Читать книгу "Завтрак палача - Андрей Бинев"

Так что старый мрачный таможенник, папаша синьора Контино, матерая хищная крыса, и был тем обязательным связующим звеном цепи, которая во все времена скрепляет сильных и слабых, пожирателей и еду. Да ведь, кроме этой цепи, в природе, по существу, ничего больше нет.

Попробуйте теперь скажите, что взяточники, казнокрады и солидное чиновное ворье не нужны природе! Они — незаменимая часть нашего зоологического вида. Жидкая смазка всех наших живых шестеренок, гарантия того, что природный механизм не заржавеет и не остановится когда-нибудь в растерянности. Они — несущая стена в большом доме человеческой истории, главный кирпичик в обмене веществ человечества, его незыблемая материальная основа.

Папаша Контино ни разу не отступил от своего правила, потому что считал его столь же святым для себя, как для других — Библия или Коран. Это обучило жить и богатеть самого удачливого из его детей — Джузеппе, ставшего впоследствии уважаемым Доном Пепе.

У нас в Сан-Паулу один строитель почти по тому же поводу как-то выразился очень точно. Вот что он сказал на празднике святого Иакова, брата господнего:

— Есть архитекторы, а есть строители. Архитекторы рисуют идеальные проекты и хотят, чтобы строители сооружали здания, не отступая ни на шаг. Но строители всегда видят, что большинство проектов содержат больше иллюзий, нежели трезвого расчета. Они вносят свои коррективы, тихо, молча, но непреклонно. Здание получается. Внешне оно чаще всего не отличается от того, что задумал мечтатель-архитектор, но внутренне это подчас совсем другая конструкция. Она выстоит, потому что ее делал человек с трезвой и расчетливой головой. А вот если бы он дал слабину перед истерикой амбициозного архитектора, здание бы рассыпалось, возможно, уже через год, да еще похоронило бы под руинами жильцов или других невинных обитателей. Так кто умнее, я вас спрашиваю? Теоретик или практик?

Вот как он сказал. На самом деле за столом вышел спор о том, правильно ли взимать плату за ночлег и питание с паломников, которые еще со Средневековья устремлялись в Испании по дороге святого Иакова к городу Сантьяго-де-Компостела, чтобы почтить его святые мощи. Это ведь христианская Мекка, третья по значению святыня католицизма после Иерусалима и Рима. Кто только туда не шел начиная с десятого века! Короли, цари, герцоги, папы… и толпы нищего народа. Все перлись за индульгенцией, позволенной папой римским Каликстом Вторым еще в двенадцатом столетии. Даже рыцарский орден учредили, чтобы уберечь паломников от разбоя по длинной и мучительной дороге. Уже в наши дни там побывал великий бразильянец Пауло Коэльо. Люблю его книги! В них, может, и нет правды жизни, которая близка мне, зато есть верная дорога к ней, как к мощам святого Иакова.

На паломническом пути десятки монастырей зарабатывали почти тысячу лет бешеные деньжищи на ночлеге и пропитании для тех, кто шел за индульгенцией, за верой, за истиной или просто из дурацкого любопытства. А может быть, как овцы в стаде за вожаком? За каким-нибудь хитрым, толерантным бараном.

Кто позволял это делать монастырям? Кто брал с них за это посредническую долю или прятал в складках сутаны взятки за высочайшее разрешение? Кто жертвовал во имя запретных, грязных мирских благ святой девственностью божественной веры?

Никогда не поверю, что все это делалось даром, от чистого христианского сердца. Никому не нужно дармовое добро, оно не ценится, как найденная в пыли монета: как досталась — так и ушла. Ценится лишь то, за что заплачено кровью, слезами или, если хотите, чистым золотом, а значит, все теми же кровью и слезами.

