Читать книгу "Тихое вторжение - Дмитрий Володихин"

Нина виновато склоняет голову.

– Виновата. Извините. Я так больше делать не буду.

Ясли! Младенцы тяжкогрудые…

Терех вежливо отводит ее в сторонку, чтобы объяснить, какое-такое отношение имеет их тупой, злой проводник к научным исследованиям. А я склоняюсь над содержимым выморочного вещмешка. Сухпай. Пригодится. Два снаряженных рожка. Пригодятся. Бутылка воды. Пригодится. Туалетная бумага «Нежность». Н у, почему бы нет? Странно было бы обнаружить наждачную… Пригодится. Электробритва на батарейках. Идиот. Книга Жюля Верна «Черная Индия». Олигофрен!

А вот и то, чего я опасался.

Прикиньте, парни, куда может сунуть артефакт перец, у которого испорчен контейнер для артефактов? А? Кто сказал – под шляпу?! Расстрел и пять лет строгого режима! В вещмешок, куда ж еще.

Вот только вещмешок не дает никакой защиты от «бешеных» артефактов. От тех, стало быть, которые склонны кусаться. Например, от этого. Аккуратно замотанная в туалетную бумагу, сгибается и разгибается «тараканья лапка». И сколько в ней разряда, знает один Бог. Может, через два часа долбанет. Может, через минуту.

Старшой инстинктивно крестится, увидев такую похабень.

– Степан, раздайте найденные припасы и смените Толстого.

Мнется.

– Командир, сейчас сменю. Разрешите один вопрос?

– Один.

– Так точно. Я никак не въеду… а кто растяжку-то у аномалии поставил? Тут что, все аномалии уже по конкретным парням разобраны?

– Да никто, Степан. Не было растяжки. Это эксплозивная аномалия «хлопушка». Невидимая. Хорошо, боец твой в самую сердцевину не попал, башку бы оторвало. Давай на «ты»?

– Годится.

Подходит Толстый. Увидев такую похабель, он тоже инстинктивно крестится.

– Во-первых, давай на «ты».

Кивает.

– Во-вторых, вот эту фиговину аккуратно затолкай прикладом в контейнер. Руками не трогай ни сейчас, ни когда будешь вынимать – может током долбануть.

Снимает контейнер, кладет на асфальт, сдергивает с плеча автомат… без единого слова. Хорошо работать с молчунами.

– Это премия тебе будет. Сдашь на выходе, получишь лишние триста евро, или вроде того. Дочери на мороженое.

– За что? – осведомляется он густым медовым басом.

– За меткость.

– Благодарствую.

Тощий, услышав наш разговор, ворчит:

– Положено делить между всеми членами группы поровну… я слышал от ребят из боевого сопровождения, которые…

– Заткнись. Иначе премиальные от твоего артефакта мы точно поровну поделим.

Затыкается. Хватило и тонкого намека!

С этим субчиком мы раньше всего на «ты» перешли. Правда, непочетным способом. С Терехом «тыкать» мне не хочется, какой-то морозец у меня от этого человека. А с Ниной – вообще упаси господь! Какие еще мысли в голову придут пылкой барышне.

Смотрю на нее и ловлю почтительный взгляд. Ага, у меня восемь публикаций! Я – заместитель самого Михайлова! Так и напишите на моей надгробной плите.

Спускаемся на станцию.

Медленно. Очень медленно. Поганое у меня чувство. По всем отчетам видно: под землей московская Зона беднее аномальными объектами, чем на поверхности. Тут на порядок безопаснее. Тут почти что старая добрая Москва. Отправлять группы по линиям метрополитена – оптимальное решение.

Но мне все кажется, что лезем мы навстречу крупным неприятностям.

Впереди, вместе со мной, – Степан и Тощий. Сзади – Толстый и Терех. Между нами, как драгоценная жемчужина между створками раковины, – пыхтит, обливаясь потом, первая научная единица.

Замечаю на детекторе движение. За поворотом, в пятнадцати метрах. И Терех тут же говорит:

– Тим, есть движение!

Поднимаю руку, показываю – понял.

Одиночная метка. Человек? Мутант? Одичавший кот? Крыса? Безопаснее всего – бросить гранату. Но есть риск угробить ни в чем не повинного сталкера. Или во всем виноватого мародера… коего нас никто не назначал казнить. Или научника, оставшегося от всей группы, которая доблестно легла в туннеле.

Никакие оригинальные маневры не приходят мне в голову. Посылать кого-то в разведку – риск. Если что-то не так, без разведчика-то мы и останемся. Световых гранат – пугнуть – у нас нет. Сдается мне, лучше вывалить всей кучей. По справочнику Малинина-Буренина пять с половиной стволов а) всегда сильнее, чем один; б) позволяют уложить любого мутанта и даже бродячего кота.

Знаками показываю группе собраться вокруг меня. Объясняю: ссыпаемся вместе, если скажу: «Огонь!» – значит, стрелять, если не скажу – значит, не стрелять.

Выбегаем вниз двумя тройками.

Пятеро держат автоматы наперевес.

Шестая лихорадочно выуживает пистолет из кармана.

Перед нами диво дивное… Два ряда раздолбанных стеклянных киосков. Журналы и газеты вывалены на асфальт и до того изгвазданы, будто лютые враги отечественной журналистики сплясали на поверженной прессе ритуальный танец. А на середине подземного коридора – обнаженная женщина. Рослая, длинноногая, с гиревидными грудями, она стоит на четвереньках перед телом собаки. Проделывает с ним какие-то манипуляции, не особенно обращая внимание на шум сбоку. Надо же какая… завлекательная… а роста какого! Если поднимется… если поднимется… ёмана!

Осознав, что в прелестнице аж метра под три росту и человеком она быть по определению не может, я жму на спусковой крючок. Но слева меня толкает под руку Тощий с воплем: «Гля, баба голая!» – а сзади хватает за локоть Нина со словами укоризны: «Она ведь собачку ест!» Угробки, мать! Длинная очередь уходит выше цели, автоматные пули с визгом рикошетят, впиваясь в руины ларьков.

Великанша поворачивает к нам лицо. Вся нижняя часть его вымазана кровью. Голышка открывает рот очень широко… неестественно широко… жутко широко… Я опять жму на спуск, но без толку – магазин пуст! И тогда ору:

– Огонь! Огонь Ого-о-онь!

А у девочки-переростка изо рта… из пасти вылезает мясистая трубка, и… в ноздри мне, в рот, в глаза лезет зловоние… я задыхаюсь… никак не могу выдохнуть… мышцы сводит… да как же это… слышу, как лупит чей-то Калашник… визжит свинец… Сознание волнами уходит от меня.

Глава 8

«Ведьмин студень»

Бог есть. И он такой же Бог для Зоны, как и для везде.

И, видно, милостиво держал Он руку надо мной, самоуверенным идиотом.

Потому что меня откачали. Я очнулся на холодном асфальте от чувства страшной тяжести. Будто неизвестные доброжелатели решили опробовать на моей груди пресс для изготовления монет. Я перхнул, хрюкнул, и задышал. Парни, как здорово, когда ты просто можешь дышать! Вы себе не представляете.