Читать книгу "Карт-бланш императрицы - Анастасия Монастырская"

Вошел, усмехнулся взглядом, мгновенно оценив и лихорадочное возбуждение, и ее девственно белый наряд, и длинные пальцы, нетерпеливо постукивающие по лаковой столешнице. Она боялась нарушить молчание, он — насмешливо тянул паузу. Первой не выдержала Екатерина:

— Вас прислал Шувалов?

В ответ белозубая улыбка:

— Он.

— И?

Еще одна улыбка.

Екатерина нервно облизнула губы.

— И ничего. Я жду распоряжений, ваше высочество.

— Любых? — голос Екатерины, обычно звучный и бархатный, вдруг оказался с досадной прорехой. Нервы пополам с желанием еще не так могут подвести.

Орлов сделал вид, что не заметил пробившейся дрожи, его явно забавлял этот глупый разговор.

— Разумеется, любых. Приказывайте. Я весь в нетерпении.

Собака, какая! Он в нетерпении! Екатерина вновь вглядывалась в его красивое лицо: огромные карие глаза, весело блестевшие под длинными пушистыми ресницами, безупречной формы лоб, гладкий, белый, словно дорогой мрамор. Упрямый нос с хищными ноздрями, пухлый рот — противоестественное сочетание нежности и мужественности. Как ей хотелось дотронуться до этих влажных теплых губ, пахнувших табаком и другими женщинами. Как хотелось попробовать на ощупь смоляные кудри: так ли они мягки, как кажутся?! Как давно она хотела почувствовать на себе тяжесть его совершенного тела и поддаться яростному натиску…

— Вам нравится жить в Петербурге?

Более глупого вопроса нельзя было придумать. Разве что только, спроси она о погоде.

— Пожалуй, да, чем нет, — ответил Орлов и без разрешения уселся в кресле. — Здесь больше наслаждений и больше возможностей.

— А вы любите наслаждения?

— А кто ж их не любит? — удивился он. — Даже собака не против, когда ей почесывают пузо и дают кость с остатками мяса. Что уж о людях говорить?

— И какие наслаждения вам по нраву?

— Власть. Женщины. Деньги.

В первую минуту Екатерина онемела от подобной наглости, однако потом не выдержала и рассмеялась:

— Вы всегда так откровенны?

— Нет. Но с вами — да.

— Тогда ответьте мне еще на один вопрос… Только откровенно.

— Спрашивайте, — он наклонился к ней, напоминая хищного голодного зверя. Екатерину пронзила теплая судорога внизу живота.

— При дворе стало известно о вашей победе над княгиней Куракиной. Она рассказывает удивительные вещи о ваших м-м… способностях. Говорят, что лучше всего вам удается в постели… Что вам лучше всего удается в постели? — выпалила она и отчаянно покраснела.

Орлов уверенно подошел к ней, не смущаясь, коснулся груди в вырезе платья.

— Спальня где?

Екатерина растерялась:

— Там.

— Пошли. Не люблю слов, предпочитаю дело.

Она безвольной куклой поплелась следом, чувствуя, как изменяет смелость. Этого не может быть, не может, не может… Или?

В спальне он первым делом крепко закрыл дверь. Резко обернулся и уже по-свойски, как и подобает хозяину, прижал к себе, давая ощутить свое желание. Оттолкнул.

Хрясть! Платье не выдержало сильных рук и разошлось на груди двумя белыми смятыми половинками.

Хрясть! Молча и с удовольствием рвал на ней одежду, потом толкнул на постель.

— Значит, ваше высочество, хочет узнать, что лучше всего мне удается в постели? Что ж, я готов удовлетворить ваше любопытство.

Ах-ах! Сначала она даже не поняла, что именно он собирается сделать, затем смутилась, дернувшись и закрывая потайное местечко обеими ладонями. Словно невинная барышня. Он нежно и ласково отвел бессильные руки:

— Не бойся. Тебе будет очень хорошо, обещаю.

