Читать книгу "Черти - Илья Масодов"

Каждую ночь Варваре снились страшные земляные сны, которые наутро она боялась вспоминать, чтобы сны те не стали настоящими. Ей снилось, будто ее едят изнутри черви, родившиеся в съеденной земле, или что кто-то закопал ее живой в могилу, и теперь ей лежать там вечно, сдавливаемой земляной массой до тоскливой боли. Ничто не помогало Варваре терпеть ужас, она пробовала молиться, но Бог будто оглох в туманном ноябрьском небе, и Варвара в конце концов от злости сорвала с себя нательный крестик и выбросила его в озеро. Кругом была смертная тоска: она шевелила опавшие листья и сыпала с неба снег, все живое на свете позабыло Варвару, и она осталась совсем одна.

Однажды утром она ушла из замшелой избушки через поля и перелески, она ела землю и шла, днем и ночью, лишь ненадолго ложась в желтую инеевую траву поспать. Если кто-нибудь попадался на пути Варвары, она убивала его землей, потому что никого больше не любила, а деревни Варвара сжигала дотла, засаливая их пустыми сжатыми пальчиками, чтобы и другим людям тоже негде было жить, как ей самой.

Раз Варвара встретила у дороги старуху, которая оплакивала в жухлой траве усталость и неспособность больше уходить от смерти, старуха думала, наверное, что тело ее высохло до полного безразличия к жизни, но когда Варвара стала ее выворачивать, как курицу тети Глаши, старуха завыла от боли и скрючилась, шамкая перетертыми челюстями и возя полусжатыми, как куриные лапы, руками по мерзлой земле. Варвара убивала старуху несколько часов, усевшись неподалеку и обхватив колени руками, иногда она смыкала веки и только слушала неповоротливое хрипение своей жертвы. Долгая, полная монотонной муки и горя жизнь выклевала у старухи весь разум, и она помирала без мысли, как скотина, только стыд остался в ней, и она пыталась прикрыть куриными руками свое сучащее членами тело, словно была голой. Наконец, распластавшись по почве, старуха стала хрипло плевать кровью, пуская изо рта темные, брызжущие кровяные пузыри, а потом затихла. Варвара приползла к ней и улеглась возле спать, чтобы успеть согреться от трупа, пока тот не остыл. Она уснула и ей приснился первый сон о Клаве, в котором Клаву не было видно, но она была везде.

Если нарисовать на карте путь Варвары, он будет подобен дуге, оканчивающейся маленькой петлей. В середине той петли был одуванчиковый луг и торчала каменная колокольня. Отсюда Варвара не могла никуда уйти, ее держал повешенный поп. Она шла к колокольне, сама не зная, куда идет, и только когда увидела ее — поняла, что попалась в ловушку большевиков. Поп был при жизни обычным попом, пьяницей и растлителем мальчишек, но после смерти стал страшен. На его тучном, волосатом теле поселились мясные мухи, однако черви никак не рождались в попе, и мухи этим озлобились, сбились в черный, ревущий рой, особенно бесновались они на закате солнца, словно досадуя на снова впустую прошедший день, в такую пору мухи то срывались с попа и кружились вокруг колокольни, то облепляли его опять, но по-новому, стараясь отыскать наконец то распределение, в котором смогут оплодотворить порезанное шашками сало мертвеца, все было тщетно, однако мухи не отступались, уповая на свое огромное число.

