Читать книгу "Полигон - Николай Гуданец"

Его огорошил донельзя скупой итог: ни один объект, соответствующий параметрам запроса, не найден. Скрипнув зубами от досады, Кин занес пальцы над панелью, но, прежде чем нажать клавиатурную комбинацию выхода из программы, еще раз взглянул на табличку с формулировкой запроса и нещадно выругал себя последними словами. Ну конечно, другого ответа быть не могло. Набирая параметры, он в горячке мазнул пальцем по панели, задев при этом сразу две псевдоклавиши, и вместо «Лебакс» получилось «Лебакес». Сам виноват, придется теперь начинать заново. Впрочем, нет худа без добра, успокоил себя Кин. Пока компьютер будет корпеть над поиском, есть время покопаться в сокровищах сети с эмблемой «рыбий глаз».

Перезапустив исправленную задачу, он углубился в необъятный массив файлов прослушивания. Прежде всего сервисная оболочка мигом рассортировала их согласно датировке и времени записи. В промежутке между одиннадцатью вечера и двумя часами прошедшей ночи в доме для гражданского персонала записано всего три файла, поступившие из квартир под номерами пять, семнадцать и девятнадцать. Кин принялся их прослушивать.

Объем двадцать три минуты шесть секунд. Хихиканье, уговоры. Он включил ускоренную прокрутку файла, сопровождавшуюся чирикающей мешаниной неразборчивых звуков. Ближе к концу отключил прокрутку. Любовная воркотня и стоны, плеск воды в душевой комнате.

Объем восемь минут двенадцать секунд. Обмен междометиями, шлепанье босых ног. Ускоренная прокрутка файла, чик-чирик, затем финал. Сопение, сочное чмоканье, хриплое дыхание, сдавленный рык и ленивый обмен междометиями.

Объем сорок одна минута ровно. Бульканье из бутылки, пьяный треп двух парней о преимуществах спирта по сравнению с любым другим напитком. Ускоренная прокрутка файла, чики-буль-тра-ля-ля. Глубокомысленный вывод о том, что все бабы сплошные курвы, унылый вздох в знак согласия, предложение выпить по последней и отправляться на боковую, бульканье из бутылки.

Разумеется, все это не имело ни малейшего отношения к покойному Гронски с его достаточно характерной манерой речи, развязной и врастяжку.

Для полной уверенности Кин проверил на пробелы сквозную нумерацию файлов прослушивания. Нашлись четыре стертых, не поддающихся восстановлению записи: три вчерашних, одна сегодняшняя. Сравнивая параметры соседствующих файлов, он довольно точно определил, к каким промежуткам времени относились уничтоженные. Прикинул, во сколько беседовал с Рончем в комнате и посещал Даркофа в лазарете, — все сошлось. Интересно, файлы переписали на кристалетку или, переименовав, загнали куда-нибудь? Запросив протокол сетевого обмена за последние полтора часа, Кин обнаружил, что четыре файла переброшены на сервер лаборатории концерна. Они значились под другими именами, но размеры полностью совпадали. Столкнувшись с такой беспардонностью, Кин поначалу не поверил своим глазам. Добытые в обход закона и уже потому сверхсекретные данные изъяты из сети отдела, мало того, они переданы частным лицам. Это уже не оплошность, а серьезный служебный криминал, и теперь Нариману точно несдобровать. Торжествующий Кин скопировал весь набор компрометирующих доказательств в накопитель своего компьютера и предусмотрительно сделал дубликат на кристалетке. Потом устроил себе небольшой перерыв, чтобы размять поясницу и плечи.

Взглянув на часы, он подумал, что визит Ронча в и отдел контрразведки несколько затянулся. Впрочем, его отсутствие оказалось весьма кстати, Кин ни за что не позволил бы себе прорабатывать материалы высшего уровня секретности при постороннем человеке.

