Читать книгу "Баблия. Книга о бабле и Боге - Александр Староверов"

Даже правосудие для всех было разным. Исследования местных ученых позволили выяснить, что на миниумов действуют только физические наказания. Поэтому их пороли. За мелкие нарушения, типа две сплошные или неуплата налогов, полагалось от двух до сорока ударов палкой по жопе. За убийство – публичное отрывание яиц с последующим расстрелом. В промежутке – различные сроки каторги. Местное быдло крепко держали в ежовых рукавицах. Среднеклассиков не били. Основными видами принуждения являлись штрафы, различные сроки нерукожата, конфискация имущества и низвержение в миниумы. Нерукожат хоть и давали за мелкие преступления, но наказанием это было страшным. Работу не найдешь, соседи не разговаривают, друзья отворачиваются. Остается только пахать на нескольких черных работах, чтобы окончательно не рухнуть в миниумы. Пробабленную элиту наказывали исключительно штрафами. Либеркиберийские социоматематики блестяще доказали теорему Сингулярности Правосудия. Теорема звучала так: «ПРИ ПРЕВЫШЕНИИ ПОРОГОВОГО ЗНАЧЕНИЯ БАБЛА У ИНДИВИДУУМА ПРАВОСУДИЕ СЖИМАЕТСЯ В ТОЧКУ СИНГУЛЯРНОСТИ И СТАНОВИТСЯ НЕВОЗМОЖНЫМ В ПРИНЦИПЕ. ВОЗМОЖЕН ТОЛЬКО ОТКУП». За доказанное убийство без отягчающих элита наказывалась на полбабла. Если оставшееся количество денег превышало пороговое значение, пробабленные продолжали жить своей обычной сладкой жизнью. Зато, если денег не хватало, они тут же опускались в среднеклассики. Там им сразу впендюривали пару лет нерукожата и громадный штраф. Было несколько случаев, когда бывшие пробабленные скатывались аж до самых миниумов и их пороли на центральной площади города. Такие перфомансы очень любило транслировать в прямом эфире местное телевидение. Низшие классы это зрелище вдохновляло и доказывало, что справедливость существует, а пробабленных заставляло задуматься о том, что зарываться все же не стоит. Как ни странно, система работала. Все чего-то боялись, все к чему-то стремились. Поэтому вели себя более-менее прилично. Намного приличнее, чем в известных Алику земных условиях.

Главным событием в жизни либеркиберийцев был выпускной экзамен в школе. Он же экзамен на аттестат гражданской зрелости. Сдавать приходилось Литературу, Историю, Математику, нечто вроде IQ-теста и практическую Толерантность. Последний экзамен был самый экстремальный. Типичный билет содержал задания вроде: поцеловать пидораса в губы, искупаться в бассейне с явно ссущими туда неграми, приласкать инвалида и так далее. По результатам экзаменов либеркибериец получал право голосовать, поступал или не поступал в университет и определялся либо в миниумы, либо в среднеклассики. В элиту сразу после школы не попадал никто. Если баллов до среднеклассиков не хватало, родители выпускника могли заплатить огромную сумму налога на тупость, и чадо все-таки включали в заветную категорию. Этим как бы подчеркивалась архиважная роль денег в общественной жизни. Понятно, что дети пробабленных миниумами почти не становились, а в среде среднеклассиков со временем укоренилась устойчивая идиома – отложить деньги на тупость. Избирательное право после экзамена обретали все. Но у каждого имелся свой поправочный коэффициент. У миниумов не могло быть больше одной десятой голоса. Среднеклассики имели на каждого примерно по одному полноценному голосу (до трех голосов максимум). Потолок голосов пробабленной элиты ограничивался сотней на человека. Антуан, например, имел 0,8 голоса. Если бы он владел недвижимостью и был женат, стало бы 0,9. Каждый несовершеннолетний ребенок прибавлял по одной десятой голоса. А каждая сотня тысяч баблайков на счету – по полторы десятых. Баблайками местные деньги назывались благодаря круто развившимся интернет-технологиям и становому закону местной жизни: НРАВИТСЯ – ПЛАТИ. Так что когда в здешнем Facebook ставили лайк, это означало не просто знак симпатии, это означало реальные бабки. Голосовали, кстати, тоже баблайками. Лозунг всех без исключения избирательных кампаний звучал так: «Думай головой, решай сердцем, голосуй баблайком». Это снова подчеркивало важнейшее место баблайков в жизни людей. Демократия в Либеркиберии процветала. Раз в три года выбирался Верховный Манагер и сто формуляторов в странное подобие парламента. Формуляторы не голосовали за законы, а формулировали их. Голосовали избиратели по Интернету, и, конечно же, баблайками. Коррупция в высших эшелонах власти не наблюдалась. И Верховный Манагер и формуляторы были очень богатыми людьми. Причем на совершенно законных основаниях. Избиратели голосовали баблайками прямо на счета виртуальных кошельков кандидатов. Победитель кампании в качестве бонуса забирал все баблайки поверженных соперников. Таким же образом выбирались власти провинций, судьи и шерифы. Чем больше голосов имел гражданин, тем больше баблайков тратил на различные выборы и голосования. А чтобы гражданин имел много голосов, ему снова нужны были баблайки. Колесо крутилось исправно, белки старались бежать быстро.

