жизни!” Какие мы все животные, какие подлецы!»