Читать книгу "Гурман. Воспитание вкуса - Антон Ульрих"

Немного смущенная присутствием Сантена Летиция тем не менее изложила Лафайету свою просьбу о выделении ей и ее сыну пенсии. Лафайет, сама любезность, выразил искренние соболезнования вдове, упомянув, что маркиз де Ланж был одним из самых видных депутатов Учредительного собрания.

– Да-да, конечно, я обязательно похлопочу, чтобы вам немедленно выделили пожизненную пенсию, – сказал он.

Маркиза попрощалась и собралась было уходить, как вдруг Пьер Сантен неожиданно спросил:

– Госпожа маркиза, скажите, а тот рыжий телохранитель вашего мужа, как бишь его? Люка, да, Люка! Надеюсь, он тоже погиб?

Летиция обернулась, в упор посмотрела на бывшего учителя, надменно вскинув брови, и сказала:

– К сожалению, да.

Лафайет удивленно смотрел то на маркизу, то на Сантена.

– Мой дорогой друг, я не понимаю…

– А вы и не должны понимать, – резко оборвал его Сантен и выразительно потер камень на своем перстне.

К величайшему изумлению маркизы, командующий Национальной гвардией сделал то же самое, погладив указательным пальцем точно такой же перстень у себя на руке.

– Насколько мне известно, покойный маркиз де Ланж вас неправильно информировал, – заявил Пьер Сантен. – Он отправился в Бордо не для подавления контрреволюционного бунта, а для того, чтобы защитить свой родовой замок от законного возмущения порабощенных и угнетаемых им крестьян во главе с народным вождем Одноглазым Маратом, Другом народа.

Маркиза хотела было возразить, но, увидев, как подобострастно смотрит на бывшего учителя сына Лафайет, гордо вскинула голову и покинула кабинет командующего Национальной гвардией. Сантен между тем продолжил строить козни своей бывшей нанимательнице. Он поинтересовался у маркиза Лафайета, почему тот предоставил де Ланжу отряд гвардейцев, даже не проверив его утверждения о восстании.

– Вы же знаете, мой дорогой маркиз, как смотрят в Ложе на тех, кто косвенно препятствует революции, – скрыто пригрозил Сантен Лафайету.

Командующий понял, что ему необходимо срочно реабилитировать среди парижских масонов свое доброе имя, а для этого он должен был стереть в порошок этих де Ланжей. Сразу после ухода Пьера Сантена Лафайет вызвал секретаря и приказал тому в кратчайший срок подготовить новые обвинительные документы против депутата Жоржа де Ланжа по делу нападения на замок Мортиньяков.

– И передайте их в трибунале адвокату Шапелье. Он знает, как поступать с такими делами.

Затем маркиз вызвал к себе в кабинет публициста Бриссо, который имел обязательства перед Лафайетом. Как только тот явился, командующий Национальной гвардией приказал ему срочно подготовить серию статей об аристократах-тиранах, затесавшихся в революционное движение и продолжающих при этом угнетать своих бывших крестьян. При этом в качестве главной мишени он указал на погибшего депутата маркиза де Ланжа.

Так над маркизой и ее сыном неожиданно нависла грозовая туча, которая немедленно разразилась ужасными громом и молнией. Газеты подхватили травлю де Ланжей, начатую Бриссо в своем пошленьком желтом листке. Создав, таким образом, общественное мнение, Лафайет через подчиненный ему суд конфисковал у Летиции особняк со всем, что в нем находилось. Но мудрая Летиция, предчувствуя беду, сразу после возвращения с аудиенции у командующего Национальной гвардией пересказала сыну разговор с Лафайетом и Сантеном и поделилась с ним своими опасениями. Они собрали все имеющиеся в доме драгоценности и тайком покинули особняк, спрятавшись на время у главного хранителя королевского парика, благородно приютившего вдову с сыном. Антуан был несказанно счастлив пожить хоть какое-то время подле своей возлюбленной. Анна ни разу не упрекнула его в том, что он был вынужден потратить все их сбережения на уход за матерью, вместо того чтобы бежать в Италию. Однако счастье влюбленных было недолгим. Маркиза, не привыкшая жить за чужой счет и прятаться за спинами других, быстро продала драгоценности и объявила сыну, что они уезжают в замок Мортиньяков. Неизвестно, почему Летиция отказалась от мысли отправиться в Италию, но Антуан предполагал, что их бы не пропустили через границу, которая была к тому времени уже закрыта.

