Читать книгу "Рим. Прогулки по Вечному городу - Генри Воллам Мортон"

В дополнение к храмовым службам на попечении весталок находились некоторые мистические предметы, с хранением которых, как считалось, связано благополучие римского государства. Естественно, при пожаре на Форуме, а такое случалось довольно часто, весталки покидали священный огонь, и их единственной заботой становилось сохранение реликвий. Одной из них был Палладий.[50]Считалось, что эта статуя была спасена из пожара Трои Энеем. Судьба этих предметов — одна из тайн Рима, и когда в прошлом столетии были проведены раскопки Atrium Vestae, все надеялись, что они прольют хоть какой-то свет на эту тайну. Но археологи пришли к заключению, что последние весталки унесли ее с собой в могилу.

Каждая весталка носила особый головной убор, известный как головная повязка. Эта полоска шерсти символизировала ее девственность. Если весталка забывала о своем обете, говорили, что она запятнала свою повязку. Это случалось нечасто — считанные разы за одиннадцать веков.

Однако был такой ужасный период — 114 год до н. э., когда разразился беспрецедентный скандал: три весталки запятнали свои головные повязки и расплатились за это ужасной смертью — их закопали заживо, так в Риме наказывали за инцест. Весталка, признанная виновной, лишалась всех регалий и подвергалась порке. Плутарх оставил лучшее описание того, что за этим следовало.

Потерявшую девство зарывают живьем в землю подле так называемых Коллинских ворот. Там, в пределах города, есть холм, сильно вытянутый в длину (на языке латинян он обозначается словом, соответствующим нашему «насыпь» или «вал»). В склоне холма устраивают подземное помещение небольших размеров с входом сверху; в нем ставят ложе с постелью, горящий светильник и скудный запас необходимых для поддержания жизни продуктов — хлеб, воду в кувшине, молоко, масло: римляне как бы желают снять с себя обвинение в том, что уморили голодом причастницу величайших таинств. Осужденную сажают на носилки, снаружи так тщательно закрытые и забранные ременными переплетами, что даже голос ее невозможно услышать, и несут через форум. Все молча расступаются и следуют за носилками — не произнося ни звука, в глубочайшем унынии. Нет зрелища ужаснее, нет дня, который был бы для Рима мрачнее этого. Наконец носилки у цели. Служители распускают ремни, и глава жрецов, тайно сотворив какие-то молитвы и простерши перед страшным деянием руки к богам, выводит закутанную с головой женщину и ставит ее на лестницу, ведущую в подземный покой, а сам вместе с остальными жрецами обращается вспять. Когда осужденная сойдет вниз, лестницу поднимают и вход заваливают, засыпая яму землею до тех пор, пока поверхность холма окончательно не выровняется. Так карают нарушительницу священного девства.[51]

Место этих ужасных захоронений стало известно в 1872 году — профессор Ланчиани воссоздал ситуацию. Он вычислил, что погребальный склеп находился под нынешней Виа Гоито, примерно в тридцати ярдах от восточного входа в Министерство финансов, недалеко от Центрального вокзала. Там, скорее всего, эти бедные весталки, покинутые в беде Венерой, до сих пор лежат в своих ужасных могилах, и автомобили современного Рима проносятся над ними.

И, наконец, последний, возвышенный взгляд на весталок. Когда в 194 году н. э. храмы были секуляризованы, орден весталок упразднили. В это самое время Серена, красавица-жена римского наместника Арморики (севера Франции и Британии) Стилихона Флавия, будучи в Риме, посетила храм Великой Матери на Палатине. Там она увидела статую богини, стоящую над своим остывшим алтарем, все еще одетую и украшенную драгоценностями. Серена поднялась по ступням к статуе, расстегнула ожерелье богини и надела его себе на шею. Пожилая весталка, возможно, последняя из своего ордена, которая сопровождала Серену к храму, громко воскликнула, что это святотатство, и ее тут же убрали. Несколько лет спустя Серена была удавлена по приговору Сената по подозрению в интригах с готами, и последние язычники в Риме сочли, что месть старых богов свершилась — вокруг шеи, которую некогда украшало ожерелье богини, обвилась веревка палача.

Мне показалось, что даже пыль в Доме весталок соткана из воспоминаний. Ни один религиозный орден в мире не ушел в тень, так мало запятнав себя. Я так и вижу жриц священного огня, проходящих в белых как снег одеждах, столетие за столетием, таинственных, священнодействующих, символизирующих всех женщин, без различий национальности и религии, жриц домашнего очага.

Из-за груды камней послышался голос туриста:

— Что здесь такое? Есть что смотреть?

Другой голос, очевидно, принадлежавший тому, кто сверялся с картой, громко прочитал:

— «Дом весталок». Нет. Смотреть нечего. Так, мусор всякий…

И двое молодых туристов, заглянув на минуту, перелезли через стену и затерялись в развалинах.

5

Однажды, когда, поднявшись вверх по Виа Сакра, я вышел к маленькому круглому храму, который в путеводителях значится как храм Ромула. Он был построен в память о сыне, получившем это имя в момент приступа любви к прошлому, случившегося вдруг с его отцом, императором Максенцием. Мальчик умер, а три года спустя и любящий родитель, отягощенный доспехами, нашел свою смерть в Тибре. Это была битва на Красных Камнях, после которой победоносный Константин Великий вошел в Рим с символическим изображением Христа на своих штандартах.

Но, глядя на круглый храм, я думал не о Ромуле. Я думал об отсутствии дверей на Форуме. А здесь были прекрасные бронзовые двери, с благородной прозеленью, какую увидишь на зеркале, тронутом патиной, или на монете. Пока я восхищался, одна из них медленно открылась. Это было довольно жутко — в таком тихом и пустынном месте увидеть в маленьком храме следы человеческого присутствия. Пока я гадал, кто или что может оттуда появиться, показался пожилой маленький итальянец, один из тех таинственных, очень просто одетых людей, стражей развалин, у которых маленькие домики с красивой лепниной.

Я поднялся по ступеням и сказал ему о том, как восхитили меня двери. Он ответил, что это древние римские двери, которые до сих пор держатся на своих старых петлях. Я было не поверил ему, но он был совершенно убежден, а уж он-то должен был знать. Его звали Джузеппе Протти, и он сообщил мне, что работает на Форуме уже тридцать пять лет, за это время здесь сменилось много археологов. В руке он держал бронзовый римский ключ, похожий на тот, проржавевший, который можно увидеть в Британском музее. Я спросил, не могу ли я открыть дверь, которой, если верить ему, удалось провисеть на своих петлях так долго. Он показал мне, как вставлять ключ в скважину, как после этого надо сильно нажать ладонью, и после нескольких моих неудачных попыток большой бронзовый щит, по крайней мере, в восемнадцать футов высотой, медленно открылся вовнутрь. Увы, сейчас храм — это просто хранилище для мраморных колонн и каменных обломков. Здесь есть где разгуляться кирке и совку. Никогда великолепная дверь не открывалась в более прозаически выглядящее помещение.