Читать книгу "Мужчины любят грешниц - Инна Бачинская"

День перевалил за середину, и начал накрапывать мелкий шуршащий, по-осеннему надоедливый дождь. Лето кончилось, здесь это чувствовалось с особой безысходностью.

Я шагал рядом с мужем Лиски, испытывая чувство нереальности, повторяя мысленно, что она ходила по этой улице… не ходила, а летала стремительно, пинала ногой калитку, мчалась по дорожке к дому, а из-под крыши виднелось почерневшее деревянное кружево с откушенными временем зубцами…

Андрей вдруг остановился, взглянул на меня. Мы стояли перед покосившимся забором, за которым был заросший сорняками двор. В центре его возвышался здоровенный, как баобаб, пышный репейник с пожухлыми листьями и торчащими колючими коробочками засохших цветов. Дом в глубине светил подслеповатыми кривыми оконцами, облупившееся крыльцо покосилось, а дверь осела. Здесь давно никто не жил.

Парень толкнул калитку. Крыльцо под нашими ногами издало жалобный скрип – не скрип, а стон. Это была жалоба брошенного и обветшалого человеческого пристанища. Андрей достал ключ откуда-то сверху, из щели над притолокой, и с усилием открыл дверь – для этого ему пришлось приналечь плечом.

Холодом и тленом дохнуло изнутри. Миновав сени, заваленные каким-то хламом, мы вошли в комнату – он назвал ее «залой». Пестрые тряпичные половики на полу, засохшие цветы на подоконнике, стылый зимний холод из углов. Старинный буфет, тусклые стекла, за ними – небогатая посуда. Безнадежность, беспросветность, бедность…

Это место в моем восприятии никак не вязалось с Лиской, что-то было в нем старушечье, убогое, уходящее. Я не чувствовал ее здесь – где бы ни витал сейчас ее неугомонный дух, тут его не было однозначно.

– Вот ее комната. – Андрей отворил вторую дверь.

Я вошел, он остался. Он словно уступал мне дорогу, решив, что прав у меня побольше. Диван-кровать под клетчатым пледом, ситцевая желтая штора на окне, книжные полки. Я подошел к полкам, чувствуя комок в горле. Вытащил первую попавшуюся книжку, присел на край дивана. Это был роман братьев Стругацких «Поиск предназначения, или Двадцать седьмая теорема этики», научная фантастика. Я его не читал, я вообще далек от всякой фантастики, даже научной. Вспомнил, как Лиска доставала меня пришельцами и тарелками. Я раскрыл книгу и пробежал глазами первые строчки.

Альбом на маленьком журнальном столике, плюшевый, с медвежонком на обложке. Каменно-тяжелый и влажный – отсырел в брошенном доме. На первой странице фотографии, черно-белые: голенький младенец с ямочками на попке лежит на животе, повернув голову к зрителю, улыбается беззубым ртом. У нас дома тоже есть такие – мои и Казимира.

Девочка лет трех-четырех, с кривыми ножками, в сарафанчике, с игрушечным ведерком, улыбается: круглые глаза, вьющиеся кудряшки, большой бант на макушке. Похожа на себя, на Лиску, которую я знал.

Я вдруг с болью осознал, что мне ничего не известно о ее детстве, друзьях, школе… у нас просто не было времени… нам просто не хватило времени. Мы были счастливы настоящим, мы не натешились настоящим, для нас так и не наступило время консервов-воспоминаний для долгих зимних вечеров, когда сидишь, обнявшись, перед экраном, смотришь вполглаза… что угодно и говоришь: «Помню, как однажды…» У нас было слишком его мало, этого времени.

Выпускной вечер, стайка девочек в ярких платьях – радость в глазах, ожидание – вся жизнь впереди. Лиска и собака, большая, белая с рыжими пятнами. Лиска треплет холку собаки, зверь улыбается, пасть широко раскрыта. Лиска на крыльце дома; Лиска с женщиной, миловидной, рано поблекшей, – стоят обнявшись. Мама… Дядя Паша, друг семьи, с молотком в руке и тремя гвоздями во рту – занят, брови торчком, серьезен, суров, что-то починяет.

