Читать книгу "Обольститель и куртизанка - Анна Кэмпбелл"

Оливия могла не говорить, что задержалась нарочно, — Эрит и сам догадался. Возможно, она надеялась, что граф уедет без нее? О чем думала эта женщина? Что гордость аристократа не позволит ему подождать полчаса? Она недооценила терпение и любопытство Эрита.

Карета накренилась; изящная рука Оливии взметнулась вверх и ухватилась за кожаный ремень, чтобы удержать равновесие.

«Ага, миледи, я задумал выбить у вас почву из-под ног; как-то вы тогда запоете?»

Эрит пошире расставил руки и уперся спиной в подушки, приноравливаясь к тряской езде. Его невозмутимость явно раздражала Оливию. Эрит различил в полумраке кареты недовольную гримаску на ее прекрасном лице.

Казалось, воздух между ними сгустился от невысказанных слов. Эрит без труда угадал стратегию Оливии. Она собралась хранить ледяное молчание до самого Лондона, чтобы там объявить о своем незамедлительном переезде в дом лорда Перегрина. Возможно, перед этим она снова попросит графа хранить в тайне все, что он видел в Вуд-Энде. Но, к несчастью для бедняжки, Эрит не собирался ей подыгрывать. У него был свой план. План выигрышный. Граф набрал в легкие побольше воздуха и сделал выпад:

— Леонидас Уэнтуорт ваш сын.

Глава 10

Непререкаемый тон Эрита заставил Оливию вздрогнуть, лицо ее побелело как мел. Оторвав дрожащую руку от кожаного ремня кареты, она прижала ее к груди. В глазах ее застыл испуг.

Повисла напряженная тишина. Эрит задумался, станет ли Оливия лгать, отрицать правоту его слов.

Ему следовало догадаться.

Оливия перевела дыхание, вздернула подбородок и дерзко бросила:

— Да.

Ее лицо стало холодным и замкнутым. Полные губы сомкнулись в прямую черту, а затянутая в перчатку рука сжалась в кулак. В тесной карете враждебность Оливии казалась почти осязаемой.

Эрит искренне сожалел, что задел чувства куртизанки, проникнув в ее секреты. Но в деревенском трактире у него, было, достаточно времени, чтобы обдумать все случившееся. Он хотел помочь Оливии, а значит, должен был знать, какие ужасные тайны скрывает ее прошлое. Только так он мог восстановить справедливость, пусть даже много лет спустя.

С того мгновения как он понял, что Лео — сын Оливии, в нем боролись самые противоречивые чувства. Изумление, смятение, горечь, оскорбленное самолюбие мешались с желанием защитить Оливию и с отчаянной жаждой мести. Но сильнее всего его терзало любопытство.

— Вы сами были почти ребенком, когда произвели на свет сына. — Тон Эрита оставался суровым, хотя сердце его разрывалось от жалости при мысли, какие муки пришлось вынести этой женщине. Он боялся, что не сможет сдержать переполнявшую его ярость и скорбь, боялся испугать Оливию бурным проявлением гнева, направленного вовсе не на нее. Господи, как могло такое случиться? — Сколько вам лет? Тридцать?

— Тридцать один, — угрюмо отозвалась Оливия.

Она оказалась старше, чем думал Эрит. И все же, по всем людским законам она была слишком молода, чтобы иметь почти взрослого сына.

— А Леонидас? Сколько ему? Шестнадцать? Семнадцать?

Поначалу Эрит решил, что мальчик на несколько лет старше, его ввел в заблуждение высокий рост Лео. Вдобавок юноша находился довольно далеко, а граф был ослеплен ревностью. Неудивительно, что первое впечатление оказалось обманчивым.

Лео, не слишком походил на мать, их родство выдавало разве что природное изящество мальчика и благородная манера держаться. Да еще неуемная гордость. Эту же гордость Эрит видел и в Оливии, сидевшей напротив. Прямая спина, сверкающие глаза, высоко, поднятая голова — все в ней говорило о непреклонности.

— Это вас не касается, милорд. — От ее ледяного тона веяло холодом, пронизывающим до костей, промозглой зимней слякотью.

Быть может, хрупкая близость, возникшая между ними в последние дни, никогда и не существовала. Оливия возвела вокруг себя высокую стену, невидимую, но столь же реальную, как обтянутое кожей сиденье кареты. Однако, к несчастью для куртизанки, Эрит вознамерился подвергнуть осаде ее крепость. И разрушить, не оставив камня на камне, если понадобится.

— А я считаю иначе. — Граф со вздохом провел рукой по волосам. Ему хотелось верить, что им движет не только эгоизм. Голос его смягчился. — Я знаю, вы упрямы, Оливия. И теперь понимаю, что сделало вас такой. И все же прошу: уступите мне.

Губы Оливии гневно скривились, руки вцепились в зеленую бархатную сумочку, лежавшую у нее на коленях.

— Вы ничего обо мне не знаете.

Запрокинув голову, Эрит устремил взгляд на потолок кареты, затянутый роскошной парчой, и принялся изучать затейливый узор — сплетение красных, синих и золотых нитей.

— Неужели?

Он выдержал долгую паузу, повисла неловкая тишина, нарушаемая лишь скрипом колес.

— Какое вам до меня дело? — сердито выпалила Оливия. — Я для вас ничто. Всего лишь очередная женщина, согревающая вашу постель. Еще одна в бесконечной череде других любовниц. Они были до меня, будут и после. Вы расспрашиваете меня из досужего любопытства, у вас нет никакого права донимать меня вопросами.

Эрит не сомневался, что в его жизни будут другие женщины, но ни одна из них не будет такой, как Оливия Рейнз.

Он сам не понимал, откуда это настойчивое желание узнать подлинную Оливию, скрывающуюся за ослепительным фасадом знаменитой куртизанки. Его не оставляла странная уверенность, что, раскрыв эту загадку, он спасет собственную душу, а возможно, и душу Оливии. Это казалось глупым, безрассудным, даже абсурдным, но какое-то неведомое чувство подсказывало ему, что он прав.

Почему же для него это так важно? Почему Оливия так дорога ему, когда другие женщины — жаркие безликие тела — лишь помогали заполнить зияющую пустоту в его душе?

Еще одна загадка. Быть может, он разгадает ее, узнав секрет Оливии. Хотя сама Оливия сделает все, чтобы помешать ему.

Но можно ли ее винить? Слишком много жестоких, мучительных тайн скрывает прошлое этой женщины. Воспоминания терзают ее, причиняя боль.

Тогда зачем бередить раны? Ради Оливии? Или ради себя самого? Чутье нашептывало ему, что Оливия не вырвется из ледяной клетки, пока не примирится с прошлым. Но может, он ошибался?

Эрит вгляделся в лицо Оливии. В ее топазовых глазах читалась тревога.

— Не понимаю, что страшного, если вы мне ответите?

— А что за беда, если вы не узнаете?

— Я мог бы и сам догадаться.

— Или пригрозить, что расскажете всем о существовании Лео, — с горечью парировала куртизанка.

Эрит знал: ему следует поклясться хранить тайну, заверить Оливию, что никакие распри между ними не заставят его нарушить слово. Он не желал зла ни ей, ни тем, кого она любила. Совсем наоборот.

И все же он промолчал. Пополнил свой список грехов еще одним обманом.