Читать книгу "Остановить Батыя! Русь не сдается - Виктор Поротников"

Добравшись до городской цитадели, Всеволод вбежал в Дмитриевский собор, под его роскошные гулкие своды, украшенные резным камнем и цветными фресками. Солнечные лучи, проливаясь сквозь узкие высокие окна центрального купольного барабана, искрились на позолоченных окладах икон, на медных столах-канунах, на серебряных лампадах, источающих аромат горящего лампадного масла.

Задыхаясь после стремительного бега, Всеволод замер перед высоким иконостасом, устремив свой полный отчаяния взор на образ Спасителя в терновом венце. Лик Сына Божия, изображенный на иконе кистью иконописца, был полон спокойствия и смирения. Сняв с головы шлем, Всеволод бросил его к своим ногам. Кованый металлический шелом, упав на каменный мозаичный пол, пробудил в закругленных сводах храма чуткое протяжное эхо.

«Господи, ужель нету в Тебе жалости и сострадания к христианам, истекающим кровью в сече с погаными мунгалами? — мысленно произнес Всеволод, вглядываясь в благородный образ Христа. — Ужели допустишь Ты, чтобы злые татары восторжествовали над воинством православным? Сжалься над женщинами, детьми и стариками, Господи! Отврати от рабов Твоих сие кровавое бедствие, рассей Батыеву орду, как мякину по ветру!»

Обливаясь слезами, Всеволод упал на колени, не замечая того, что губы его уже вслух произносят мольбы, обращенные к Спасителю. С горестных, сухих уст Всеволода падали слова — страстные, настойчивые, идущие от самого сердца: «Я грешен, Господи, признаю и каюсь в этом. Пусть постигнет меня за это кара небесная, десница Твоя пусть меня покарает. Здесь и сейчас, Господи, я готов стать пеплом и прахом, готов провалиться в Чистилище за грехи свои и всего люда владимирского… Пусть муки и страдания обрушатся на меня одного во имя спасения града Владимира и его защитников от полчищ Батыевых!..»

К полудню многотысячная волна татар прорвалась через проломы в стенах, запрудив улицы и переулки Нового города, повсюду тесня и сминая русских ратников. Видя, что общая линия обороны разорвана врагами во многих местах, Петр Ослядюкович отдал приказ воеводам спешно отводить свои поредевшие отряды в Город Мономаха. Бревенчатая стена, ограждавшая Город Мономаха, на какое-то время задержала воинов Батыя, погасив их наступательный порыв.

Мстислав, не видя брата Всеволода среди сражающихся русичей, решил было, что тот погиб. Придя во дворец, Мстислав уже собирался сообщить матери эту печальную весть, как вдруг он увидел Всеволода живого и невредимого, направляющегося в дворцовую сокровищницу. Мстислав, забрызганный кровью убитых им врагов, остановил брата, пожелав узнать, почему тот покинул поле битвы раньше всех.

— Потому что мне стало ясно, что силой нам не одолеть мунгалов, — раздраженно проговорил Всеволод, отвечая на вопрос Мстислава. — Господь отвернулся от нас. Остается лишь один выход, брат. Нужно просить Батыя о мире, умилостивить его дарами и своей покорностью.

— Да ты спятил, брат! — возмутился Мстислав. — Батыга — это же зверь в человеческом обличье. Он и разговаривать-то не станет с нашими послами, просто велит убить их. Не забывай, что мы сами отвергли предложение Батыя о сдаче несколько дней тому назад. Так что, брат, все мосты сожжены.

— Я сам преподнесу дары Батыю, — стоял на своем Всеволод. — Я поведаю ему, что нашего отца нет в городе. Пусть Батый ведет свою орду к Ростову, а жителей Владимира оставит в покое.

Мстислав смотрел на Всеволода и не узнавал его. Перед ним стоял бледный, совершенно упавший духом человек с блуждающим взглядом и трясущимися руками.

