Читать книгу "Человек как животное - Александр Никонов"

Мы уже знаем, что защита своего ареала обитания — инстинктивное дело, и что у нас этот инстинкт называют словами «патриотизм» и «защита родины от захватчиков». Но здесь любопытно, что зверь, вторгшийся на чужую территорию, инстинктивно, то есть автоматически, чувствует себя неправым. Что-то его сковывает. Поэтому в животном мире чужака (порой даже более сильного физически) чаще всего побеждает хозяин территории. И поэтому спортивная статистика отмечает: гости чаще проигрывают матчи хозяевам поля. Это настолько общеизвестно, что даже не вызывает вопросов. На чужом поле играть неловко, неудобно. Объяснять сей ведущий к проигрышу дискомфорт логическими причинами бессмысленно, потому что он идет изнутри. Из нашей животности, из инстинктов.

«Мы» и «они»…

Одна моя знакомая очень не любит «черных». «Черными» она называет кавказцев, азиатов и всех прочих, кто отличается от «белых». У нее нет к ним ненависти или логически объяснимой неприязни, только четко фиксируемое физиологическое неприятие:

— Не могу на рынке у них ничего покупать, неприятно. Кажется, у них все грязное.

Многие люди — их еще называют националистами — стараются свое физиологическое неприятие чужих как-то объяснить. В психологии это называется рационализацией. Рационализация — попытка словами объяснить чувства. Попытка, заранее обреченная, поскольку средства ее реализации негодные: слова оперируют сферой логики и размещаются в коре головного мозга, а эмоциональное неприятие идет из подкорки, от инстинктов. Поэтому возникает псевдообъяснение типа «они все грязные», «они все злые», «от них плохо пахнет», «они наши природные враги» и т.д. Порой поверх физиологии накручивается ажурная надстройка словесной мифологии типа мирового еврейского заговора, «плана Даллеса» и пр. Из этого вырастает идеология радикального национализма и его жуткие практики в виде погромов и концентрационных лагерей для евреев или «врагов нации».

Инстинкт разделения на своих и чужих довольно силен и в качестве иллюстрации запустить его можно искусственно в любом однородном коллективе. Психологам известен классический эксперимент — группу студентов делят по жребию, то есть совершенно случайным образом, на две подгруппы. Одна из них по условиям эксперимента должна носить, условно говоря, белые шапочки, другая — синие. Через некоторое время совершенно автоматически происходит деление — «синие» подсознательно начинают воспринимать обладателей синих шапок как «своих», а «белых», естественно, как «не своих». То есть чужих. В соответствии с этим делением выстраиваются и отношения — к своим хорошие, к чужим плохие. Далее возникают объясняющие это мифологемы — наши справедливые, а чужие дурные.

Аналогично выстраиваются и отношения между болельщиками — своих защищаем, потому что они хорошие, наши, а врагов бьем, потому что хуже их нет никого.

Те, кто на двух колесах, — хорошие, братья. А им противостоит хамоватое и наглое большинство, передвигающееся на четырех колесах.

«Спартак» — чемпион! «ЦСКА — кони!»

От негров плохо пахнет…

Эти торговцы на рынках их южных республик никогда не моют руки, от их продукции можно заразиться…

Евреи убивают христианских младенцев, а их кровь замешивают в свою мацу. (Любопытную модификацию этого старинного мифа можно было наблюдать в послевоенной Москве, когда городские былички рассказывали, что врачи-вредители в роддомах убивают советских младенцев…)

Именно этот инстинкт формирует образ врага. Именно по этой причине кроманьонцы насмерть враждовали с неандертальцами, взаимно ненавидя последних. А вот ко львам ненависти не было. Их просто боялись. Зачем же природе понадобился инстинкт, пробуждающий неприязнь именно к похожим?

Инстинкт этот присутствует не только у млекопитающих. Он есть у многих видов. Орнитолог Дольник любил объяснять его на птичьем примере, что действительно удобно.

На свете существует очень много видов птичек. Некоторые из них друг от друга почти не отличаются, отличить их может только профессионал по разным мелким признакам. Ну, типа, одни птички говорят «бордюр» и «шаурма», а птички в соседнем ареале — «поребрик» и «шаверма». Всем нормальным птичкам ясно, что «поребрик» и «шаверма» — это абсолютно отвратительно! Это вызывает справедливое возмущение и раздражение, в конце концов!..

Мелкие отличающиеся детали окраски оперения, чуть-чуть иное брачное пение, немного другой рисунок брачного танца делают один подвид птичек отвратительным и отталкивающим для другого. Они еще могут размножаться, скрещиваясь и давая плодовитое потомство, но уже не хотят этого делать — внешние детали развели их, сделав отвратительными, отталкивающими друг для друга. Это природный механизм для разведения подвидов на отдельные виды. Для начала нужно сделать невозможным скрещивание, смешение генетического материала. А уж потом генетика разведет их сама по себе. И происходит это именно так — через отвращение к небольшим различиям.

Дольник справедливо отмечает, что небольшие различия делают схожие группы карикатурными друг для друга, что вызывает одну из двух естественных реакций — отвращение или смех. Именно поэтому украинский язык русскому уху кажется смешным. А далекий финский — не кажется. Причем украинский язык кажется смешным даже для многих украинцев, выросших в двуязычной культуре и подсознательно воспринимающих русский язык как «главный» и «настоящий». Как-то я прочел в одной украинской газете горькие сетования автора на то, что сами граждане Украины в кинотеатрах порой смеются над фильмами, дублированными на украинский. А как не смеяться?!. Комментируя мой блог, один украинский товарищ (причем считающий украинский родным языком) рассказал, как его подкосил случайно увиденный американский фильм, дублированный на мову:

— В одном эпизоде из кустов внезапно выглянул огромный негр и успокоил напугавшихся героев: «Цэ ж я, Мыкола!» Тут я неожиданно для себя просто грохнул, согнувшись пополам от смеха…

В общем, восприятие похожих на себя как карикатуру есть, по Дольнику, нормальный биологический механизм видообразования. Я бы добавил только, что инстинкт ненависти к похожему имеет и еще один биологический смысл. Дело в том, что схожий на тебя по морфологии есть твой первый конкурент в борьбе за экологическую нишу. Змея пчеле не конкурент. А вот дикая собака динго сумчатому волку — очень даже.

В социальном плане этот механизм ненависти к чужакам может привести к резне. А в личном плане ненависть к чужим оборачивается повышенной любовью к своим. Образуется этакий эмоциональный диполь. Которым многие политики пользуются, добиваясь сплочения своих методом разжигания ненависти к чужим.

Иерархия…

Стадо не может существовать без иерархии. Общество, как эволюционное продолжение стада, тоже. У нашего вида самец доминантен. Самцы выстраивают между собой отношения, а все самки автоматически, просто по определению занимают низшие места в иерархии. Отсюда весь облик цивилизации с ее тотальным мужским доминированием. Воюют, открывают материки и острова, изобретают, делают научные открытия, основывают города, играют руководящие роли в обществе — мужчины. Не потому, как мнится феминист-кам, что есть некий всеобщий мужской заговор. А потому, что такова наша животная природа. И все эти феминистические теории «стеклянного потолка» есть не что иное, как обычная рационализация — бессмысленная попытка словами объяснить то, что идет не от логики, а от инстинктов.