Читать книгу "Безжалостный Орфей - Антон Чиж"

Лебедев подошел к месту.

На персидском ковре, среди язычков и завитушек, лежало тело, ноги были поджаты, а руки неестественно вывернуты. Лицо уткнулось в шерстяной ворс, густо пропитанный желтовато-бурой жижей.

— Кто это? — спросил Аполлон Григорьевич, ожидая увидеть совсем другое.

— Так это же Дмитрий Юнусов! Единственный сын князя Юнусова! Древнейшая аристократическая фамилия! Триста лет на службе трону. Герб и прочее. Поступил на дипломатическую службу, проявил отличные способности и заслужил похвалу начальства! Надежда и гордость престарелых родителей! Такая трагедия! Единственный сын! Последний стебелек древнего рода! Прошу вас, сделайте все, что можно! Надо найти и покарать убийцу.

— Подумаешь, юноша совершил самоубийство… Нервы и фантазии. С кем не бывает. Почему вдруг решили, что это убийство?

Вендорф сделал вид, что не понял намека.

— Этого не может быть! — уверенно сказал он. — Блестящий молодой человек, жизнерадостный. Еще вчера заезжал к родителям и делился своими планами. Впереди прекрасная карьера и служба в нашей миссии в Англии. Ему подыскали прекрасную невесту. Какое тут самоубийство…

— Может, невеста не понравилась?

— Аполлон Григорьевич, не время для шуток! Надо что-то делать. Я должен… Мы обязаны найти убийцу хотя бы ради честного имени семьи. Нельзя, чтобы такое пятно легло на древний род.

— Конечно, древний род. Это не какие-то безвестные учительницы-содержанки.

— Господин Лебедев… — Голос Оскара Игнатьевича приобрел стальной накал. — Я не милости прошу, а исполнить ваш служебный долг. Не тратьте время, приступайте. Вдруг убийцу еще можно задержать по свежим следам. Найдите их…

И полковник величаво удалился, предоставив криминалисту поле деятельности.

Не страх перед начальством, а профессиональный долг принуждал. Стараясь не тревожить тело, Лебедев осмотрел голову, шею и руки. Точно сказать пока нельзя, но, кажется, к хлороформу подмешали еще что-то. Это надо выяснять не здесь.

Оставив жертву в покое, Аполлон Григорьевич прошелся по комнате, убеждая сам себя, что ищет следы. Но предметов и деталей он не замечал. Внезапно напало такое отчаяние, такая беспомощность с печалью пополам, что сильный духом мужчина был в шаге от того, чтобы пустить слезу. Ничего не мог поделать с собой. Какие тут улики искать.

Требовалась краткая передышка, чтобы собраться с мыслями. И себя заодно.

* * *

Лебедев сбежал. Бросил на ходу, что вернется через четверть часа, и не дал Вендорфу рта открыть. Побродив по гостинице, он завернул в новомодное заведение, именуемое баром. Подобное место в столице имелось только в ресторане «Медведь». И в «Европейской». Официант за стойкой, или как его теперь называть, сверкал крахмально-белым кителем, излучая само радушие. Он спросил, чего господин желает отведать, есть ликеры, хорошие вина, отличные виски и даже чудо чудес — смеси разных напитков, именуемые «коктейль». Официант произнес это слово в два ударения: «кок» и «тейль», следуя модному правилу.

Лебедев потребовал водки. На лице официанта мелькнула досада, сразу же обратившись благодарной улыбкой. Аполлон Григорьевич не знал, напьется или просто оглушит себя рюмкой-другой. Он знал только, что надо залить тоску нестерпимую. Иначе наделает глупостей. Может, Вендорфу физиономию начистить. Да мало ли что… Хорошо хоть Гривцов не видит, в какую тряпку превратился великолепный друг.

Официант поставил серебряное блюдце, на котором виднелся хрустальный наперсток, пожелал приятного аппетита и отошел. Увидя запотевшую рюмку, Аполлон Григорьевич заглянул к себе в душу и понял, что пить не сможет. И напиться не сможет. И что теперь делать, решительно непонятно.

Позади кто-то вежливо кашлянул.

Лебедев ответил не глядя:

— Передайте полковнику, что скоро буду. Потерпит, ничего не случится.

— Прошу простить… — сказал нежный голосок. — Это неприлично, но не смогла удержаться… Вы тот самый знаменитый Лебедев?

С неприличным восторгом смотрела барышня скромного вида, по одежде приезжая. Как все-таки далеко шагнула его слава. В другой день Аполлон Григорьевич распустил бы хвост и не отпустил эту малышку без приятного знакомства. Но сегодня хотелось одного: чтобы его оставили в покое. Не надо ни женщин, ни улыбок, ни радости, когда на душе мгла и скрежет зубовный. Он пробурчал что-то невнятное.

— О, я так рада! — залепетала провинциалка. — Позвольте ваш автограф! Я покажу его маман, она будет счастлива. А племянники — просто в восторге!

Ему протянули карандаш. Лебедев не глядя оставил на каком-то клочке замысловатую закорючку. И демонстративно отвернулся. Пусть думает что хочет.

Спиной он ощутил легкое дуновение, словно кто-то подошел. Или барышня взмахнула шалью. Ему все равно, пусть его оставят в покое, напиться не дадут по-человечески. Лебедев демонстративно взялся за рюмку. Но кто-то произнес у него за спиной:

— И этот человек учил не ставить подпись не глядя…

Том III

Из дневника Юлички Прокофьевой

Писано февраля 7-го числа, поутру

Это было ужасно. Не могла заснуть всю ночь. Пила капли, но ничего не помогает. Вчера пришел Он, сказал, что надо опасаться. Оказывается, завелся в городе какой-то сумасшедший, что убивает девушек. Вешает их и душит. Это такой кошмар! Как можно убить девушку! Он совсем испуган, говорит, чтобы не смела выходить из дома, открывала только ему. Или посыльным из магазина. Он все будет приносить, пока убийцу не поймают. Говорит, что власти нарочно скрывают убийцу, чтобы не поднялась паника. Все-таки скоро коронация. Он добился своего. Напугал так, что не нахожу себе места. Как представлю всю эту картину… Нет, невозможно! Только не меня. Я буду сидеть под замком сколько угодно, раз так. Пусть весна проходит, пусть что угодно, но болтаться на веревке — никогда. Он сильно встревожен, никогда его таким не видела. Как он меня любит! Понимаю, что это глупо, но в его страхе я вижу столько заботы и нежности, что, пожалуй, даже рада этому. Даже в магазины не хочется. Все думаю о нем. Это так мило! Не могу высказать, как его люблю. Он такой смешной становится, когда говорит строгие вещи. Прямо еле сдерживаюсь. Хочется его поцеловать. Но нельзя, подумает, что я дурочка. Все выслушала. И обещала носу не показывать. Он, уходя, еще раз предупредил, что опасность нешуточная. И вот я не спала ночь. Хорошо, хоть мечты, как мы поедем в Ниццу, скрашивали мне бессонницу. Сейчас закончу эти строчки и лягу соснуть. Солнце в окно бьет, что может случиться. Он меня любит, и это главное! Как хорошо! Ах, если бы не этот гадкий страх. Но теперь я уже не боюсь.

* * *

Лебедев решил, что от нервов свихнулся, потому что к водке не прикасался. Далее: что еще не проснулся, и все это ему только снится, и вот сейчас Антонина растолкает его, и все закончится. И даже что надышался где-то веселящего газа, и вот ему мерещатся галлюцинации. Любые иные доводы рациональное сознание допускать отказывалось. Нельзя же верить в призраки и привидения. Это неприлично, в самом деле.