Читать книгу "Рожденный Светом - Сергей Фрумкин"

– Оденьте алюминиевые латы, – предложил Корсе, который с истинным уважением улыбался во все лицо, глядя на гарцующего на черном дьяволе, возвращающегося в замок, злого как черт «победителя»-Гима. – У них благородный блеск, весят полегче да и защищают лучше.

– Мне не нужны латы, – огрызнулся Гим.

– Нужны, господин советник! Латы вызывают уважение, да и… всякое бывает!

– Когда едем?

– Выступим на рассвете.

Отряд, который выдвинулся из ворот городской стены Ронтонтенополя с самыми первыми лучами солнца, по численности равнялся прежней десантной роте Гима. Сходство придавали воинские порядок и субординация, род деятельности всех присутствующих, а так же – наличие примитивного, но все же вооружения. В остальном компания бывшего сержанта напоминала ему группу театральных актеров, участвующих в съемках «живого» художественного фильма – такие до сих пор то и дело производились на свет, не смотря на дороговизну и примитивизм по сравнению с голографическими компьютерными фантазиями.

Сто человек восседали на ста мощных, длинноногих, холеных скакунах, одетых в специальные «конские» доспехи. Сами солдаты сверкали позолотой нарядных, имитирующих мышечную ткань лат так, что становились заметны в радиусе нескольких километров – в полную противоположность маскировочной ткани десантной формы регулярной армии Ростера. Длинные разноцветные плащи развевались за спинами подобно тормозящим парашютам и, судя по всему, носили только декоративную смысловую нагрузку. Красные и желтые перья на шлемах вызывали у Гима приступы смеха. В дополнение: длинные копья с развевающимися над ними узенькими полосками герцогских знамен, тяжелые, широкие, хорошо заточенные мечи в украшенных золотом и камнями чехлах, притороченные к седлам луки со спущенными тетивами и стрелы к ним, наконец, у некоторых – небольшие остроугольные щиты со звероподобными золотистыми гербами на полированной наружной поверхности.

«Рота» тяжело громыхала копытами по недоразумению, называемому здесь дорогой – утрамбованной, сухой и лишенной травы полоске земли – кривой, петляющей и извивающейся. Поднятая лошадьми пыль походила на песочное облако и долго еще держалась в воздухе, оставляя позади след «подбитого истребителя».

Какое-то время Гим не мог отделаться от комичности происходящего, но постепенно его взгляды менялись. Волевые лица молодых сильных парней сотни генерала Корсе выглядели серьезными – эти люди не играли в игру, а делали свою повседневную работу – точно так же старательно и не щадя сил и жизней, как в свое время – Гим и его товарищи. Мощные благородные животные на каждом шаге играли мускулами своих длинных ног, тяжело втягивали воздух огромными черными ноздрями, трясли пышными, развивающимися от скачки гривами и смотрели далеко в даль обалдевшими от бега большими одноцветными глазами – эти существа тоже не играли в игру и не снимались в кино – они жили движением, они вдохновлялись скачкой, они служили своим седокам верой и правдой и ничего не требовали взамен. Монотонный топот, мерное позвякивание лат и шелест развивающихся на ветру знамен складывались в музыку, в которой таилось нечто древнее, красивое и гордое. Сладкие ноты ностальгии, зовущей в далекое героическое прошлое, проникали глубоко в душу и зажигали радостью и азартом.

Под стать сотне богатырей была и окружающая природа. Дорога проходила по полям полутораметровой травы, по берегу бурлящей реки, под сенью густого смешанного леса. Повсюду пели птицы, стрекотали насекомые, шелестел ветер. Естественные, простые, насыщенные запахи хвои, сухой травы, полевых цветов, влажного мха или прибрежного болота щекотали непривычный к диким ароматам земли нос Гима, кружили его голову, опьяняли подобно алкоголю.

Когда дорога вышла из леса на широкую дикую степь, агент Эльтаров поравнялся с Корсе:

– Излин не был таким раньше?

– Ничего общего, – отрывисто дыша в такт своей богатырской лошади, сообщил генерал. – Здесь не было ни одного незастроенного квадратного километра. Небоскребы, заводы, магистрали, мегаполисы, поселки, космодромы, свалки и… тому подобное. Грязная, умирающая планета с вырождающимся населением.

– Вы помните?

– Я?! – генерал посмотрел удивленно. – Неужели по мне не видно? Я не «новый излинец», господин советник. Я был генералом внутренних войск еще задолго до того, как мой герцог решил все здесь изменить.

– Не хотел вас обидеть, – извинился Гим. – А остальные? Тоже не юноши?

– Остальные те, кем кажутся. Новое поколение. – Корсе с гордостью оглядел своих рослых воинов. – Хорошие ребята.

– И что сделал Ронтонте?

– Вызвал лучших экологов миграционной службы… Знаете, этих… которые готовят планету к переселению: меняют состав атмосферы, привозят воду, обогащают почву… в таком духе. Были даже специалисты от Эльтаров. Техносферу пустили под поляризаторы. Убрали весь верхний слой. Затем начали творить заново, по образцу и подобию планеты Земля – самой первой планеты человечества. Герцог сказал, что мы, как биологические существа, лучше всего приспособлены к условиям как раз этой самой Земли – до выхода в космос люди обитали там миллионы лет и так приспособились, что не скоро отвыкнут… Таких дел тут наворотили! Живность доставили, насекомых, рыб. Некоторых восстанавливали по древний файлам, выводили на свет заново.

– А люди?

– Кого переселили на Эгуну, кого – на Оттор. Кто не хотел улетать, остались.

– Они были довольны?

– Глупости, – генерал посмотрел в глаза Гиму умным вопрошающим взглядом. – Вы ли не знаете людей? Люди по природе консерваторы. Им всегда не по душе изменения, если решение принял кто-то другой. Если сами – пожалуйста: хоть все сломать и заново построить.

Гим задумался. В словах Корсе был очевидный смысл. Чтобы спасти умирающую планету, наверное, стоило поступиться желаниями отдельных личностей. Хотя сам бы Церон точно не захотел оказаться на месте переселенцев, которых в один прекрасный момент лишают и дома, и планов на будущее…

Природа бурлила вокруг дороги, наливалась жизненными соками, шумела, голосила, веселилась и цвела всеми цветами радуги. Умом и сердцем Гим понимал, что все эти растения, звери и птицы не могли не быть благодарными герцогу за его увлечение историей. Планета не могла не вздохнуть с облегчением – пусть ее новое лицо и стало не тем, что раньше, но, хотя бы, оно снова стало румяным, здоровым и настоящим… С другой стороны, что-то в теории всеобщей гармонизации не сходилось. Убеждая себя в обратном, Гим явственно чувствовал уколы боли и неприязни, источаемые этим самым живым, благодарным герцогу слоем Излина. Если бы сержанту сказали, что планета способна говорить и мыслить, он бы уверенно заявил: Излин нервничает, Излин обеспокоен, Излин напряжен…

Дорога пересекала небольшие деревни: маленькие деревянные домики с треугольными крышами, окружающий дома частокол, много корявых и невзрачных фруктовых деревьев, загоны для скота, колодцы с примитивными механизмами зачерпывания и извлечения находящейся на некоторой глубине воды. Заслышав стук копыт или же заблаговременно заметив на горизонте облако пыли, люди бросали свою работу и собирались посмотреть на сверкающих броней, богато снаряженных могучих воинов. Но Гим невольно отметил, что взгляды людей были недобрыми: тяжелыми, грустными, даже ненавидящими. При этом у всех: у женщин, мужчин и детей.