Читать книгу "Доклад Генпрокурору - Вячеслав Денисов"

Вычесть тысячу – умершие за сутки по возрасту. Следом должно уйти в минус полтора миллиона – груднички и хорошо обучающиеся в школе несовершеннолетние до пятнадцати лет. Еще два – инвалиды на колясках, пацифисты, богомольцы, депутаты Государственной думы и восемнадцать членов правительства во главе с премьер-министром. Последним, только вчера получившим портфели, такие дела вроде как бы ни к чему.

Другая тема – антиглобалисты, скинхеды, сотрудники Министерства внутренних дел (бывают казусы, дело прошлое...) и диггеры. С категорией этих граждан пришлось бы помучиться и потом, после долгих раздумий, обосновать в отдельную группу и очертить отдельной версией.

Приплюсовать, умножить, поделить, вычесть и с некоторой обреченностью рассмотреть итог в цифровом значении.

Сделай Кряжин все выше перечисленное, он имел бы те же восемь миллионов. Природу не обманешь.

Слева зазвонил телефон. Иван Дмитриевич потянулся к трубке, попутно стреляя взглядом в перелистываемый телефонный справочник («Д» – «диспансеры», где производятся конфиденциальные исследования на ВИЧ-инфекцию).

– Кряжин, слушаю.

Ага, вот... Список из тридцати учреждений, где при достаточно малом давлении в рамках уголовного дела можно получить любую конфиденциальную информацию о состоящих на учете носителях африканской обезьяньей болезни. Немудрено, что болеют ею гомосексуалисты, проститутки и наркоманы...

– Иван Дмитриевич, вас беспокоят из Московского уголовного розыска...

– А что я сделал?

В МУРе работают люди с чувством юмора, иначе не давались бы им многие раскрытия так легко. И, потом, Кряжин знал, кто его беспокоит. Тот самый капитан Смайлов, что без особых усилий обнаружил в подвальной выемке дома груду брошенных вещей.

Два дня назад, в тот самый день, когда Кряжина вызывал к себе прокурор, Смайлов звонил и, не зная, как лучше раскрыть тему, забубнил что-то о «некоторых перспективах раскрытия дела по факту убийства Оресьева». Кряжин, такой педантичный, когда речь шла об официальных раутах, к межличностным отношениям сотрудников из разных ведомств (читай – быту) всегда относился терпимее и снисходительнее. Глядя на Генерального, Кряжин с ужасом думал о том, что будет, если бы он сам стал Генеральным. Из его лексикона даже в простецких разговорах исключился бы тонкий сарказм, речь перестала бы изобиловать словами-паразитами, грабеж именовался бы именно как «грабеж», а не как «скок», «рывок» или «гоп». Пиво после окончания рабочего дня, под второй тайм «Спартака» с «Зенитом» исключалось бы полностью, так как в любой момент вечера, ночи и последующего за ними раннего утра его могли бы поднять, привезти и прямо на пересечении какой-нибудь Малой Похмельной и Лоботрясовской попросить взять под личный контроль очередное дело. А брать что-то под контроль, да еще под тремя десятками видеокамер, да еще под– шофе... Лучше смотреть, как «Спартак» проигрывает «Зениту».

Кстати, «Зенит» почему-то все чаще и чаще стал выигрывать у столичного клуба. То ли тренеры перебор осуществили в принципах селекции, да «Спартак» к себе много питерских взял... Оставим. Есть те, кому виднее.

Итак, Смайлов.

Он говорил, и от речи его рука Кряжина, сжимающая трубку, влажнела с каждым новым словом опера.

– Я правильно понял вас, Смайлов? Вы задержали человека, который поначалу отрицал причастность к убийству человека в джипе на Резниковской, а потом изъявил желание написать явку с повинной?

– Так точно, – по-военному отрапортовал капитан милиции. Вспомнив его лицо, Кряжин опять представил эти голубые, как утреннее небо, глаза, найти в которых хотя бы каплю чего-то темного было почти невозможно. Но найти, если есть желание, можно всегда. Тем более в глазах капитана милиции.

– Игорь, – сбросив обороты, назвал собеседника по имени Кряжин. – Я сомневаюсь относительно того, что вы не понимаете смысла понятия «явка с повинной». И даже не предполагаете, в чем я особенно уверен, что его не понимаю я. Итак, быстро, поскольку разговор по телефону: ваш явочный Варанов отработан по оперативной схеме? Только быстро, Смайлов! Это важно.

Для следователя, получающего такую информацию, на самом деле все важно именно в первую минуту. Впоследствии начинаются такие пертурбации, причем авторами их часто являются именно милиционеры, что раскрытое преступление рассыпается в суде независимо от профессионализма следователя.

– А потому, если ты, Смайлов, хочешь мне втюхать мульку о том, что какой-то Варанов с сидором за спиной приперся на Петровку, тридцать восемь, чтобы сделать явку с повинной об убийстве депутата Государственной думы Российской Федерации, то ты унижаешь мой разум.

– Ну... – послышалось в трубке. – Конечно, оперативная разработка имела место...

– Через час Варанов должен быть в моем кабинете, – отрезал Кряжин, повесил трубку и растер лицо.

Можно, конечно, поехать в следственный изолятор, но знакомиться с человеком, который дал признательные показания в совершении убийства депутата Государственной думы, Ивану Дмитриевичу хотелось именно здесь, на Большой Дмитровке. Для любого, кому тюрьма кажется адом и кто сталкивается с перспективой знакомства с ней впервые, лучшее место, чтобы сказать правду, – СИЗО. Тех же, кому зона – дом родной и кто в общей камере следственного изолятора чувствует себя, как в своей спальне, нужно везти к кованым воротам с большой бронзовой табличкой. От одного ее вида срок сразу кажется максимальным, и необходимость контакта со следователем сразу становится первична. Элементарная выкладка из курса психологии. Удобнее всего бить врага на своей территории. Кряжин сам когда-то играл в футбол, болел за свою команду, а потому тактика преимущества своего поля была ему хорошо известна.

Сейчас же Иван Дмитриевич о своем будущем визави не знал ничего. В тюрьме тот, со слов Смайлова, уже побывал. Сейчас стоит посмотреть на этого «явочника» в кабинете. От исхода разговора зависит и будущее.

Хотя и о подобных заявлениях – явках, выбиваемых из подозреваемых, как пыль из паласа, Кряжин не просто наслышан. Он их за двадцать лет начитался до рези в глазах. Девять явок из десяти рождаются на вторые сутки после задержания подозреваемого, то есть когда само понятие «явка» в данном контексте звучит по меньшей мере странно. Тогда, спросит кто-то, зачем нужен такой документ, как протокол упомянутой явки?

Все просто: признание человека в совершении преступного деяния – одно из оснований признания его вины. Этот смысл особенно глубоко понимают оперативные работники уголовного розыска. В суете дел забывая о том, что это основание косвенное и имеет значение лишь при подтверждении следствием иных фактов, они заставляют арестантов брать в руки перо и в эпистолярном жанре описывать то, что с упомянутыми арестантами теоретически произойти могло (и якобы произошло), но не происходило.

А потому, когда давшего признательные показания Варанова Иннокентия Игнатьевича ввели в кабинет старшего следователя по особо важным делам Генеральной прокуратуры Кряжина, первый был бледен, как загрунтованный холст, подготовленный к письму, а второй разрезал этот холст лезвием взгляда.