Читать книгу "Любить не обязательно - Ирен Беллоу"

Адам предал ее. Может, напрямую он ей не лгал, но солгал умолчанием. Адам больно ранил ее, но любовь в сердце по-прежнему жива. И она защитит любимого — с тем большим самозабвением, что опасность исходила от ее кровного родственника. Как ни нелепо это звучало, но Жюли ощущала на себе бремя ответственности.

— Вам это не принесет пользы.

Генерал медленно повернул голову и буквально пригвоздил ее к месту взглядом. Сдерживая дрожь, Жюли воинственно выставила вперед подбородок.

— Но почему вы так уверены, мадам?

— Потому что у моего мужа есть то, что вам необходимо. Но, оказавшись в камере, он вряд ли преисполнится желания услужить вам.

Губы коменданта сложились в омерзительную улыбку.

— Вы удивитесь, мадам, узнав, на что соглашаются люди, очутившись в камере.

— Не сомневаюсь. И все-таки оружия вы не получите. — Голос Жюли звучал ровно и твердо. — Мы не возим его в чемодане.

Ощущая себя неуютно под неотрывным взглядом золотистых глаз, Муромский поднялся и отошел к окну. Самоуверенные женщины всегда ставили его в тупик. И женщины вообще.

Воспоминание о том, как Ирина Головина угрозами и шантажом заставляла его устроить побег Алексею, снова ожило в памяти. Даже спустя тридцать лет он отчетливо помнил одухотворенную, нездешнюю красоту и решительный, стальной характер женщины. Генерал вытер вспотевший лоб.

— Вы останетесь здесь в качестве моих гостей, — объявил он, разворачиваясь к посетителям. — Мы поговорим с вами подробнее, и я приму решение. — При взгляде на молодую женщину по спине у него пробежал холодок. Комендант демонстративно отвесил преувеличенно церемонный поклон. — Это вас удовлетворит, мадам?

— Более чем, генерал, благодарю вас. — Жюли встала и, кивнув, направилась к двери.

— Наумов! — Хриплый голос прозвучал, словно удар хлыста. — Проводите наших гостей в лазурные апартаменты на втором этаже и позаботьтесь о том, чтобы супруги де Карт ни в чем не испытывали недостатка.

Возникший в дверях лейтенант отдал честь.

— И еще, — губы снова изогнулись в гнусной ухмылке, — обеспечьте нашим гостям должную защиту. Речь идет о гражданах нейтрального государства, и я не хочу международного конфликта.

— Ваши чувства делают вам честь, — проговорил Адам с легким поклоном.

Покои отвечали своему названию. Кресла и диваны были обтянуты бархатом цвета августовского неба. Шторы повторяли оттенок обивки. Прихотливый узор ковра воспроизводил тона моря и песка. Обои заменял льдисто-голубой китайский шелк, расшитый золотом.

— Нам надо поговорить, Жюли.

— Ты думаешь? — Первое ощущение обиды ушло, осталась зияющая рана. — А раньше у нас не было этой возможности? — Ярость вскипела в груди так внезапно, что у Жюли закружилась голова. Резко рванув за ленты, она отшвырнула на диван шляпку, а вслед за ней и перчатки. — Как давно ты знаешь о том, что намеченная жертва — мой дядя?

— С самого начала. Ференц все рассказал мне.

При упоминании о Ференце Батьяни Жюли стиснула пальцы и отвернулась. От взгляда Адама это не укрылось. Ревность привычно резанула по сердцу: похоже, еще немного — и он возненавидит собственного брата, которого обожал всю жизнь!

— Помню. — Жюли и в самом деле помнила каждое слово, хотя день тот терялся в дымке горько-сладкой меланхолии первой, безнадежной любви. — А я думала, Ференц упомянул только о моей национальности… Выходит, он манипулировал мною точно так же, как и ты.

— Я об этом не жалею. Если бы ты знала правду, ты бы со мной не поехала. И мы бы не стали любовниками. — Адам стиснул кулаки.

— А теперь мы любовники, и нас разделяет ложь. — Она поежилась, словно от порыва холодного ветра.

— Жюли… — Адам потянулся к ее плечу. В голосе его звучала неизбывная грусть, прикосновение заключало в себе нежность и ласку. — Я хотел рассказать тебе, но…

— Но что? — Жюли резко обернулась. — Ты решил воспользоваться мною именно потому, что он — мой дядя? Поэтому и взял меня с собой? В качестве заложницы? Приманки? — Она глубоко вздохнула, непрошеные слезы жгли глаза. — Ведь ты слышал, что я говорила в лодке! Борис Муромский предал моего отца. Думаешь, я стала бы осуждать тебя за ненависть к такому человеку?

Жюли решительно высвободилась. Ей хотелось крушить все вокруг, но она не тронулась с места.

— Моя мать просила его содействовать побегу отца из-под стражи. — Жюли глубоко вздохнула. — А первое, что он сделал, — поднял на ноги всю петербургскую полицию. И лично возглавил погоню.

Адам убито молчал. Слова были бессильны. Жюли гордо выпрямилась.

— Тебе незачем опасаться за твои планы, Адам. Я обещала тебе помощь — и обещание сдержу. — Высоко вскинув голову, она вышла из комнаты.

В спальне царила тьма, и поначалу ему показалось, что Жюли уже спит. Когда глаза его привыкли к темноте, Адам увидел, что она стоит у окна, прижавшись лбом к стеклу.

Вот до чего дошло, горестно думал он. Никто лучше него не знает, сколько в ней мягкости, доброты, и, однако, сейчас, когда она так нужна ему, Жюли стала чужой. Ни взгляда. Ни слова.

— Жюли.

Она с трудом поборола желание броситься к нему, поэтому голос прозвучал резко:

— Что такое?

Адам собрался с духом:

— Я пришел просить прощения. Я знаю, у тебя есть немало причин отвергнуть мои оправдания, но я все равно умоляю простить меня.

Жюли ощущала боль его сердца так же отчетливо, как физические муки. Поскольку защититься от этой боли недостало сил и поскольку в ее душе тоже жила любовь, Жюли кивнула:

— Я прощаю тебя, Адам.

— Так просто?! — изумился он. — Я не заслуживаю этого.

— Мы не всегда получаем то, что заслуживаем. — Плечи ее дрогнули. — Иногда получаем больше. Или меньше.

— Жюли… — Мечтая прикоснуться к ней хотя бы еще один только раз, Адам шагнул вперед.

Она метнулась ему навстречу, но на расстоянии вытянутой руки резко остановилась. Он сочтет ее кокеткой? Глупышкой, которая сама не знает, чего хочет? Нет, подумала Жюли. Адам все поймет правильно. И порывисто бросившись вперед, обвила руками его шею.

Он закусил губу, подавляя стон, в котором слились блаженство и облегчение. Жюли прижалась щекой к его щеке.

— Я хотела наказать тебя. Но поняла, что наказываю и себя тоже.

— Так ты действительно меня простила? Или позволишь мне остаться из жалости? — Адам затаил дыхание в ожидании ответа.

— Я испытываю к тебе целую гамму чувств, но жалость никогда в нее не входила. Никогда!

Глаза ее потемнели в предвкушении его ласк, губы приоткрылись в ожидании поцелуев.

— Жюли, я… — Признание, сбереженное в тайниках сердца, едва не прозвучало. — Ты нужна мне.