Я совершенно забыл о своем провожатом в другой комнате. Он замер, сидел там тихо как мышь. И я вдруг почувствовал некую родственную связь между нами, несмотря на его простоту, неумение общаться и амбалистую внешность, в нем чувствовалось что-то родное и этому дому, и этому застывшему во времени городку – он здесь свой, привязан намертво, потому и не смог оторваться от земли и взлететь. Я был благодарен ему за то, что он именно такой, а не разухабистый нахальный малый, от которого несет табаком и перегаром.

Он сидел на краешке стула и поднялся мне навстречу, когда я вышел из спальни. В руках я держал книгу и альбом – мои трофеи.

– Вы не против, Андрей, я хочу взять это себе, – сказал я.

– Конечно! – с готовностью отозвался он. И добавил, помолчав: – Мы дружили с первого класса, никто не понимал…

Он запнулся, но я сообразил, что он хотел сказать. Никто не понимал, что связывало их – блестящую Лиску и этого увальня, что такое она в нем рассмотрела. И до конца жизни он не забудет, что из всех мальчиков школы она выбрала именно его, равно как и я не забуду, что она выбрала именно меня. Лиска – стремительная как ласточка, гибкая как росчерк пера, бьющая крыльями, готовая взлететь…

– Мы хотели уехать… Я тогда не пришел на остановку, батя засек уже на улице и запер в сарае. И выпустил только вечером… Я разбил пальцы, хотел выбраться, колотился об стены, и все время видел, как она ждет меня… сидит и ждет…

Он вдруг заплакал, громко всхлипывая, давясь, проталкивая жесткие комки в горле. Как маленький обиженный мальчик, и уже ничего нельзя было исправить…

Он попытался сунуть мне ключ от дома, простодушно решив, что я теперь наследник и, видимо, для того и приехал.

Мы все-таки посидели в небогатом пустом, тускло освещенном ресторанчике, распили бутылку водки, помянули Лиску. От алкоголя притупляется боль, становится менее резкой, мысли теряют четкость и усмиряется тоска. Я обращался к нему на «ты», он говорил мне «Артем Юрьевич».

– У тебя есть семья? – спросил я. – С кем ты живешь?

– С родителями, – ответил он.

– Как же вы не развелись?

Он покраснел и прошептал:

– Я написал заявление, что утерял паспорт, никто и не знал. Батя прибил бы меня…

– А почему не женишься?

– Я женился три года назад, – ответил недоросль почти шепотом, наклоняясь ко мне.

– Жена местная?

– Да… – ответил он неуверенно и добавил не сразу: – Она уехала в город еще весной.

Я едва сдержал ухмылку – надеюсь, он ничего не заметил. Судьба, против которой не попрешь. Карма. Предназначение, которое не нужно искать: быть вечным генеральным директором предприятия «Арсенал», производящего джемы, повидло и цукаты, а твои женщины будут все время сбегать в город.

– У меня есть сын, – сказал он с гордостью. – Тоже Андрей. Полтора года.

Мы выпили за его сына, и я спросил:

– Смена растет?

– Не дай бог! – вырвалось у мальчика Лиски…

Глава 15

Ночь в пустом доме

Я проводил его домой, он не привык к алкоголю, и я побоялся отпускать его одного. Он жил в большом двухэтажном частном доме, окна его приветливо светились. Андрей долго возился с запором калитки, и мне показалось, что ему не хочется идти домой – он стал словно меньше ростом. И я подумал, что Лиска была самым ярким событием в его жизни и ничего ярче у него уже не будет, а будут оставшийся в прошлом веке Зареченск, строгий батя и предприятие «Арсенал» – гирей, привязанной к ноге.