Глава девятаяЕГО ЗИМА

Последний вечер перед расставанием влюбленные провели вместе, сидя около небольшого камина в самой дальней комнате дворца. Анна, помня пристрастие возлюбленного к огню, велела слуге заранее растопить камин, чтобы Антуан мог насладиться в последний вечер теплом. Она сидела подле него на ковре, разложенном прямо перед огнем, и любовалась точеным профилем возлюбленного. По лицу Антуана пробегали, словно тени, языки пламени, тревожа и без того взволнованную расставанием Анну. Железная решетка, замысловато изогнутая, закрывала камин. Ее тень, падавшая на дальнюю стену комнаты, казалась похожей на темные пожухлые цветы, неизвестно откуда залетевшие и наводящие теперь тоску на опечаленных влюбленных.

Антуан оглянулся на тени, нависшие за спиной, и стал с интересом их разглядывать.

– Правда, похоже на дракона? – спросил он Анну.

Та присмотрелась к теням от решетки камина на стене и согласно кивнула головой. Антуан повернулся, серьезно посмотрел на Анну и сказал:

– Я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, mon ami. Я всегда буду любить тебя.

– В Китае есть примета, что человек, увидевший дракона, будет богат и проживет очень долго. Я прочитал об этом в «Записках» Марко Поло, итальянского путешественника, который первым из европейцев посетил Китай. Так вот… – Антуан серьезно посмотрел на Анну. – Я не хочу богатства и долголетия и хочу вновь увидеть тебя, когда вернусь в Париж.

Антуан и Анна порывисто обнялись и поцеловались.

На следующее утро маркиза с сыном еще до завтрака выехали из ворот дворца хранителя королевского парика и отправились на юг в сторону Бордо. Провожать их вышли лишь конюх да заспанная кухарка, собравшая путникам в дорогу хлеб с сыром и холодную жареную курицу. На небе собрались тяжелые осенние тучи, моросил дождь. Антуан уныло оглянулся на дворец и в боковом окне заметил машущую рукой Анну. Такой она и осталась в его памяти, стоящая на цыпочках у окна в ночной сорочке, невыспавшаяся и машущая ему на прощание худенькой белой ручкой.

Дорожная карета увозила Антуана все дальше и дальше, и вот уже Париж остался позади, и карета выехала на грязную дорогу, ведущую на юг, по бокам которой лежали луга с далекими серыми рощами, такими унылыми, что у Антуана защипало в глазах. Ему было грустно и тоскливо на сердце, так тоскливо, что, будь Антуан волчонком, сыном Злого Волка, загрызшего в его любимой сказке Красную Шапочку, он бы сейчас завыл, высоко задрав голову и закатив глаза. Вечером мать с сыном остановились на постоялом дворе, бедном, сыром и неуютном. В нем все выводило Антуана из себя: и сырость постелей, и грубые крики, раздававшиеся из кухни, и безыскусная пища, поданная сопливой служанкой на ужин. Однако Антуан с невозмутимым видом поел вместе с Летицией и тотчас же лег спать, отвернувшись к замасленной стене с невообразимо противными зелеными разводами. Утром невыспавшиеся путники двинулись дальше, подгоняемые холодным северным ветром. Лишь через неделю въехали они в провинцию Бордо, прозванную по революционной моде департаментом, а еще через пару дней вечером в тусклом свете заходившего осеннего солнца показались вдали башни замка Мортиньяков. Лошади, словно почувствовав конец пути, стали быстрее перебирать копытами грязь, разъедавшую дорогу, и вскоре карета въехала во двор холодного и безлюдного замка.