Читать книгу "Казанова - Эндрю Миллер"

В Мурфилде пахло дымом костров. Они устроились под деревом, поодаль от Бедлама, и Казанова подробно разъяснил свой план. Австриец возбужденно кивал головой и ел кекс с корицей. Он знал, что нужно делать: тайные клички, подстрекательские брошюры, пароли, невидимые чернила.

— Но мы должны вести себя разумно и осторожно, — перебил его шевалье.

— Конечно, — согласился Каспар, разломив последний сладкий кусок на три неравные части и съев две из них. — Нам нужно быть повежливее. Англичане любят считать себя рассудительными людьми.

Они обдумали свои требования и набросали углем на обертке из кондитерской несколько предложений. Солнце удлинило их тени. К вечеру похолодало, и нужно было дышать на кончики пальцев, чтобы немного согреть их. Они составили план из девяти пунктов:

1. Не более четырех часов в день работы на свайном молоте.

2. Компенсация за сломанные конечности и другие увечья.

3. Девять шиллингов в неделю всем взрослым рабочим.

4. Достойные похороны умерших.

5. Лекарства для больных.

6. Пиво во время утреннего перерыва (или вино, на котором настаивал Казанова).

7. Никто из служащих компании не имеет права избивать рабочих.

8. Детям до семи лет — сокращенный рабочий день.

9. Увольнения рабочих без серьезных оснований недопустимы.

Но им никак не удавалось сформулировать десятый пункт.

— А зачем обязательно десять? — усомнился Казанова. — Разве мы не перечислили все необходимое?

— Я бы предпочел десять пунктов, — ответил австриец. — А иначе им покажется, что мы не сумели придумать десятый пункт. И нас поднимут на смех. А как по-вашему, Жарба? Вы ведь больше, чем мы, глядели в глаза всем этим несчастным.

— Синьоры, — проговорил Жарба. Он сидел в стороне от них и смотрел на здание Бедлама, освещенное лучами заката. — Вашей схеме не хватает плоти и крови. А что, если перерезать глотку подрядчику? Или повесить архитектора на его мосту?.. Но уж если вы спросили, то позвольте мне заметить, что эти просьбы нам ничего не дадут. Нас просто изобьют и швырнут в реку.

Они с изумлением уставились на него.

— Не в силах представить себе, где это ты набрался столь мудрых мыслей, — сказал Казанова. — Однако ты помог нам составить десятый пункт.

Он оторвал от обертки засохшую начинку и написал:

10. Ни один рабочий не должен быть ущемлен в правах при ознакомлении руководства компании с пунктами данной программы.

— А еще, — добавил Жарба, — должны быть речи.

— Да. Речи обязательно. Так оно и должно быть, — подтвердил Казанова.

— И побольше, — отозвался Каспар, сдвинув колени и улыбнувшись друзьям-конспираторам. — Люди этого ждут.

Жарба расхохотался и, хотя его смех был негромок и напоминал приглушенный звонок в дверь, он разнесся по всему Мурфилду. Даже грачи, эти мрачные птицы, кружившие над верхушками вязов, казалось, засмеялись вместе с ним. Шевалье отвернулся и по обыкновению недоуменно подумал, куда их занесло и что они тут делают.

глава 7

В тот вечер Казанова угостил Рози кексом с коринфским изюмом. Они стояли на углу Уайтчепела и переулка Ангелов, и за ними следили бесшумно кравшиеся мимо бродяги и приблудные псы. Она взяла кекс в руки, рассмотрев его при свете единственного уличного фонаря. Когда она вздохнула, от нее усыпляюще запахло джином. Девушка принюхалась и бросила на шевалье робкий взгляд из-под опущенных ресниц. Он забрал у нее кекс, отломил кусок и положил Рози в рот. Его пальцы прикоснулись к ее губам и зубам. Это было самое нежное и деликатное, но и самое страстное, откровенно похотливое прикосновение на его памяти за недавние годы.

глава 8

В понедельник вечером мрачные и усталые рабочие собрались в закусочной. Воздух отяжелел от смрада вывариваемых на кухне костей. Казанова забрался на стол и хлопнул в ладоши. На мгновение он посмотрел в глаза хозяйке закусочной и оторопел, как было уже много лет назад, когда инквизиторы республики смерили его столь же беспощадным взором и его мужество сразу пошло на убыль. Он повернулся, кашлянул и заговорил, то делая паузы, чтобы Жарба успел перевести, а то совсем забывая про них.

— Друзья мои, я хорошо знаю богатых. Вы даже не можете себе представить, как им надоела праздная жизнь. Мы должны их пожалеть! Каждый день одно и то же — карты, театры, обеды с людьми, которые в глубине души не устают их проклинать. Почему столько богачей кончают жизнь самоубийством? Да потому, что им легче взвести курок, чем проснуться поутру. Ни богатство, ни свобода не радуют их. За стенами своих особняков они завидуют вам, боятся вас и ненавидят. Они знают, что их жизнь бессмысленна. Но вы, воздвигающие памятники человеческой цивилизации вашими мозолистыми руками…

Возможно, Жарба присочинял какие-то забавные словечки, подумал Казанова, потому что все развеселились куда сильнее, чем он рассчитывал, и куда больше, чем, на его взгляд, предполагала подобная речь. Ведь он говорил о благородстве и душевной чистоте рабочего люда. Жарба поглядел на него и пояснил:

— Они хотят знать, купите ли вы им чего-нибудь выпить.

Раздали бутылки и столь грязные кружки, что на них было страшно смотреть вблизи. Рабочие выпили. Рози улыбнулась ему. Теперь они слушали этого крючконосого иностранца внимательно и с явным уважением.

Казанова достал спрятанный на груди оберточный лист, высоко поднял руку и показал им. Он зачитал требования с полной убежденностью в собственной правоте и от волнения несколько раз топнул ногами по столу. В его словах звучал непонятный гнев, возможно, причиной была изначальная несправедливость, которую не исправишь никакими забастовками. После перевода каждого требования рабочие поднимали кружки, размахивали ими и свистели. На шестом пункте послышались нестройные одобрительные возгласы, на восьмом в закусочной стало шумно, как в медвежьей яме, а когда он закончил, дюжина самых набравшихся мужчин вскинули его на плечи и промаршировали по залу, распевая, как герои.

— У нас с ними общие корни, — пробормотал Казанова. — И вот я вернулся к корням.

Его поразила эта мысль, но он вздрогнул от искреннего признания и воодушевился. Ему захотелось прибежать в особняк к лорду Пемброку и поделиться своим открытием. Захотелось очутиться при дворе и увидеть, как от него отвернутся напудренные лица, хрупкие, точно севрский фарфор.

Рози потянулась к нему, и он ощутил горячую эмаль ее ногтей.

— Мы едины! — воскликнул он. — Мы едины!

И рабочие, будто ждавшие его команды, бросились с ним к двери и так сильно ударили его головой о притолоку, что у него потемнело в глазах, и вот толпа орущих незнакомцев повлекла его, раскачивая, словно гондолу, по убогим окрестным улицам.