Разве это не коррупция? Да еще на мощах брата господня! А что было бы, если бы монастыри разорились или, скажем, отказали в помощи паломникам? Дорога бы обмелела, как иссохшая в засуху речка. Все бы забыли о мощах, и некому уже было бы жить ради великой иллюзии их могущества, и даже более того — величия христианской веры. Без грез не бывает веры, как без веры не бывает грез. Остается только мучительная, пыльная дорога с разбойниками и чумой. Вот что значит коррупция в разумных, природных пределах необходимого. Об этом и говорил тогда строитель, а не просто о своем ремесле. Потому что он не теоретик, а практик. Я-то знаю, сколько он наворовал на каждом объекте и с кем делился! Внешне все вроде красиво, все, как утвердили, а начинка — своя. Природная, можно сказать, начинка.

Вряд ли об этом думали синьор Джузеппе Контино и его суровый папаша, но поступали всю жизнь именно так, как монастыри на паломнической дороге. Они тоже давали веру в то, что все сбудется у простых людей, достаточно заплатить за дорогу, кров и еду. Пусть это были чаще всего пустые грезы доверчивых и несчастных, но ведь с ними легче прийти к развязке, чем без них. Душе спокойней, да и телу кое-что перепадает.

Первые шаги к славе Джузеппе сделал, возглавив шайку малолетних воров и угонщиков. Вторым шагом стало сколачивание банды из подросших воришек и трудный договор с неаполитанской каморрой о соблюдении их прав на территорию и бизнес. У прокуроров и полиции это называется юрисдикцией. Или как-то так.

Джузеппе добился разрешения на собственную семью, хоть и не влившуюся сразу в каморру, но и не противопоставленную ей. За ним закрепили право на «налоги» с мелкого бизнеса. То есть бизнес платил официальные налоги правительству и мэрии, а мафиозной семье Джузеппе отделял семь процентов от прибыли.

Самым сложным стало считать как раз прибыли, потому что многие торговцы заручались поддержкой других семей, и те предоставляли им негласные льготы. Очень часто это становилось поводом для войн между семьями. Такие войны могли длиться долго, а могли быть и скоротечными. Но всегда — кровавыми.

Среди членов банды Джузеппе не было образованных людей, и он стал вербовать в помощники бухгалтеров, экономистов и юристов, которые должны были считать прибыли торговцев и выводить их на чистую воду. Четверых своих друзей он отправил учиться в колледжи и в университет в Риме, чтобы в дальнейшем они смогли взять на себя всю эту бумажную и казуистическую работенку. Он понимал, что рано или поздно посторонние консультанты будут перекуплены конкурентами и обман продолжится.

Сам он платил каморре пять процентов от сборов. Таким образом, ему оставалось лишь два процента. Этого было явно недостаточно. Так считал и его престарелый отец, а он знал цену каждому проценту.

Однажды один из его недоброжелателей, входящих в каморру, натравил на него шайку хулиганов. Джузеппе подстерегли и здорово избили. Одну почку даже пришлось у него отнять, иначе мог начаться сепсис — она стала загнивать, так как была отбита и совершенно перестала функционировать. Резко подскочила температура, в крови нашли опасное подтверждение разрастающемуся воспалительному процессу. Но хватились очень вовремя.

Недоброжелателя, подославшего громил к дому Джузеппе, звали Доном Альберто. Его семья не была самой сильной в каморре, зато он получал от общей доли три процента, а это немало, потому что в эту общую долю вкладывал свои пять процентов и Джузеппе.

Однажды Люсия Асконти, темпераментная любовница Дона Альберто, которой он изменил с француженкой Нелли Роже, пришла к Джузеппе в больницу незадолго до выписки и принесла длинный список полицейских, прокуроров, судей и журналистов, что состояли на содержании у семейного клана Дона Альберто. Там были конкретные дела, прошедшие через их грязные лапы, и даже точные суммы выплат. Кроме того, и это было главным, Дон Альберто через этих людей выдавал правосудию мешающих ему других членов каморры. Он к тому же скрывал от совета каморры свои истинные доходы.