Читать книгу "Суламифь и царица Савская. Любовь царя Соломона - Валерия Карих"

– У меня в темнице сидит человек по имени Эвимелех. Так вот он поведал мне о вашем, – Соломон поморщился, – братстве. Теперь я знаю, где искать твоих сообщников и что им сказать. Но вот что делать с юношей? Как ты думаешь, Ницан?

– Прости, царь, еще раз! Но Эвимелех не мог предать меня, даже сомнений в этом быть не может. Тем более что те сведения, которые ты пытаешься вытянуть из меня, ему неизвестны. Но клянусь, что с этим пастухом я не виделся уже много лет, а потому он не посвящен в мои дела. Он горяч и будет готов отдать жизнь за то, что считает справедливым. Однако к моему призванию он не имеет никакого отношения.

– Тем не менее вы провели вместе целый день, и я имею повод объявить вас в преступном сговоре. Скажем, ты, Ницан, своими рьяными и усердными проповедями покорил себе разум неопытного юноши. Поэтому подумай. Ты можешь выручить Эвимелеха. Я забуду о том, что его обвиняют в убийстве сыновей Ноаха и выпущу на свободу. А ты поведаешь мне о своих секретах.

– Ты напрасно стараешься, государь. Повторюсь, что Эвимелех почти ничего не знает о нашем братстве. Поэтому защищать его от мнимого сообщничества со мной – это значит намеренно оклеветать его, чтобы потом защитить от заведомой лжи. Согласись, это не очень-то чистоплотно…

– Что же мне делать с тобой, Ницан?

– Отпусти меня, царь! Я уже говорил, что не питаю к тебе личной ненависти! Я восхищаюсь твоими способностями: поистине бог щедро наградил тебя! Но и молчаливо пособничать разрушительному влиянию твоей пагубной склонности поощрять иные верования, отклоняющие идеалы единобожия, которое помогает объединять народ под эгидой единого сильного государства, – я не буду!

Соломон встал, прошелся по комнате, серьезно обдумывая свое решение. Он хотел бы видеть среди своих вельмож и чиновников людей, равных по силе духа и ума этому человеку. И он мог бы приблизить его к себе. Но слишком уж громко заявил о себе сонм пророков. Приближенные Соломона, иностранные дипломаты, на чью поддержку он сейчас опирался, могли выразить явное недовольство возникшей вдруг оппозицией – единомышленники Ницана на государственном языке представляли собой именно оппозицию существующему миропорядку. Этого допускать было нельзя, не в нынешнее время, когда обремененные налогами представители некоторых древних еврейских родов медленно, но методично, из года в год расшатывали равновесие в государстве.

– Что ж! Будь по-твоему! – вдруг резко сказал Соломон – и вышел вон.

Глава 23. Шломо

Прошла неделя, прежде чем Суламифь дождалась человека, пообещавшего разузнать и сообщить об Эвимелехе хоть что-нибудь.

Она по-прежнему встречалась с Нейхеми, но говорить об Эвимелехе с ней не хотела: женщина непременно начинала чернить пастуха и уговаривать Суламифь поскорее выйти замуж и забыть былое и пустое увлечение безродным юношей, не сулящим обоим ничего хорошего.

Постепенно в своих разговорах Нейхеми все чаще стала упоминать имя Нирита, младшего сына Ноаха. А что, замечала она, завидный жених – наследник, талантливый продолжатель дела своего отца. Она словно бы не понимала, как неприятны для Суламифь подобные речи. Да и слыханное ли это дело – предлагать в мужья человека, который, быть может, содействовал тому, что Эвимелех погибал (или уже погиб?) в Соломоновых подземельях!

Поэтому, когда человек, пообещавший добыть сведения об Эвимелехе, неожиданно появился на дороге, спускающейся к виноградникам, Суламифь одновременно и испугалась, и обрадовалась. Она не побежала ему навстречу, а терпеливо и томительно дожидалась, когда он сам подойдет к ней.

– Здравствуй, добрый человек! – поприветствовала она незнакомца. – Благодарю, что ты не забыл меня.

– Здравствуй, прелестная Суламифь! Сегодня ты еще прекраснее, чем во время нашей первой встречи, – заметил человек, пристально разглядывая Суламифь из-под густых и длинных темных бровей. Сегодня незнакомец явно приготовился к встрече. На нем был новый халат и отделанный недорогим поделочным камнем пояс. Из недр своих рукавов он достал нитку стеклянных бус, заигравших на солнце, как цветные камешки в быстром ручье. – Прими от меня этот дар в знак нашей дружбы, – и, не дожидаясь ответа застывшей от изумления Суламифь, мужчина надел на ее шею бусы.

Чтобы не дать ей опомниться, он сразу принялся много говорить. Он поведал ей о том, как и чем живет сегодня Иерусалим, какие слухи ходят по его улицам. Рассказал о том, что видел человека, который заверил его, что казни Эвимелеха еще не было, хотя обвинение в убийстве с него также еще не снято, и что государь почему-то медлит с решением относительно судьбы Эвимелеха. Но что юноша еще жив – несомненно.

Услышав последние слова, Суламифь, не помня себя от радости, кинулась обнимать щедрого незнакомца.

– Как зовут тебя, человек, принесший мне благостную весть?

– Называй меня Шломо, Суламифь. Верь мне, я не обижу тебя, – пообещал Соломон. Целых семь дней готовился он к встрече. Решал неотложные дела, раздумывал о своих дальнейших шагах. Он был доволен тем, как повернулись обстоятельства. Он искал доверия Суламифь и нашел его. Ему хотелось завоевать ее постепенно, постигая суть ее натуры и поступков. Ему хотелось, чтобы и его полюбили так же, как и этого безродного Эвимелеха, – горячо и беззаветно. А для этого надо было постараться – стереть память о пастухе в сердце этой девушки. А потом, когда она позволит себе поддаться обаянию Шломо, он доведет ее до крайней степени покорности. Она будет умолять его о том, чтобы он взял ее. А он… Он, конечно же, исполнит желание любимой…

Шломо старался вести себя с Суламифь как старший брат. Подавляя весьма противоречивые и смешанные чувства, он выслушивал излияния Суламифь, касающиеся ее представлений о будущем – о будущем Суламифь и Эвимелеха. Он вникал в ход ее мыслей, делал важные замечания, как нельзя кстати уместные в том или ином повороте разговора. Она перестала бояться его и открыто глядела в черные глаза Шломо, принимала недорогие, по его словам, подарки, советовалась с ним по поводу тех или иных мыслей, пришедших в голову в его отсутствие.

Так продолжалось целый месяц. Целый месяц Шломо приносил ей вести том, что Эвимелех томится в тюрьме, что делом его вот-вот займется судья – и, без сомнения, все закончится благополучно.

Постепенно мысли о веселом и верном Шломо стали вытеснять заботы о судьбе Эвимелеха. Суламифь забылась. Словно завороженная, глядела она в бездонные глаза своего собеседника, любовалась белоснежными зубами, ловко очищающими для нее гранат или апельсин. Любовалась сильными жилистыми руками, необыкновенно нежными и белыми – таких она еще не видела у знакомых мужчин.

Однажды, утомленная необычайно знойным днем и женскими недомоганиями, которые недавно ознаменовали новую пору в ее девичьей жизни, Суламифь без чувств упала в объятия Шломо. Очнувшись, она увидела такую нежность в его глазах, почувствовала такую притягательную силу его рук, что была поражена своим открытием. Оказывается не Эвимелех, а Шломо теперь всецело владел ее существом.