Читать книгу "Крик домашней птицы - Максим Осипов"

УЧИТЕЛЬ. Зачем тогда вы… мы… к Нему обращаемся?

О. АЛЕКСАНДР (слабо улыбаясь). Но это же… так естественно.

Пауза.

УЧИТЕЛЬ. А вон и Ксения Николаевна идет! Во-он, видите, у суда.

Священник пугается и отворачивается.

Что вы, Отец Александр! Они же совершенно не ведают, что творят! Ой, простите!.. Не бойтесь вы их! То есть все мы, разумеется, боимся…

О. АЛЕКСАНДР. (почти с неприязнью). Да вы, мне кажется, ничего не боитесь!

УЧИТЕЛЬ. Нет же, боюсь, боюсь. И их боюсь, и многого, очень часто, хорошего даже, боюсь… И смерти…

О. АЛЕКСАНДР (задумывается). Душа боится смерти… Нет, смерти бояться не надо… Мы должны ждать ее — как юноша ждет невесту… Ждать, что откроется дверь…

УЧИТЕЛЬ. Не получается, нет…

О. АЛЕКСАНДР. Вы гордый… (Неожиданно активно.) А были бы не такой гордый, поговорили бы с Павлом Андреевичем. Вы же, мне кажется, отроковицу Христину, дочь его, учите.

УЧИТЕЛЬ. Ого, батюшка, вам и это известно!

О. АЛЕКСАНДР. Приходится, сами понимаете, с людьми… Мы же от них зависим. Ксения Николаевна откуда идет? Из администрации, от Павла Андреевича. И вы бы сходили, поговорили о его дочери и… заодно… так. А куда идет Ксения Николаевна? В суд. А зачем?

УЧИТЕЛЬ. Не знаю, Отец Александр, не знаю.

О. АЛЕКСАНДР. Жалко… Ведь вы образованный человек, должны понимать, как что устроено, знать… всякие механизмы.

УЧИТЕЛЬ (после размышления). Отец Александр, может, и существуют какие-то механизмы, но, в самом деле, я их не знаю и, пожалуй что, не хочу знать. Не буду я ни в чем разбираться, вы уж простите. И начальство наше… Вероятно, неплохие люди, по-своему, но — другие.

О. АЛЕКСАНДР. Другие?! (Испуганно.) Нет никаких других! Люди слабые, грешные, от них же первый есмь аз. Но хотят быть хорошими, полагать о себе хорошо… Надо войти и в их положение… (Внезапно.) Дом ваш могут разрушить.

УЧИТЕЛЬ. Нет, что вы! Не такие они злодеи… (Задумывается.) Но если и правда — дом, то… нет, к Цыцыну не пойду! Простите.

О. АЛЕКСАНДР (пожимает плечами). Я — что?.. Но вам-то ведь… нужен дом.

УЧИТЕЛЬ. Дом? Да. Я люблю свой дом.

Большая неловкая пауза. Священник находится первым.

О. АЛЕКСАНДР. Скажите, а отчего река не замерзает целиком, почему подо льдом вода?

УЧИТЕЛЬ. О, вот это интересно! Дело в том, что в отличие от других веществ вода имеет наибольшую плотность не в точке замерзания, не при нуле, да? а при плюс четырех. И поэтому, когда вода остывает до нуля, то она не спускается вниз. Сверху образуется лед, а под ним остается вода, и в ней можно жить. Вот такое чудесное свойство. А иначе реки бы полностью промерзали, и жизнь бы в них прекратилась.

Священник улыбается, качает головой.

О. АЛЕКСАНДР. Чудо… Речка, небо… солнышко… они пребудут… А это (показывает рукой на город) — пройдет. Все пройдет, перемелется. И мы, и все остальное… До меня в нашем храме служили два иерея Александра, и после меня будут еще Александры, Иоанны, Николаи, Тихоны…

УЧИТЕЛЬ (улыбается, пожимает плечами). Я пойду!

Священник благословляет его вслед, шепчет: «Помоги, Господи».

