Читать книгу "А я люблю женатого - Каринэ Фолиянц"

Ира обернулась:

– Как ты сказал, Кирилл? Некстати? Ты хоть понимаешь, о чем говоришь?

– Я-то понимаю. Извини, Ирина, употребил не то слово. Но дело не в словах, а в ответственности, которая должна быть подкреплена поступками. Любить – это значит нести ответственность за кого-то. А все эти охи-вздохи… Сама понимаешь, уже не маленькая. А когда чувствуешь ответственность, Ирочка, становишься разумным. Я даже не побоюсь этого слова – расчетливым. Но эта расчетливость не холодная. Эта расчетливость гуманная. Вот именно – гуманная!

Ира села на подоконник.

– Оборвать жизнь – это гуманно?

– Но ведь его еще нет? Ведь он или она еще не родился! А мы? То есть я и ты – взрослые люди. И мы должны осознавать меру ответственности за этот шаг. Ты посмотри – ремонт еще не начат. У меня куча проблем на фирме. На меня сейчас давят вот так! И в этот момент… сюрприз! Ты, видишь ли, беременна! Милая моя, дорогая, хорошая, я тоже люблю детей. Но я ненавижу внезапность. И не поощряю быстрых решений!

Кирилл сел рядом с Ирой.

– Я любил тебя и люблю. Мы знакомы не один день. И казалось бы, должны понимать друг друга с полуслова.

Ира решительно спрыгнула с подоконника, ее теперь тяготила его близость.

– Ты прав. Именно «казалось бы». Но ведь этого понимания нет. Его и не было. Кто-то из великих сказал: «Иллюзии свои мы оплакиваем порой так же горько, как покойников». Это чистая правда. Терять иллюзии тяжело. Но необходимо. Я все поняла. Я ухожу.

Кирилл растерялся:

– Ира, неужели из-за этого? Все наши годы знакомства…

– И пустых обещаний, – перебила она. – Да нет, не только из-за этого. Я вообще хочу уйти.

– В такой момент! – закричал он. – Завтра придет дизайнер, надо решать вопрос с перепланировкой. В конце концов этим кто-то должен заниматься! Я постоянно занят, у меня куча проблем, а тебе на это наплевать!

Ира обернулась в дверях:

– Честно? Да, наплевать! На дизайнера, на эту квартиру, на ремонт. И… прости, даже на все то, что нас когда-то связывало. Не удерживай меня, это бесполезно.

Она шла по городу, украшенному елками и новогодними гирляндами. Но на душе было скверно. Она не любит Кирилла – это понятно. Он всегда относился к ней лишь как к удобной вещи – это она тоже поняла. Ей ужасно нравится Гена – потому что Гена умеет понимать. Гена не эгоист. Гена – ее «половинка».

Но как быть, если она ждет ребенка от Кирилла?

Сидя за кухонным столом, Терещенко опять писал письмо маме, проговривая его вслух:

– Мама дорогая, одна ты у меня, за шо тебе огромное человеческое спасибо – ты родила меня, дурака. Пить я бросил, поняв, что через это все мои несчастья. Меня посещает добрая девушка. И мы поженимся. И вместе приедем к тебе. Только ты, мама, раньше не помри…

Ясное дело, он врал. Не было никакой девушки и рядом стояла бутылка водки, к которой Терещенко старался не прикасаться. По крайней мере, пока писал маме это письмо…

В кухню зашел Гриша.

– О, Гриня! Гармошка-то сгодилась? – обрадовался Серега.

– Сгодилась, – грустно ответил Гриша. – Нина теперь в гору пойдет, ей толстый обещал.

– А то ж плохо разве? В Наклонном зале Дома Союзов петь будет. А то в самом Кремле!

– В Колонном зале, Серега! Она про меня напрочь теперь забудет, хоть и не шибко помнила.

– Гриня, да разве ж тебя можно забыть? – Терещенко обнял друга. – Сидай, выпьем! Прости, мама!

Он придвинул к себе водку. И отложил письмо до лучших времен.

В подсобке кафе Нина рассказывала любимому (то есть портрету любимого):

– Теперь у нас, точно, все будет! И квартира, и машина! И дети! Этот толстый такой могущественный! Вот увидишь, он поможет мне!

Нина достала из-под вороха тряпок копилку, вытащила из выреза платья деньги – весь сегодняшний гонорар, сунула их в копилку. И на радостях поцеловала портрет.

– Ты слышал? Завтра. Завтра все начнется. Осталось совсем немного. Потерпи. И мы будем жить с тобой как настоящие люди!

Витая лестница красивого подъезда в центре города. По ней поднимаются Гриша и Нина.

– Только ты не вмешивайся, – предупредила она. – Я буду сама говорить. Вообще, я не знаю, зачем ты пошел!

– Пожалуйста, я могу и уйти, – обиделся Гриша.

– Э, брось! Уйти! Хитрый какой! Одну меня оставить? Мало ли что! Ты мужчина – или нет?…Хотя, конечно, видно сразу – люди они очень порядочные. Не обманут. Вот эта квартира. С Богом! Звони!

Гриша с силой нажал на кнопку звонка.

Дверь открыл… милиционер.

– К кому? Документы!

Нина опешила:

– Мы… Мы…

– Мы дверью ошиблись, – соврал Гриша, – нам этажом выше надо!

– Документы есть? Понятыми будете! – заявил милиционер.

– Какими понятыми? – дрожащим голосом спросила Нина.

– Обыкновенными. Хозяев здешних сегодня утром взяли. Вчера у них прощальная гастроль была. А сегодня, как в песне поется, «И всю контору скопом замели». Документы у вас есть?

– Вы хотите сказать, что их забрали в тюрьму?… И надолго? – не поверила ушам Нина. – Всех-всех? И большого толстого тоже?

– И большого! И толстого! – улыбнулся веселый милиционер. – Он же главный был, его первым и забрали.

Гриша схватил Нину за руку:

– Мы не можем понятыми, мы торопимся. Нас внизу ждут!

Он потащил ее вниз по лестнице. Потом они бежали, унося ноги подальше от злополучного дома. Наконец Нина остановилась и стала кричать на Гришу:

– Это все ты! Сам говорил, что невезучий.

– Ну говорил!

– Из-за тебя все! Все мои надежды рухнули. Ты приносишь одни неприятности! С тех пор, как ты появился, у меня ничего не выходит! Я знала! Из-за тебя! Уйди-уйди! Уйди от меня!

Гриша молча развернулся и обреченно зашагал, ничего не замечая вокруг.

Она прогнала его. Она не хотела его видеть…

ГОЛОС ГРИШИ:

– Хорошо бы скорее состариться и помереть. Не нужен я ей. По-любому. А кому я нужен? Воронков мне никто. У матери таких, как я, еще трое. Нужен был бы, не отпустила. Никого кроме Нины нет у меня. А ей до меня дела нет. Да и она никому не нужна. У нее ведь тоже никого. Кроме него, почти придуманного. И кроме меня, которого она совсем не любит. Как странно – Нина рядом, чувствуешь ее запах, а дотронуться нельзя. Это самая страшная из всех придуманных пыток. И Москва – это тоже пытка. Ты ее полюбил, а она тебя – нет. Ты со всей душой, а тебе – пошел вон. Много таких. Счастья вокруг полно. Но оно не твое. Живешь тут, вроде как в лотерею играешь. Все покупаешь билетики и все не можешь выиграть. И все надеешься… А выход, выход где?