Читать книгу "Глубина моря - Анника Тор"

— Нет, Веры нет дома, — сказала она. — Она, наверное, пошла погулять. Но добро пожаловать, проходи в ее комнату и подожди.

Штеффи прошла за хозяйкой через кухню в комнату Веры. Комната оказалась не больше каморки, там помещались кровать, небольшой комод и колченогий деревянный стул.

Хозяйка закрыла за ней дверь. Штеффи убрала со стула блузку и пару чулок и села. Вера должна вскоре прийти. Они всегда встречались в среду по вечерам.

Но время шло. Настенные часы в кухне громко тикали и через некоторое время пробили семь. Штеффи начала беспокоиться. Она полистала зачитанный журнал, лежавший на комоде. Тут из журнала выпал листок и упал на пол. Штеффи нагнулась и подняла его.

Это была фотография девушки, откинувшей назад голову, волосы спадали ей на плечи. Плечи обнажены, блузка спущена. Поверх нее виднелись округлости груди до самых сосков. Руки поднимают нижний край блузки, словно она собиралась снять ее. Рот приоткрыт, а глаза почти закрыты.

Сначала Штеффи не захотела верить этому. Но, несмотря на прикрытые глаза и откинутую голову, она отчетливо видела, кто изображен на снимке.

Девушка на фотографии была Верой.

Фотограф. Тот, что хотел сделать Веру знаменитой киноактрисой. Так вот какие снимки он делал!

«Ты могла бы пойти со мной». Пример из грамматики немецкого языка, словно молния, промелькнул в ее голове.

Если бы она сама пошла с Верой к фотографу, этого бы не случилось. Она бы забрала Веру, как только почуяла неладное.

Штеффи хотелось порвать снимок и забыть, что он существовал. Но снимок вырезан из журнала. Должно быть, он отпечатан в тысячах экземпляров. Тысячи людей увидят его. Тысячи мужчин будут блуждать взглядом по груди и животу Веры, совсем как руки Бенгта щупали ее собственное тело на веранде загородного дома.

Штеффи была так взволнована, что не услышала шагов, приближавшихся к двери из кухни. Только когда дверь открылась, она среагировала, но было слишком поздно. Вера уже увидела, что она держала в руках.

— Вот значит как, роешься в моих вещах без разрешения!

— Он выпал из журнала, — оправдывалась Штеффи. — Я просто хотела что-нибудь почитать, пока ждала тебя.

— Дай сюда! — сказала Вера.

Штеффи протянула ей снимок. Вера медленно порвала его на мелкие кусочки.

— А теперь мы о нем забудем, — сказала она.

Штеффи не верила своим ушам.

— Ты думаешь, все исчезнет, если просто притвориться, что ничего не было?

— Это не твое дело, — сказала Вера. — Все равно ты не сможешь понять. Ты многое потеряла, но не знаешь, каково это — никогда ничего не иметь.

— Что это за дружба, когда ты обманываешь и скрываешь от меня свои дела? — спросила Штеффи. — Ты мне не доверяешь?

— Тебе — больше, чем кому бы то ни было, — тихим голосом сказала Вера. — Но не полностью, даже тебе.

— Как ты могла ему позволить делать такие снимки? Почему, Вера?

— Есть снимки еще хуже, — сказала Вера. — Где видно еще больше. Но я их сожгла.

Вера опустилась на кровать и подперла лицо ладонями. Долгое время они сидели молча. Когда Вера снова встала, ее лицо стало другим, совершенно открытым, словно с него упала маска.

— Он подводил меня к этому, — сказала она. — Шаг за шагом. Сначала он сделал много снимков со мной в одежде. Я улыбалась и поворачивала голову то в одну, то в другую сторону, поднимала волосы и выпячивала губы. Затем он попросил меня расстегнуть пару пуговиц на блузке. Сказал, немного груди в вырезе воротника будет красиво смотреться. Я подумало, что в этом нет ничего страшного. Он сделал несколько снимков, а потом подошел, расстегнул еще две пуговицы и стянул с плеч блузку.

Она снова замолчала и вздохнула.

— Затем он сказал, что у меня ужасный бюстгальтер и лучше его снять. Я не хотела, но он сказал, что должен сделать полную серию снимков, чтобы у него появилась идея, как меня лучше фотографировать. Он уже потратил на меня целую пленку. Тогда я сделала, как он сказал, сняла бюстгальтер, а дальше все стало неважно.

— Разве это не ужасно? — спросила Штеффи. — Стоять голой перед ним и перед фотокамерой?

Вера медленно покачала головой.

— В тот момент — нет, — сказала она. — Даже наоборот. Он говорил, что я очень красива, что он давно не фотографировал таких красавиц. Он сказал, что почти все кинозвезды в Америке фотографируются голыми, до того как станут знаменитыми. Он все время говорил, и…

Она замолчала.

— И что тогда?

— Он двинулся ко мне, не прекращая говорить, — сказала Вера. — Я думала, он вышел показать мне, как нужно встать или лечь, но эти слова… Никто мне прежде не говорил таких вещей. Мне это понравилось, Штеффи, мне понравилось!

— Рикард знает об этом?

— Ты с ума сошла? Он убил бы меня, если бы узнал. Во всяком случае, разорвал бы помолвку.

— Ты и правда так считаешь? — спросила Штеффи. — Это ведь не имеет отношения к вам и ребенку.

— Нет, имеет.

— Как так?

— Я не знаю, чей это ребенок. Его или фотографа.

— Вера!

Вера скорчила гримасу.

— Я же сказала, что Рикард убил бы меня, если бы узнал.

— Он тебя заставил?

— Что-то вроде того, — сказала Вера. — Не насильно, но я не могла отказаться.

— Как так?

— Он истратил три пленки и сказал, что этого достаточно. Я собиралась одеться, но он сказал, что мы еще не закончили. «Думаешь, это все бесплатно? — сказал он. — Три пленки и полдня работы?» У меня было с собой немного денег, я их достала, но он только рассмеялся и сказал, что ему нужны не деньги. Он подошел ко мне, поцеловал, начал трогать меня за грудь. Я отказывалась, но он сказал, что все девушки, которых он фотографировал, потом занимались с ним этим. «Иначе я сожгу пленки. Как же ты станешь знаменитой?» Я не знала, что делать. Мне вдруг показалось, что в этом нет ничего страшного.

— О, Вера, — сказала Штеффи. — Вера, Вера.

Она протянула руку, взяла Верину ладонь и крепко сжала ее.

— Я так боялась, что могу забеременеть, — сказала Вера. — Я подумала, что должна найти ребенку другого папу. Рикард давно таскался за мной, и однажды у подъезда я позволила ему меня поцеловать. Я подумала, что он милый и порядочный. Станет инженером. Но мне нужно было торопиться, тогда приблизительно сойдется время.

Штеффи вспомнила ночь в летнем домике. Скрип кровати и Верино хихиканье.

— Ты, наверное, была от меня в ужасе, — сказала Вера. — Но это было в первый раз, нет, я имею в виду второй. Рикард мне нравится, правда. Ты ведь ему ничего не скажешь? Обещаешь?

Штеффи ответила не сразу. Вера просила не о каком-то пустяке. Она будет замешана во лжи, большой лжи, касающейся судьбы трех человек. Всю жизнь Рикард будет верить, что он — отец Вериного ребенка, а ребенок — что Рикард — его отец.