Читать книгу "Охота на герцогиню - Элизабет Бикон"

Джессика повернулась, чтобы внимательно рассмотреть его глаза, внимательнее, чем осмеливалась со дня своего прибытия в Эшбертон. Даже вчера днем в его тесных объятиях она избегала встречаться с ним взглядом, боясь, что он прочтет ее мысли. В Лондоне ей не раз приходилось замечать его тревожное настроение, но на сей раз в его глазах таилось необычное напряжение, к тому же тонкие морщинки обозначились у его рта. Похоже, он в последнее время привык сжимать зубы, стараясь обрести самоконтроль, его неподдельно усталый вид подкупил ее.

— Какая помощь понадобилась герцогу Деттингему от увечной старой девы, невзрачной и невлиятельной? — наконец вымолвила она.

— А ваша солнечная улыбка? — поддразнил он.

Она сделала над собой усилие и взглянула на него так, словно ей делать больше нечего, как выслушивать его затасканные шуточки. Он вздохнул и склонился над ее спокойно-расслабленным телом, опираясь на спинку скамьи рукой, затем посмотрел ей в глаза, словно собираясь сказать нечто важное. Она не шевелилась, стараясь выглядеть безмятежной и скептичной, несмотря на жаркое волнение внутри от его близости, почувствовала его бедро сквозь легкий муслин платья и тонкое белье — леди может позволить себе надеть такую роскошь в знойный летний день. Она осадила себя: дескать, негоже выказывать свое распутство и радоваться, что лишь тонкие шелестящие покровы, подобно летящей паутинке, отделяют ее от горячего мужского тела. Ее единственная защита от возможности превратиться в герцогиню на час — способность сохранять внешнее хладнокровие, подобающее леди, и чувство юмора.

— Вы умеете судить ясно и здраво, если захотите того. Окажите мне услугу, Джесс, поведайте, что говорят о Сиборнах в свете. Как судят обо мне и моей семье за глаза, когда нет необходимости очаровывать или отвращать герцога своими суждениями.

— Вы хотите, чтобы я шпионила за вашими гостями? — недоверчиво спросила она. — Нет, хуже того, вы желаете сделать меня своим Парисом в неприглядной роли сводницы[15].

Его меланхолическое настроение мгновенно улетучилось, он глянул на нее с удивлением и обидой, затем побледнел и зловеще насупился.

— Что ж, спасибо за урок, — резко бросил он. — Мне следовало помнить, что я мало занимаю ваши мысли. Вы всегда умели держать меня на удобном для себя расстоянии, так, мисс Пэндл?

Она вспыхнула и тут же обмерла, упорно избегая смотреть ему в глаза, готовая покорно согласиться, что, видимо, неверно поняла, поскольку смущена, когда он грозно нависает над ней, подобно карающему божеству.

— Может быть, — сдавленно прошептала она.

— Конечно же так, — выдохнул он и склонился еще ниже, сверля ее глазами, словно пытался обнаружить проблески сердечности; после чего решительно поцеловал ее, выбрав единственно возможный в такой ситуации способ напомнить им обоим, что она — просто женщина и кровь в ее жилах еще не совсем застыла.

Джессика затаила дыхание, словно пыталась таким образом не почувствовать вкус его губ; просто игнорировать сам факт. Но, в конце концов, пришлось вдохнуть, и так глубоко, что она словно втянула с этим глотком воздуха всю сущность Джека Сиборна. От него веяло мужским теплом, ароматом лимона и сандалового дерева — естественное и вместе с тем замысловатое сочетание. Его губы дразнили и пробовали ее на вкус, ее одолевало желание почувствовать его всем телом, она, пытаясь отмахнуться от наваждения, подняла руку, зачем-то обняла его за шею и притянула к себе. Еще один блаженный поцелуй, уговаривала она себя. Будет что вспомнить, когда он женится, а она, старая дева, уйдет на другую орбиту жизни, как далекая планета.

Его рот лукаво изогнулся, словно он хотел наказать ее за попытку отстраниться, но затем отмел такие подозрения, она не могла изменить сама себе, и с ее размякших губ предательски сорвался сладострастный стон. Как и вчера, в его поцелуях чувствовался некий налет скептицизма, обескураживало то, что в таком слиянии они снова чувствовали себя Джессикой Пэндл и Джеком Сиборном — старыми заклятыми друзьями.

Она отчаивалась, что он точно так же пожелал бы любую женщину, если бы застиг ее нежащейся в саду в пьянящих ароматах, исторгаемых разогретыми на солнцепеке травами. И здравомыслящая Джессика вслух выразила свое отчаяние громким стоном, однако он только возрадовался, приняв это проявление чувств не за робкую мольбу избавить ее от искушения, а как поощрительную просьбу о большем.

— Если вы ненавидите меня, почему таете в моих руках, как нагретая карамель? — спросил он, силясь разрешить эту головоломку вместе с ней.

— Потому что идиотка? — предположила она между поцелуями.

— Прелестная, сладкая идиотка, — пробормотал он и впился в нее поцелуем, так что все слова были забыты, она тихо вздохнула от безмолвного удовлетворения.

Он нежно подсунул свою широкую ладонь под ложбинку вдоль ее спины, обхватил тонкую талию и восхищенно забормотал, по-мужски оценив это сокровище. Затем чуть сдвинул ее в глубь скамьи и прилег рядом, ласково сжав ее округлую грудь, словно приготовившись ждать сколь угодно долго, пока она восторженно ответит на его прикосновения. Она недовольно вздохнула, не в силах сказать, что уже давно и безумно жаждет продолжения. Он не спеша водил пальцами чуть выше, постепенно приближаясь к ноющим соскам и сдерживая рвущееся наружу огромное желание большего. Предвкушение этого заставляло ее дрожать от восторга, бесстыдно и податливо изгибаться от его прикосновений.

Он прерывисто стонал, словно испытывал те же муки, что и она, обхватил губами ее распухший от поцелуев жаждущий рот и изо всей силы вжался в нее, не в силах более вынести эту сладострастную пытку, которая была нужна им обоим, как воздух. Бурная волна всколыхнула ее женское естество, когда она почувствовала его горячее желание, пропадающее втуне, и поняла, что только он может утолить ее желания. Она изогнулась навстречу удовольствию и боли и требовательно застонала, надеясь, что он поймет ее без слов.

Как видно, он понял, ибо начал лениво водить многоопытным кончиком пальца по затвердевшему соску, затем снова внял ее тихому стону, приняв его своими губами. Затем его язык глубоко проник ей в рот и нежно щекотал изнутри, заставляя мучительно вздыматься набухшие груди.

Она беспечно забыла о том, где находится, не думала, к чему все это может привести, только упивалась осознанием себя как зрелой, чувственной женщины, которая блаженствует в объятиях своего мужчины, возможно, последний раз в жизни. Благоразумная Джессика снова попыталась попрекнуть ее за эти достойные сожаления мысли, но распутная Джесс, беспокойная искательница приключений, просто отмахнулась от нее. Джек между тем ласкал ладонью ее груди, сначала одну, затем другую. Можно было бы пресытиться всем этим, если бы его вторая ладонь не опустилась ниже, к той горячей точке, которая сразу воспламенилась от его смелых ласк.