Статус человека пересматривался ежегодно в соответствии с вновь открывшимися обстоятельствами (количество детей, собственности, баблайков и т. д.). Раз в десять лет экзамены повторялись. Даже статус миниума не являлся приговором. Тупой, но честный и неагрессивный трудяга лет за десять безупречного поведения и самоотверженной работы говночистом вполне мог заслужить звание старшего говночиста и звание среднеклассика в придачу. Хотя тяжелее всего как раз среднеклассикам и жилось. Давило их с двух сторон. С одной стороны, очень страшно опуститься в миниумы и получать по жопе палкой даже за самые невинные шалости. С другой – очень завистно смотреть на беззаботную жизнь пробабленной элиты. Среднеклассиков подкашивал подпольный алкоголизм, скрытые депрессии и необходимость откладывать деньги на гипотетическую тупость отпрысков, старость и болезни. Многие не выдерживали и почти добровольно уходили в миниумы. Таких называли минидауны и палкой били не сильно. Жалели. У пробабленных имелись свои проблемы. Чтобы элита не застаивалась, существовал закон о росте капитала. Согласно ему, капитал должен расти темпами, значительно превышающими рост экономики. Если не получалось, то в ход шли огромные штрафы. Три-четыре неудачных года – и баблайков на счетах становилось меньше порога пробабленности, тогда добро пожаловать в среднеклассики снова. Ротация в элите была, конечно, меньше, чем в других категориях, но все-таки была. В целом общество выглядело достаточно гармоничным. Никто не голодал, все жили достаточно неплохо. Даже миниумы. Кто хотел работал, кто не хотел, получал палкой по заднице и имел низкий социальный статус. Интеллект ценился, движуха была бодрой. Коррупция низкой, законопослушание высоким, но не чрезмерным, чтобы не убить инициативу. В итоге выходил циничный такой хардкор Рай, умело спекулирующий на несовершенствах человека во имя всеобщего достатка и прогресса.

Алик на секунду закрыл глаза и отчетливо понял, что так оно все здесь и есть. Оставалось выяснить лишь один вопрос.

– Хорошо говоришь, друг, – задумчиво произнес он. – Может пророка из тебя сделать? Будешь глаголом жечь сердца людей.

– Я не хочу… жечь, – заволновался Антуан.

– Да ладно, не ссы, глаголом – не паяльником. За это не сажают. Не напрягайся, пошутил я. Юмор у меня такой… божественный. Скажи-ка мне лучше, как вы меня тут почитаете. Все ли верят? А если не все, то во что верят остальные? Есть ли у вас свобода совести? Про совесть, заметь, не спрашиваю, и так все ясно.