И от этой клятвы она сникла, расслабилась, чувствуя, как его губы начали исследовать самые укромные местечки ее тела. О! Такого с ней еще не было. Тело благодарно выгибалось ему навстречу, ловя каждое прикосновение, горело от страсти. Внизу стало совсем горячо, женщина закричала…

…А затем накатила еще одна — самая сильная — волна желания, накрыв ее всю от головы до пяток, и, содрогнувшись от сладкого спазма, пронзившего влажное лоно, Екатерина вдруг обмякла и затихла.

Орлов довольно похлопал ее по оголенному животу.

— Таких горячих баб у меня еще не было. Ночью еще приду. Жди.

И вышел, хлопнув дверью.

Екатерина взглянула на себя в зеркало: красная, растрепанная, удивленная и счастливая. Вспомнив необычные ласки Григория, она на мгновение смутилась, но тут же отогнала стыдливые мысли. Чего стыдиться? Любви? Своих желаний?

Напряжение последних дней отступало. Глаза слипались, великая княгиня скинула на пол разорванное платье и, завернувшись в одеяло, провалилась в спокойный и крепкий сон. До вечера еще так далеко, а ей нужно набраться новых сил.

Глава 12

Григорий не обманул, пришел в полночь и остался до самого утра. Заласканная, зацелованная Екатерина впервые за долгое время спокойно заснула в теплых мужских объятиях.

Но привычка рано вставать все-таки взяла свое, несмотря на приятную усталость и короткий сон. Приподнявшись на локте, она осторожно обводила пальцем ангельские черты, еще не веря, что этот своенравный Геркулес теперь принадлежит ей одной. Но принадлежит ли?

— Любуешься? — хрипло спросил Орлов, открыв глаза.

— Любуюсь, Гриша, — со всей серьезностью ответила Екатерина. — А еще думаю, сколько нам с тобой счастья отпущено?

— Чего тут думать, — он грубовато, но ласково поцеловал ее прямо в опухшие губы. — Сколько отпущено, столько и возьмем. Мы теперь с тобой крепко повязаны. Как иголка с ниточкой. Куда ты, туда и я. Теперь никуда тебя не отпущу и никому не отдам.

— Стоит ли давать такие обещания, когда впереди целая жизнь?

— Стоит!

— Правду говорят, что у тебя есть четверо братьев? — спросила она вдруг.

— Правду. Папка с мамкой постарались, родили таких молодцов, — засмеялся он. — Иван, Алексей, Федор и Владимир. Все на военной службе. Мы, Катя, четыре полка при Петербурге держим. И крепко держим. Гвардейцы за нас пойдут и в огонь, и в воду. Но я — лучший. Это тебе на всякий случай говорю, не терплю соперников.

— А кто твои родители? — Екатерина постаралась скрыть любопытство, но оно все же прорвалось. Григорий зло насупился.

— Гнушаешься?

— Что ты, Гриша, просто интересно, — поспешила его успокоить великая княгиня.

— Происхождение у меня скромное. Для вас, императоров, — нехотя проговорил Орлов. — Но нам, гвардейцам, есть, чем гордиться. Дед мой, Иван Орлов, рядовой лучник был замешан в бунте стрельцов. Но вышел сухим их воды. Так было дело. Приговорили, значит, деда моего к смертной казни. Царь приказал. И, может быть, на том наш род бы и прервался, если бы не милость государя. Взошел он, понимаешь, на эшафот и, улыбнувшись, оттолкнул ногой окровавленную голову, послав ударом в народ. Голов там много валялось в тот день. Народ закричал, испугался. А царь ну, как хохотать. За это его царь, Петр Алексееич, и помиловал. Люблю, говорит, смелых да бесшабашных. После этого дед остепенился, верно служил царю и дослужился до офицерского чина. Сын его, Григорий Иванович, и мой отец стал губернатором Новгорода. В пятьдесят три года женился на благородной девице Зиновьевой. То мамка моя. Родила она бате девять сыночков, девки у них почему-то не получались. Выжили только пятеро. Мы, Катя, как пальцы одной руки — куда один, туда и все. Каждый за другого готов жизнью поручиться. Родная кровь…