Агафья Всеволодовна выслушала Мстислава с презрительной усмешкой на устах, узнав от него о намерении Всеволода просить мира у Батыя.

— Стыдно мне слышать такое, — произнесла Агафья Всеволодовна. — Пусть Всеволод валяется в ногах у Батыя, это его выбор. Думаю, немногие наши ратники последуют за ним. Ты-то, сыне, что собираешься делать?

— Буду сражаться с нехристями до конца, матушка, — твердо ответил Мстислав.

— Хотя бы ты не опозоришь наш род, — удовлетворенно вздохнула Агафья Всеволодовна и поцеловала Мстислава.

Петр Ослядюкович не стал отговаривать Всеволода от его затеи, хотя совершенно не верил в ее успех. Несколько бояр и купцов тоже решили выйти к Батыю вместе со Всеволодом. Эти люди считали, что Всеволод поступает самоотверженно, рискуя головой ради многих тысяч владимирцев. Княгиня Марина без колебаний заявила, что последует за мужем в ставку Батыя, чтобы разделить с ним любой исход этих переговоров.

Петр Ослядюкович велел сотнику Якову, способному изъясняться на языке мунгалов, крикнуть со стены, что старший сын князя Георгия желает вступить в переговоры с Батыем. Один из татарских военачальников, переговариваясь с Яковом, сообщил ему, что Батый со своей свитой и телохранителями скоро вступит во Владимир через Золотые ворота. Яков договорился с этим темником, что тот поставит Батыя в известность о намерении Всеволода Георгиевича сдаться на милость татар.

Эта встреча состоялась близ Торговых ворот, через которые Всеволод и его немногочисленная свита вышли в Новый город, захваченный татарами. Ворота по приказу Петра Ослядюковича сразу же были заперты. Толпившиеся на забороле стены ратники и воеводы смотрели, как свита Всеволода ожидает прибытия Батыя, разложив на снегу свои дары: связки мехов, скатки тонких ярких тканей, соболиные шубы и шапки, восточные ковры, серебряные чаши и сосуды с узорной чеканкой, широкие медные подносы с россыпями золотых и серебряных монет, шкатулки с золотыми украшениями…

Батый выехал на площадь у Торговых ворот верхом на кауром длинногривом скакуне, укрытом длинной красной попоной, расшитой золотыми драконами. Одеяние Батыя состояло из длинного стеганого халата, поверх которого была надета короткая шуба, отороченная по нижнему краю и на обшлагах рукавов пятнистым рысьим мехом. Голова Батыя была покрыта монгольской шапкой-малахаем с узким высоким верхом и опушкой из меха черно-бурой лисицы. На поясе у Батыя висела кривая сабля в позолоченных ножнах, в левой руке у него была треххвостая плеть.

Батыя сопровождали около тридцати всадников на разномастных лошадях. Почти вся Батыева свита была облачена в кольчуги и панцири, увешана оружием. Батыев знаменосец держал в руках желтый стяг с изображением летящего красного кречета и с девятью черными хвостами.

Несколько сотен пеших татарских воинов, толпившихся на площади, расступились, образовав широкий проход, по которому Батый и его телохранители подъехали к русским послам, остановив коней в нескольких шагах от сложенных на мерзлой земле даров.

Рядом с Батыем находился рыжебородый толмач, который обратился ко Всеволоду Георгиевичу, переводя ему слова своего повелителя:

— Саин-хан спрашивает тебя, князь Всеволод, почто на эти переговоры пришел ты, а не твой отец? Саин-хан желает разговаривать с твоим отцом.

— Мой отец ушел из града Владимира с дружиной неделю тому назад, — сказал Всеволод, отвесив поклон Батыю. — Пусть Саин-хан примет нашу покорность вместе с нашими дарами. Мой брат и бояре владимирские в полной мере оценили силу татарского войска, выслав меня для заключения мира. Жители Владимира готовы отдать Саин-хану все свои богатства в обмен на сохранение их жилищ и жизни.