Читать книгу "Первая линия - Макс Фрай"

Все уже собрались, а играть не начинают, меня ждут. А я — вот, я есть уже.

Наташка говорит: «Я буду первая водить». Это хорошо. Интересно играть, когда она водит, она все время что-нибудь новое придумывает. Сначала мы в «Море волнуется, раз» играли обыкновенно, как все везде играют. Водящий говорил: «Морская фигура на месте замри», — и мы замирали, а водящий прикасался ко всем по очереди, и тот, кого потрогали, отмирал, начинал двигаться, что-то такое свое, особенное изображать, а мы должны были угадать, что он показывает. Это тоже было интересно, но Наташка в сто раз лучше придумала. Теперь тот, кто водит, должен каждый раз сочинять новое задание. Мы теперь не говорим: «Морская фигура на месте замри», теперь надо по-разному: «Фигура клоуна на месте замри», или «Фигура индейца замри», или «Звериная фигура», — и когда водящий к тебе притронется, надо отмереть и показать не первое, что в голову пришло, а вот именно клоуна, или индейца, или зверя какого-нибудь. Говорить ничего нельзя, только двигаться. И потом ведущий решает, у кого лучше получилось. Кто лучше всех, тот и будет следующий водить, придумывать нам задание.

Я даже не знаю, что интереснее: придумывать задание, или его выполнять, или на других смотреть, у кого как получается. Нет, знаю: я все-таки больше всего люблю смотреть. Я поэтому и говорю, что народу должно быть много: у всех одно и то же задание по-разному получается, некоторые так кривляются — лучше, чем в цирке выходит, а иногда даже лучше, чем в кино и в мультиках.

И вот мы начинаем.

— Море волнуется, раз. Море волнуется, два… — говорит Наташка, и мы, как положено, разбредаемся по всему волейбольному полю. Ходим, прыгаем, руками размахиваем, будто бы и не началась еще игра, а сами слушаем внимательно: какое будет задание? Когда Наташка водит, все что угодно может случиться. Любой сюрприз.

— Мо-о-о-оре волну-у-у-у-уется, три-и-и-и-и! — Она говорит медленно, нарочно тянет слова, и от этого даже в животе немножко щекотно, кажется: вот сечас ка-а-а-ак скажет чего-нибудь, и все!

Что именно «и все», — я, конечно, не знаю. Все что угодно, все-превсе, вот так.

Но Наташка дает нам очень простое задание. «Фигура фашиста на месте замри!» — говорит она, и мы замираем, заранее вздрагивая от будущего хохота: понятно ведь, что выйдет смешно. Наташка поворачивается к нам, некоторое время думает, с кого начать, а потом прикасается к моему локтю. Это очень-очень здорово, это мне повезло! Ну, то есть, не повезло, а просто Наташка меня пожалела. Сейчас быстренько покажу пьяного Гитлера (челку зализать на бок, два пальца под нос, чтобы обозначить куцые чарли-чаплинские усы, а свободной рукой размахивать так, словно в ней бутылка. Ничего другого все равно не могу придумать, вряд ли у меня лучше всех получится, зато покажу своего «Гитлера», и можно будет сесть на траву, смотреть на других и ржать от души, когда смешно. Я потому и говорю, что мне повезло: тот, кто выполнил задание, может смеяться вслух, а пока стоишь столбом, морской фигурой, приходится терпеть. Ржать — не по правилам, шевелиться — тем более не по правилам, уж если замер, то замер! А терпеть бывает очень трудно. Когда смеяться хочется — это же хуже, чем в туалет!

Ну, «фигура фашиста» вышла у нас не очень-то, честно говоря. То есть, было смешно, но не интересно. Все каких-то похожих фашистов показывали: маршировали, как в хронике из кино про Штирлица, ну, еще некоторые делали вид, будто стреляют из пистолета, а некоторые за мной повторяли Гитлера с пальцами под носом. Поэтому Наташка сказала, что мне водить. Ну и хорошо, у меня задание еще с позавчера придумано, с тех пор, как мы с папой вечером спорт по телевизору смотрели: фигура штангиста на месте замри! И уж тут так все здорово вышло, что даже выбрать было трудно, кто лучше всех штангиста показал. Смотрю на Наташку, советуюсь: подскажи, кому теперь водить? Я с нею часто так советуюсь, потому что Наташка такая — она все всегда лучше всех понимает. Вот и сейчас незаметно подбородком на Димку показывает. Ну да, у него здоровский был штангист, хоть в школе на новогоднем концерте с таким номером выступай, но без Наташки мне все равно трудно было бы решить.

