Читать книгу "Девять месяцев из жизни - Риза Грин"

Вся тусовка детскосадовских маньяков дружно открывает рты и начинает восторженно охать, после чего меня заваливают вопросами про сроки моей беременности и советами про витамины для беременности. Судя по всему, обязательства по сохранению тайны беременности на толпу незнакомых людей тоже не распространяются. Я смотрю на Джули самым убийственным взглядом, на который способна, а она мне в ответ радостно улыбается. Честно говоря, я и не подозревала, что она такая сука. Не уверена, что мне это нравится.

Однако деваться некуда, я протягиваю руки и беру ребенка, а Джули начинает орать на меня, как сержант на плацу:

– Осторожно, головку! Держи под углом! Не поцарапай его своими ногтями!

– Джули, прекрати, – рычу я, – Ты меня нервируешь.

Ребенок извивается, головка болтается в разные стороны, но в итоге мне удается расположить его как надо.

Ну вот. Получилось. Миссия выполнена. По-моему, все вышло неплохо. Я победно оглядываю аудиторию, но они продолжают выжидающе смотреть на меня, и похоже на то, что мне надо сделать что-то еще. Интересно, есть ли особый протокол держания на руках чужого младенца перед аудиторией? Я смотрю на ребенка, у которого изо рта вытекает какая-то пакость. Может, предполагается, что я должна с ним поговорить?

– Привет, – говорю я на октаву выше своего нормального голоса. Какой все-таки противный ребенок. – Какой ты хорошенький. – Он пялится на меня такими же бессмысленными глазами, как и все остальные.

Поулыбавшись ему еще тридцать секунд и ничего не получив в ответ, я совершенно теряю интерес. Все, чего я хочу, – чтобы его у меня забрали, и поскорее. Мне надо попить, мне надо пописать, мне надо найти Эндрю; мне надо сделать много всего, что я не могу сделать с этим гадким слюнявым младенцем на руках. Но, разумеется, я не могу попросить об этом вслух под прицелом дюжины оценивающих взглядов. Я не хочу, чтобы они пришли домой и стали всем рассказывать, какая из меня выйдет ужасная мать, раз я не могу держать на руках ребенка более тридцати секунд. Хватит с них того, что я игнорирую свои беременные обязанности и до сих пор не записалась в детский сад. Я даже не могу себе объяснить, почему меня волнует, что они обо мне скажут, но меня это волнует.

Я улыбаюсь публике, чтобы показать, что я в совершенном восторге от переживаемого опыта, а потом слегка шевелю руками в надежде на какую-нибудь реакцию со стороны ребенка. Ноль внимания.

Меня начинает мучить сомнение: все дети такие или с этим одним что-то не в порядке?

Но тут в голову приходит другая мысль – а может, этот ребенок вовсе не скучный и не противный, а со мной что-то не в порядке? Джули при одном упоминании о детях расплывается как масло по сковородке, а я тут сижу с настоящим живым ребенком и не могу выжать из себя ничего, даже отдаленно напоминающего положительные эмоции. К чертовой матери. Я знала, что не создана для этого. Я знала. Возможно, у некоторых людей полностью отсутствует материнский инстинкт? Я чувствую, что на глаза наворачиваются слезы.

Кажется, я сейчас буду реветь. Опять. Я шепчу Джули, что меня снова подташнивает, и практически кидаю ребенка ей на руки. Делаю вид, что иду в ванную, и отыскиваю Эндрю в мужской компании, разговаривающего с папашками и жующего печенье. Дрожащим голосом я ставлю его в известность, что мне надо уехать отсюда прямо сейчас.

Когда мы добираемся до машины, я уже реву в три ручья. Опять.

– Ну, теперь-то что случилось? – спрашивает Эндрю.

– Ты был неправ, – говорю я, всхлипывая. – Я к этому не готова. Я буду самой худшей матерью за всю историю человечества.

Похоже, что в этот раз Эндрю не уверен, что сможет справиться с ситуацией.

– Почему ты так думаешь? – спрашивает он.

– Потому что у меня нет никакого материнского инстинкта. – Всхлип. – Я две минуты сидела с новорожденным младенцем на руках – две минуты! – и все, о чем я могла думать, – это скорее бы его у меня забрали. Я же беременная, мне полагается любить детей, а они меня вообще не трогают. – Пауза, всхлип. – То есть не только не трогают – они мне отвратительны. Это какая-то патология. – Двойной всхлип. – Я, наверное, слишком эгоистичная. Я не хочу носить эту идиотскую одежду с карманами для сисек. Я хочу носить свою одежду. Я люблю свою одежду. Я не хочу ходить с короткой стрижкой, и я не хочу, чтобы у меня были такие жуткие соски... – Я понимаю, что он не видел Не Такую Как Я и понятия не имеет, о чем идет речь, но остановиться уже не могу. – Это был какой-то ужас. Если бы ты их видел, ты бы тоже не захотел, чтобы у меня такие выросли.

Эндрю громко вздыхает, и я вижу, что ему скоро надоест мне потакать.

– Лара, милая, когда это будет наш ребенок, ты его полюбишь.

Я мотаю головой.

– Нет. Я не смогу. – Следующий всхлип выходит намного громче и драматичнее, чем я планировала. – Есть женщины, которые созданы для материнства, и я к ним определенно не отношусь.

Эндрю не отвечает, делая вид, что озабочен только тем, чтобы выехать со двора, не задев железных ворот.

– Я не хочу быть беременной, – говорю я.

– Ерунду говоришь.

– Нет, не ерунду. Не хочу. Не хочу быть беременной, не хочу ребенка. – Очень громкий всхлип, который, впрочем, не дает мне ничего, кроме появляющегося у него в глазах чувства отвращения.

– Понятно, – говорит он. – Значит, ты действительно слишком эгоистичная.

Все. Допрыгалась. Этого я и заслуживала. Мы едем домой, не говоря ни слова, я продолжаю хлюпать носом и тереть глаза, чтобы он хотя бы не забывал, что я тут.

Кстати, чтобы вы не думали, что я полная сука: я знаю, что неправа. Я знаю, что должна быть благодарна, что забеременела так быстро, да и вообще забеременела, и что миллионы людей все бы за это отдали. Знаю. И если вы – из этих миллионов, приношу свои извинения. Серьезно. Но я ненавижу то, во что я превратилась из-за этой беременности. Я с трудом себя узнаю. Я стала плаксивой и неуверенной в себе, и – вот оно, главное, – я чувствую, что стала совершенно неуправляемой. А я к такому не привыкла, и, наверное, это досаждает больше всего. Я составляю списки, я организую дела, я считаю калории и держусь определенного порядка в каждом аспекте своей жизни, я делаю все для того, чтобы держать ситуацию под контролем, а теперь из-за этого ребенка все мои расчеты и подсчеты, вся моя организованность и режим, все, чем я привыкла оперировать, больше не работает, и я не знаю, что с этим делать, кроме как злиться и грызть мужа.

Итак, вот мое решение. Больше я этого терпеть не намерена. Я буду бороться с этой дрянью до смерти. Готовьтесь, люди, Всемирная Федерация Борьбы представляет Бой Столетия. В одном углу – Непобедимая Зануда, Демон Женского Упрямства. В другом углу, извините, – Мать Природа, и посмотрим, чем это кончится.

Я, Лара Стоун, настоящим объявляю о своей независимости и признаю самоочевидными следующие истины:

Я не собираюсь выглядеть, как та беременная на вечеринке.