Хороший, в сущности, человек. Испуганный какой-то… Пройдет, перемелется… Вот, значит, как…

2. Грезы

Повеселевший Учитель идет вдоль реки.

УЧИТЕЛЬ. Что еще хорошо: у нас нет железной дороги. Может, и плохо для какой-нибудь там промышленности, но ведь железная дорога — зло, несвобода. (Напевает.) «Наш паровоз вперед летит…» Тормозной путь — полтора километра, куда это годится? То ли дело — автомобиль! Приведу в порядок дела, куплю машину… Водить-то — уж как-нибудь, кто только ни водит, — и поеду в Пушкинские Горы, в Болдино, поброжу по святым местам, а там, глядишь, встречу учительницу… Одинокую, пусть и с детьми, я привык к детям!.. «Как вам экскурсия?» — спрошу я ее, и она мне ответит не очень впопад, но так, чтобы я узнал.

ВЕРОЧКА. Затейливо.

УЧИТЕЛЬ. Мы поговорим о том, о сем, и скоро я произнесу: «Вы мне понравились сразу, как вас увидел, — и она засмеется, как будто не поверит. — Клянусь вам».

ВЕРОЧКА. Не клянитесь ни небом, ни землею…

УЧИТЕЛЬ. Она вот так нахмурится, а я закончу: «Ни веселым именем Пушкина!» Потом мы сядем в машину и поедем ко мне, безо всяких там разговоров и договоров. В дороге… Что будем делать в дороге?

ВЕРОЧКА. Сыграем в игру.

УЧИТЕЛЬ. Точно! В игру! Песнь песней!

ВЕРОЧКА. Сказка сказок.

УЧИТЕЛЬ. Сорок сороков.

ВЕРОЧКА (после некоторого размышления). Святая святых.

УЧИТЕЛЬ. Суета сует.

ВЕРОЧКА (после еще большего размышления). Конец концов.

УЧИТЕЛЬ. Веки веков… И она подумает и сдастся… У тебя глаза… Послушай, у тебя глаза, если смотреть сверху и справа…

ВЕРОЧКА. Ах, как вы красноречивы!

УЧИТЕЛЬ. Да… У тебя глаза, как на некоторых иконах…

ВЕРОЧКА. Кто ж милую не сравнивал с Мадонной?

УЧИТЕЛЬ. Да, правда… (Повторяет, пробует на вкус.) Кто милую не сравнивал с Мадонной?.. Кто?.. (Озирается.) Учительница… Что за учительница? Вздор все! (Вдруг.) Какие у Верочки были маленькие, живые руки! Ни у кого нету таких живых рук! (После паузы.) Сегодня географ спрашивает: «Помните Жидкову? Всегда ведь мешала вести урок. А недавно вспомнил ее, подумал — как-то Верочки не хватает… Представляете, — говорит, — соскучился!» Верочка…

Сцена девятая Суд

1. Слабость

Комната, ведущая в зал судебных заседаний. Возле окна курят два таджика в наручниках, за ними присматривает милиционер Пахомова. Таджики передают друг другу сигарету, обжигаются, Пахомова им помогает.

КСЕНИЯ (входит, осматривается). Если о чем и жалею, то вот, что не стала судьей. Когда приговор: все стоят, каждый раз мурашки, судья зачитывает — хорошо. Только что напечатал, и — вжик — три, пять, десять лет. Слово становится делом (потрясает кулаком), обретает плоть. (Таджикам.) А, красавцы! Похудели вы без Ксении Николаевны. Ничего, на казенном отъедитесь.

Выходит Рукосуев в судейском облачении, потягивается.

РУКОСУЕВ. Будем процесс начинать. Привет, Ксюш. (Таджикам.) Давайте, ребята, айн-цвай, в зал. Раньше сядем — раньше выйдем.

Пахомова уводит таджиков.

КСЕНИЯ. Адвокаты на месте?

Судья то ли кивает, то ли мелко трясет головой.