Между тем компьютер снова подал писклявый сигнал, сообщая об окончании поиска. Кин поспешно вернулся к столу и крутнул курсорный шарик, смахивая с монитора перемигивающиеся разноцветные звездочки заставки. Этот рудимент стародавних времен, когда надлежало беречь люминофорный слой громоздких электронно-лучевых мониторов, сохранился по традиции в большинстве сервисных оболочек. На компьютере Кина заставка использовалась в качестве специфической меры предосторожности: стоило компьютеру включить ее во время отлучки владельца, и для возобновления работы надлежало ввести пароль. Его Кин выбрал не без озорства и всякий раз посмеивался, набирая хлесткое армейское прозвище контрразведчиков: «рыбоглаз».

В итоговой табличке прикладной программы значилась одна-единственная фамилия.

Чтобы унять нахлынувшее лихорадочное возбуждение, Кин опять встал из-за стола, двигаясь не спеша, словно опасаясь спугнуть изображение на мониторе. Потом медленно подошел к окну и вжался лбом в прохладное стекло, глядя на двери блокгауза и посыпанную фиолетовой щебенкой дорожку. Он никак не мог поверить своему баснословному везению. Агента по кличке Туман удалось раскрыть всего лишь за сутки пребывания на Тангре. Хотя ликовать рано, ведь пока он располагает лишь цепью косвенных доказательств и предстоит еще найти прямые. К тому же поспешные выводы, как известно, наказуемы. Что ж, так или иначе, теперь он твердо знал, кого вчера вечером пытался шантажировать унтер Гронски.

Пока он стоял у окна, стараясь утихомирить эйфорическую дрожь, компьютер снова вывел на экран заставку. Беззлобно чертыхнувшись, Кин сел за стол, ввел пароль и вперился в лаконичную строку рапорта.

Единственным человеком, проживавшим в доме для гражданского персонала и когда-либо имевшим отношение к планете Лебакс, оказался шеф лаборатории концерна Рино Харагва. Далее следовал номер досье и перечень соответствующих экранных страниц.

Выйдя из легкого бездумного транса, Кин прежде всего дал команду целиком скопировать досье Харагвы себе на компьютер. Сразу от сети последовал контрольный запрос об уровне допуска, пришлось еще раз вставлять в колодку выданное штабистами удостоверение. Пока информация перекачивалась, поверх таблички с протоколом обмена красовалось набранное крупными буквами стандартное уведомление о том, что копируемые материалы принадлежат к категории особо секретных и при их хранении необходимо соблюдать максимум предосторожностей.

Получив досье в свое полное распоряжение, Кин принялся добросовестно штудировать объемистое жизнеописание ученого, начав с трех его поездок на Лебакс. Все они были оформлены через туристическое бюро «Вигин», во время планового отпуска, на две декады. О каждой повествовал скупой, но колоритный доклад коллег из внутриполитической службы. Как и все вырванные из привычной обстановки холостяки-работоголики, очутившись среди курортных соблазнов, Харагва куролесил на полную катушку. Однако за ним не числилось ни наклонностей к сексу втроем, ни специфических расовых предпочтений. Вино ящиками он также не заказывал. У доктора биотехнологии и унтера-десантника обнаружилось легкое расхождение во взглядах на разгульную жизнь. Ладно, чего на свете не бывает.

Довольно-таки солидный знаковый объем занимали избранные места из высказываний Харагвы. Приведя в номер очередную проститутку из бара, закоренелый мизантроп считал своим долгом сначала налить еще по рюмочке и открыть злополучной девице глаза на то, что происходит в политике. При этом лексикон ученого мужа не блистал изысканностью. Например, и святыню свободного мира, всеобщие равные прямые и тайные выборы, Харагва называл «грязные игры подонков со стадом кретинов». Правящую элиту он поносил на чем свет стоит, при этом самыми мягкими выражениями были «говенное быдло» и «шайка воров». Кину сразу бросилась в глаза крамольная фраза: «А что Империя? В Империи по крайней мере нет такого скотского бардака».