Потом мы еще показывали космонавтов на Луне, и акробатов, и докторов, и тигров, и Подземных Жителей, и первобытных людей. А рыжая Маринка предложила «фигуру директора школы», и тут уж было так смешно, что даже некоторые «морские фигуры» ржали вслух, не утерпели, и Наташка их отштрафовала: велела одно задание пропустить. Она не вредная, просто правила есть правила. Никто не обиделся.

Потом мы еще делали крокодила, колдуна, балерину, царицу и пьяного дядьку — я же говорю, «Море волнуется» такая интересная игра, что можно очень долго играть, хоть весь день, ну или пока обедать не загонят. Алешку-немца действительно загнали в двенадцать, у него дома почему-то всегда рано обедают. Он ушел, а мы все остались, и тогда Сережка, который как раз водил, дал всем задание изобразить голую тетку, а очкастая Танька победила и велела нам сделать голого дядьку, и у меня от смеха аж в боку закололо, но потом пришлось показывать ведьму, это Игорь придумал, и лучше всех, конечно, вышло у Наташки, и получается, ей снова водить.

Наташка улыбается, и мне понятно, что она давно уже интересное задание придумала. Очень интересное какое-то задание. Надо было раньше ее выбрать, нам же лучше!

— Мо-о-о-о-о-р-р-р-р-ре волну-у-у-у-у-ется, ра-а-а-а-з. Мо-о-о-о-о-о-о-о-о-р-р-р-р-р-ре волну-у-у-у-у-у-у-у-уется, два-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а. Мо-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-ре во-о-о-о-о-олну-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-уется-а-а-а-а, три-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и!

Она так тянет гласные, что получается как будто песня. Длинная такая песня, как у северных оленеводов, которых показывали по телевизору… О! Вот что: надо будет, когда меня опять выберут водить, дать задание показать северного оленевода. То-то все удивятся! А может быть, даже и не знает никто, кроме меня, какие они бывают, эти самые оленеводы? Ну и сами виноваты, надо «Клуб путешественников» смотреть, мы с папой всегда смотрим…

А Наташка все тянет, тянет, нет уж сил терпеть. И, наконец — не тянет больше, не поет, не говорит даже, а кричит грозно, как военный командир:

— Фигура волшебного превращения на месте замри!

И я тут же понимаю, что это и есть самое интересное задание. Не только за сегодняшнюю игру, а вообще самое интересное в мире. Потому что — ну надо же было так придумать! Показать, как человек во что-нибудь превращается, так же только в сказках бывает! И нужно самим срочно решать, кому в кого хотелось бы превратиться. И мне, кстати, надо бы придумать, а то вот дотронется сейчас Наташка до моего локтя — и что я буду делать?

Но она меня пока не трогает, а идет к Димке, и Димка показывает: вот он — человек, гуляет себе по двору, никого не трогает, даже сигарету курит. Ну, то есть, делает вид, как будто бы курит, руку подносит ко рту и пыхтит, чтобы нам было понятно: он взрослого человека показывает. А потом Димка вдруг останавливается и начинает махать руками, как крыльями, и всем сразу ясно: он превратился в птицу. Шел по улице взрослый человек, шел себе шел, курил, а потом вдруг превратился в птицу и улетел. Здорово у него получилось, похоже. А я, интересно, так смогу? И вообще, что я все-таки буду показывать? Может быть, превращусь в дерево? Я немножко знаю, как это: быть деревом. У нас в саду, когда мы жили за почтой, рос орех, мы дружили, и он меня даже хотел научить быть деревом, но мне казалось, это скучно: на месте все время стоять. Особенно, если рядом нет никаких других деревьев. Орех мой вон тоже скучал один на поляне, хоть и не сознавался.