Ничего этого не подозревавшая Варвара устроилась возле колокольни на ночлег. Той ночью пошел густой снег, который совершенно замел спящую девочку, но ту грела съеденная земля, и она продышала в снегу луночку, а поутру раскопала снег руками и хотела идти дальше. Той ночью Варваре ничего не снилось, кроме черной пустоты, в которой она лежала на животе и мучилась от смертной тоски. Но вот Варвара проснулась, а тоска осталась быть, Варвара испугалась ее и побежала по придавленным снегом подсолнухам, путаясь в них ногами, из подсолнухов она выбралась, но тут дыхание ее сорвалось, потому что дальше не было воздуха, дальше совсем нельзя было жить. Варвара в ужасе завыла и стала носиться вокруг колокольни взад и вперед, но было лишь небольшое пространство, где она могла быть, а больше нигде. Тогда она подняла голову вверх и догадалась про попа. Сперва Варвара хотела свалить попа на землю, чтобы он лопнул от удара и из него выбило мух вместе с кишками. Но поп крепко держался на веревке, сколько Варвара не шипела внизу и не крутила на него ладошками. Потом Варвара решила поджечь попа, но тут поп стукнул ее по голове всей колокольней, чтобы она перестала думать, и Варвара, как была, упала навзничь и полдня была непонятно где, ничего не понимая. Когда она вернулась, поп мерно покачивался ветром над ней, и его мухи, не чувствовавшие даже мороза наступающей зимы, взбудораженно жужжали. Варвара встала и стерла с лица вытекшую носом кровь. Она обошла колокольню кругом, и не нашла ничего такого, где находилась бы у попа слабость. Тогда Варвара озлилась и вывернула шедшую вдали полем бабу, так что бабе разорвало все лицо, она повалилась на твердую пашню и заскребла ногами, а Варвара схватила без рук бьющееся тело бабы, потащила к себе, обдирая о землю, и со всей силы швырнула ее спиной в колокольню, баба ударилась о камень с визгом и позвоночным хрустом, после чего уже не была живой. Из мертвого тела той бабы Варвара сделала такое, что в деревне онемели все петухи, не рожденные дети камнями вмерзли в животы матерей, а один старик пошел в сарай и сам себе отхватил топором голову.

Злотово погибало такой медленной и ужасной смертью, что даже трупы не находили себе покоя. Засевшая в подсолнухах Варвара уже заставляла мертвых плясать у изб хороводами и насиловать собственных еще живых детей, когда ей явилась мать, не то во сне, не то наяву, и сказала: «Ты что же это, сволочь, делаешь? Гляди, я тебе этого не прощу.» Варвара разревелась, поползла стать на коленки перед матерью, но та ни за что не хотела прощать Варвару и не собиралась больше ее любить. Она повернулась уже было уйти, но Варвара вцепилась ей в руку, и тут рука матери надорвалась, отстала от запястья, а вместо крови из раны полезли черви. Варвара вспомнила, что мать ее умерла, никогда больше не вернется, и никогда больше не станет ее любить. Ей стало совсем невыносимо, и она закричала, жутким, нечеловеческим криком, так она лежала на спине и надрывалась, выдирая руками куски из земли, а трупы злотовцев сбивались в кучи на полах изб, как окруженные волками коровы, готовясь к последнему, посмертному бою.

Да если бы и Клава услышала тот крик Варвары, она сразу перестала бы существовать на свете. Но Клава не могла его слышать тогда, зимой девятнадцатого года, потому что пространство сохраняло еще для нее свою дальность и силу покоя, неподвластного страданию, уличные фонари еще светили сквозь сыпящийся снег, и Таня скользила еще самопишущим пером по страницам своего дневника, которому суждено было вечное забвение.

Теперь же, вслед за солнцем весны, большевики строили везде новую жизнь: трупы тронулись по рекам, как битый лед, на невидимых с земли крышах плывущих облачных гор со светлой песней переправлялись в тыл врагу отряды чернобушлатных революционных матросов, Ленин стоял в воздухе высоко над полями, шарф его веял по ветру и мягко-картавые, таинственные слова разносились на многие версты. Новое пространство сделалось временно проницаемо для каждого звука, еще свежее, неустановившееся, оно расходилось под ногами, как трава, изменяясь от одного человеческого представления, и кратчайшим путем в нем была прямая.

Потому Клава пошла прямо на Варвару. Налетел ветер и выпил слезы с Клавиного лица. Клава ударилась в Варвару всем телом и прижала ее к себе. Варвара обхватила руками спину Клавы, ткнулась лицом ей в плечо и заплакала, сперва тихо, мурлычуще, а потом вдруг завыла, совсем по-бабьи, судорожно всасывая тепло чужого тела разинутым ртом. Варварины горячие слезы сразу насквозь промочили Клаве платье и дошли до кожи. Варвара выла, задыхалась душным слезным воздухом и вздрагивала, подталкивая Клаву назад, пальцы ее сжались, натянув платье на лопатках Клавы, ногти вдавились в кожу, но Клава не чувствовала боли, она только жалела Варвару, гладя ее ладонью по выгоревшим, светлым волосам, заплетенным в толстую пушистую косу, волосы те были мыты одними дождями, а коса составлена неровно, потому что Варвара переплетала ее сама, на ощупь.