Читать книгу "Четыре подковы белого мерина - Наталья Труш"

– Ты со мной? – спросила Лада Димку.

Он сбежал из больницы через четыре дня. На нем все всегда заживало как на собаке. И лечиться он не любил.

– Поговорим? – предложила Лада.

– Поговорим… – не очень охотно согласился Димка.

Разговор был тяжелым. Лада чувствовала, что сын недоговаривает. Он не юлил, не выкручивался. Видно было, что говорил честно, но… не все. Впрочем, зачем Ладе было это его «все»? Ведь было главное – зависимость. И все остальное было не так важно.

– Мама, мне самому… не выбраться. Нужно в больницу. – Димка сцепил пальцы в замок так, что костяшки побелели. – Помоги…

Курс лечения стоил две зарплаты Лады. Спасибо дяде Толе Ко́мару: помог деньгами. Он очень переживал за Димку. Каждый вечер запирался в туалете, набирал номер Лады и шепотом спрашивал:

– Доча, ну как он? Димка наш как, а?

– Мне его жалко, дядь Толь! Не могу я его оттолкнуть!

– Доча, да что ты?! Какое оттолкнуть? Он же сын твой. Ну, оступился! Ну, пошел по кривой дорожке! Ты пойми, доча: это болезнь. И надо помогать больному.

Когда Лада сдавала Димку в больницу, она узнала многое из его «истории болезни». Врачу, который принимал его, Димка рассказывал все честно: был предупрежден, что врать не безопасно. Правда, разговаривали они на каком-то птичьем языке, из которого Лада поняла не так много.

Наконец Димку увели в палату, а Ладе вручили памятку, из которой она узнала, как себя вести с наркозависимым и что можно ему принести в больницу.

– Три дня не приходите, – предупредил ее врач. – Он будет не в состоянии нормально общаться с вами.

– Доктор, а это опасно? Ну, вот эта ваша программа лечения?

– Не опаснее, чем то, что делают ваши детки. Главное, тут он будет под контролем. Но сразу скажу: мы не волшебники, мы лишь поможем организму, а дальше надо собственную голову включать и думать о том, как жить.

– Да, я понимаю…

Через три дня Лада приехала проведать Димку. В больнице все было очень строго: пройти в палату можно лишь по специальному пропуску, на входе грозная тетя проверила сумку Лады, просмотрела все продукты, вытащила вакуумные пакетики с колбасой:

– Нельзя это! Миленькая моя, у него сегодня организм как у новорожденного, а ты ему колбасы копченой принесла! Еще б сала кусок захватила! Миленькая моя, печенье и чай, и больше не надо ничего. Он и этого-то не съест. Наркоты-то не принесла?

Просто так спросила, как о само собой разумеющемся, как о конфетах-леденцах.

– Да вы что?! – вспыхнула Лада, и краска бросилась ей в лицо, будто она и в самом деле принесла в кармане запрещенное.

– Ну-ну, я ж для порядка. – Тетка слегка подтолкнула Ладу к двери палаты номер три, и предупредила: – Сильно его не разгуливай, пусть спит.

То, что увидела Лада за белой больничной дверью, заставило ее вскрикнуть. Палата маленькая, на три кровати, одна из которых пустовала, а на двух лежали… Нет, больными людьми назвать их было трудно. Открытые рты, и слюна от подушки до пола, костлявые руки и ноги, кожа серая с голубым. Белье на кроватях, сбитое в ком, клеенка рыжая под простыней. Что-то эта картина напомнила Ладе, что-то далекое, болезненнотяжелое, страшное.

…Димка. Маленький мальчик, годик от роду, в замызганных казенных ползунках неопределенного цвета, мокрых, в желтых разводах. Маленькие ручки цепко хватаются за перекладину – металлический прут кроватки с сеткой. Зареванное личико искажено гримасой боли и горя. И у Лады голова кругом от мысли, что таким крошкам уколы делают прямо в голову…

Димка совершеннолетний спал или находился в забытьи. Кулачки со сбитыми костяшками сжаты крепко. Из одного выглядывает хвостик конфетного фантика – леденец в цветной обертке, видимо, угостил кто-то.

На тумбочке – раскрытая упаковка с памперсами. Лада постеснялась заглянуть под одеяло, но памперсы, видимо, для этих больных обязательны.

На шее – прозрачная трубочка, закрепленная на коже лейкопластырем крест-накрест. Других вен у Димки нет. Вернее, то, что осталось, медикам жаль колоть, вот и вшивают на время лечения вот такое приспособление – катетер под ключичку.

Трубочка с воткнутой в нее иголкой пугает Ладу, как когда-то в пору Димкиного младенчества ее напугали, что малышу будут делать уколы в голову…

За деревянной спинкой кровати торчит стойка капельницы, на которой закреплены четыре емкости с растворами. Кап-кап-кап – капают капли и секунды, вливая новую жизнь в безжизненное пока тело.

Лада погладила Димкину руку, она дрогнула. Сын приоткрыл глаза.

– Мама… – прошелестел сухими губами.

– Димочка, сыночек… Как ты? – Лада дрожала от жалости к своему несчастному ребенку, который, как большинство ровесников, не удержался на краю пропасти.

– Ма, нормально. – Димка пошевелился, вывернул голову и поискал что-то глазами. – Ма, где-то бутылка с водой… Попить, мам, дай, а?!

Лада взяла с тумбочки бутылку с минералкой, поднесла к сухим Димкиным губам, он сделал жадно глоток, захлебнулся и закашлял-загрохал так, что Лада испугалась. Но сразу сообразила: постучала кулачком по спине.

– Ма, – улыбнулся Димка, – зря ты пришла. Тут сама видишь как… Сосед мой, вон, еще совсем мертвый, только сегодня положили. Я-то уже соображаю. Мам, забери меня домой, а?

Лада смотрела на него с ужасом. Какое «домой»?! Еле жив, что она с ним дома делать-то будет?!

Правда, Димка тут же забыл, что домой просился. Он задремал, и Лада потихоньку вышла из палаты.

– Ну как? – спросила ее строгая тетка на выходе.

– Страшно… – Лада покосилась на тень, ползущую вдоль стены. Тень была бесполая. Тощее серое существо с короткой стрижкой – три недели после бритья. Под глазами черные провалы. Худые ноги, торчащие из широких штанин, в жутких язвах.

«Мама дорогая! – подумала Лада, с ужасом глядя на существо. – Наш-то по сравнению с этим – найкращий». Лада очень любила эту знаменитую фразу из «Республики ШКИД». Так один из героев фильма сказал про умершего младенца, которого он привез в морг. По сравнению с остальными обитателями печального заведения мертворожденный младенчик одной из воспитанниц Школы имени Достоевского был просто «найкращим». Наверное, самым красивым…

– А мы привыкли, – обыденно сказала строгая тетка на выходе. – Их тут тьма. Всех бояться, так и не жить!

– Скажите, они все… такие?! – с ужасом спросила Лада.

– После наркоза всех качает. Ну, а остальное зависит от того, какими пришли сдаваться. Кто-то хуже, кто-то лучше. Разные все.

После больницы у Димки наступила депрессия. Он лежал с утра до вечера на диване и боролся сам с собой. Он недовольно морщился, когда Лада спрашивала, не хочет ли он поесть. Не хочет суп? А что хочет?!