Читать книгу "Величайший дракон - Кристофер Раули"

– В этом году их и не будет.

Эйлса, хотя и была переполнена радостью от встречи с Релкином, от того, что видит его живым и здоровым, таким же, как всегда, на самом деле очень беспокоилась о предстоящем суде.

– А ты еще помог этой женщине, – прошептала она. – Ты помог ей спасти ее собственную мать, а она ответила тебе тем, что так несправедливо назначила суд на ближайшее время.

– Ну да, она – судья. Думаю, она должна быть выше добродетели.

– Уж слишком высоко она забралась Я знаю, что ты невиновен. Как они могут осудить тебя на десять лет, даже не собрав всех доказательств?

– На самом деле это не обязательно будет десять лет.

– Но они уже считают тебя как бы виноватым. Они говорят, что ты признал, что взял золото. А это у них уже считается грабежом.

– Когда я увидел эти золотые таби в полуразрушенной стене дома Мот Пулка, я подумал, что это просто дар Богов. Теперь я думаю, это было, наоборот, их проклятье.

В этот момент появилась Лагдален и сообщила им хорошую новость. Судья согласилась отложить заседание, пока Верховный суд не решит, стоит или нет дожидаться ответа из Мирчаза.

– Рада сообщить, что у нас есть много разных оснований, чтобы опротестовать случившееся. Судья увидела, что при этом у нас есть шанс добиться оправдания, и сочла вполне резонным предоставить Верховному суду принять решение.

– А Верховный суд будет лучше этого?

– Надеюсь. Трудно быть в чем-либо уверенным, но, думаю, двое из судей будут на твоей стороне. Ранимус, конечно, нет, но он из Аубинаса. Подлые бесчестные атаки – вроде этого суда – это все, на что они сейчас способны.

– Ты в последнее время слышала что-нибудь об Аубинасе? До нас, в «Чащу», доходят далеко не все новости.

– Ну, остались еще маленькие группы мятежников в долине Бегущего Оленя. Портеус Глэйвс на свободе, и, похоже, считается у них своего рода вожаком, но в большей части Аубинаса царят мир и покой. Со стороны Неллина особой поддержки они не получат.

– Они борются, чтобы был прощен Вексенн?

– Нет. Многие сообразили, что попросту угодили в рабство, под власть Ужасного, которого разбудил Вексенн. Мало кто высказывается против приговора Вексенну о ссылке на острова Гуано.

– Пожизненно? – спросила Эйлса.

– Никакой надежды на помилование. А многие вообще хотели бы видеть его на виселице.

– Возможно, в один прекрасный день император и простит его.

– Возможно, но только когда он будет уже совсем стариком. Слишком много жизней стоила его глупость.

– Действительно глупец, – пробормотала Эйлса, на мгновение вспомнив ужасные события мятежа.

– Никто, кроме круглого дурака, не подчинится Ваакзааму добровольно.

Ее слушатели с ней согласились. Они не пострадали непосредственно, как это сталось с Эйлсой, но были свидетелями ужаса, который нес с собой Сауронлорд. Они видели комнаты, забитые измученными детьми, которых он использовал как лабораторных животных. И они прекрасно понимали, что он сотворит с миром, завладей он им.

16
ГЛАВА

По дороге, ведущей к огромным Башенным воротам Марнери, скакала рядом с черной каретой тощая фигура на высокой гнедой лошади. Пара кучеров сидела на козлах, окна кареты были задернуты, а двери закрыты. На худом лице всадника заметнее всего был длинный прямой нос, который доходил до верхней губы.

Всадником был Хигуль, прозванный с детства Колченогим.

Его хромота была результатом жестоких побоев, которыми развлекался злой хозяин. Спустя два года Хигуль заколол хозяина в сарае его же собственными вилами. С самого раннего детства у Хигуля хромала душа – так же, как впоследствии захромало и тело, но ум, однако, не пострадал. Он связал свою дальнейшую жизнь с жестоким криминальным миром и уже в молодости добился уважения среди преступников Кадейна. Он был известен своими зверскими избиениями и бесследным «исчезновением» жертв, которых больше никто никогда не видел. Поговаривали, что ведьмы очень интересовались им, что, конечно, не приносило пользы его ремеслу.

Затем, в один прекрасный день, его завербовали на службу Хозяину. С этого момента под старой жизнью он подвел черту. Он приспособился к потере свободы и научился искренне служить великой власти. Он все еще был волен по большей части развлекаться, как угодно, но, когда его призывали на службу, он всего себя посвящал ей.

На чем настаивал Хозяин, так это на абсолютном подчинении. Ошибки не прощались. Хигуль видел, как его «коллеги» внезапно и без объяснений исчезали. Не задавались никакие вопросы, и Хозяин никогда больше не упоминал о них. Хигуль все понял правильно.

Именно это задание было чрезвычайной важности, и Хигуль приложил великие труды и великое старание, чтобы весь путь проделать по боковым дорогам, часто пешком. Теперь, когда уже видны были стены и стражники у ворот, ему осталось только справиться с этой формальной городской линией обороны, а это будет достаточно просто. Наживка заброшена, и скоро на нее клюнут.

Они находились примерно в миле от ворот, когда Хигуль поднял руку. Как раз в конце дороги, в отдалении, виднелись стены. Ни одному зданию не разрешалось стоять близко к воротам, чтобы не мешать стрельбе из катапульт на башнях.

– Хорошо, мы – в прямой видимости.

Кучер остановил лошадей. Хигуль поднялся на вершину холма и осмотрел дорогу. Никого не было видно, но в такой близи от города это еще ничего не значило.

Из кареты раздавалось хныкание и царапанье по дереву. Кучер спустился и открыл одну дверцу. Оттуда показался высокий, почти голый мужчина с цепью на шее. Он заморгал от яркого солнечного света.

Кучера отошли в сторону.

Это был Портеус Глэйвс, жилы у него на шее вздулись, глаза были вытаращены, рот искривлен, но он не издавал ни звука. Хигуль указал на цепь, прикрепленную к ошейнику на шее пленника, и один из кучеров взял ее конец и передал всаднику. Хигуль сделал заметочку в памяти, что, когда он покончит с этой задачей, перчатки надо будет выбросить.

– Хотите, чтобы мы вас здесь подождали? – спросил кучер.

– Нет. Оставьте карету. Возьмите лошадей и убирайтесь отсюда.

– Оставить карету? Зачем? Она все-таки денег стоит!

– Поверь мне, тебе она не нужна. Тебе больше нечего с ней делать. Возможно, ее теперь сожгут.

Кучер побледнел.

– Чума?

– Я бы на твоем месте такого не говорил, – заметил Хигуль.