Читать книгу "Нет - Сергей Кузнецов"

…Мы можем. Мы, конечно, можем. Не задумываясь. Задумаемся мы потом, потом, когда Еввка хотя бы откроет глаза. О том мы задумаемся, что двадцать тысяч — это все, что мы сделали за последние четыре месяца. Или даже пять. О том, что полтора года, обещанные нами себе и Яэль, превращаются в некоторый неопределенный и нереальный срок. О том, что у нас язык не повернется сказать об этом Яэль. О том, что, кажется, пришло время перестать чистоплюйствовать и расставить приоритеты. И о том, что приоритеты мои, кажется, таковы: 1. Яэль. 2. Жизнь с Яэль. 3. Дети с Яэль. 4. Жизнь с Яэль и детьми. 5. Жизнь с Яэль и детьми. 6. Жизнь с Яэль и детьми. И что в свете этого факта надо хорошенько поговорить с мальчиком-Волчеком еще раз. Сорок тысяч за месяц, или пусть катятся на все четыре стороны. И тогда через два месяца эта страна идет на хер. Вместе с моим братом.

Бедная Еввка.

Глава 28

Красная ковровая дорожка — знак серьезности мероприятия, знак верности традициям — пахнет большими надеждами. Странное и опьяняющее чувство: сидеть в зале и ждать объявления победителей, зная заранее, что ты — победитель. Дорожка — как река крови, стекающая по ступеням пирамиды у меня в «Падении Мехико». Кровь была настоящая, с бойни, на бионе чувствуется запах — терпкий, ни с чем не спутать. Я помню, как я последний раз крикнул «снято!» и едва не заплакал, и бегал, как помешанный, обниматься с операторами, и бормотал: «Гений! Гений! Гений!» Потому что знал, что я — гений.

После конкурсного показа «Variety — Variety» — рецензирующая чилли раз в пять лет примерно! — написала: «Этот фильм так же революционен для наших дней, как „Глубокая глотка“ — для классического порно и „Глубокая глотка: вся правда“ — для порно бионного». Мудаки, какие мудаки! Это не «Глотка» и не «Вся правда», это — «Нетерпимость» Гриффита, если они еще помнят, кто это такой. Неучи. Половина жюри — без кинообразования, старые прощелыги, двадцать лет назад не сумевшие вписаться в законы AFA со своей аляповатой двадцатиминутной дешевкой. Много ли в этой индустрии людей, способных снять фильм, поднимающий чилли с уровня балагана, на котором оно существует все эти годы, до уровня настоящего искусства? Один у них такой человек, я, Йонг Гросс.

У входа стоят солдатики, просят показать ногти и снять головные уборы, раскрыть сумки, пройти сквозь металлоискатель, облучиться на искателе пластиковой взрывчатки, — и на секунду становится нехорошо и неуютно, и сам быстро озираешься — нет ли кого… в лапсердаке. Войти в зал, найти Бо — естественно, он припас мне место. Кивнуть этой его новой девахе, Вупи Что-то японское. Некрасивая, в общем, тетка, но при этом — что-то такое в ней… Жаль, Бо ее нашел где-то, когда я уже монтировал «Падение»; я бы ее взял к себе, в псилоцибиновую сцену с леопардусами; как бы она была там кстати.

Сегодня он может гордиться мной, а я — да, да — горжусь им. Повезло мне с ним, ой, как повезло — хотя, конечно, какое повезло? просто всегда умный был! — свой первый фильм (не фильм даже, а так, монтажную склейку, студенческий выпускной проектик, эксперимент в стилистике — правда, очень удачный эксперимент) я принес именно ему. Мне тогда казалось, что это просто шутка, чистый арт — нарезать кусков из ванили и Голливуда, перемонтировать их так, чтобы эякулирующий мужской член чередовался с залпами огнеметов, а разверстая женская пизда — с кровавыми ранами из старых фильмов о войне, и получить из чистеньких легальных кадров нечто, за что AFA отъела бы мне голову. Я продал у себя в классе около тридцати копий, — кровавая вакханалия, пацаны говорили, что забирает круче, чем любое чилли, и это при том, что все мы были — ну такими эстетами, ну такими смелыми экспериментаторами!.. Тогда они первый раз до конца поняли, кто на этом курсе чего стоит; сегодняшний «Голден Пеппер» напомнит им, если они вдруг забыли за эти годы.

Выползают по одному члены жюри. Все-таки Иерусалим в стремлении выглядеть гламурно со своим легальным чилли все больше скатывается в полный идиотизм: зачем они сделали председателем этого карлика Романского? То, что у него длина члена равна росту пополам, еще не делает его экспертом в нашей области. Чем длиннее член, между прочим, тем трудней его поднять. Его-то собственные фильмы можно мерять в микроградусах подъема. А вот чем он меряет чужие и по какому праву? Впрочем, хорошо, если в этой индустрии за год наберутся три фильма, вообще заслуживающих какой бы то ни было оценки.

Бо сначала не поверил, что я это всерьез, когда увидел полгода назад сценарий «Падения Мехико». Он, бедный, даже не представлял себе, что можно так подходить к чилли. Он вообще не знал слова «пеплум» и пытался что-то говорить про то, что там мало зоусов и это не его профиль. Бо — лапочка, умничка, лучший человек в этой индустрии, но правда есть правда — он чудовищно необразованный, серый. Человек, пришедший в чилли из старой порнографии, из чистого принципа, из борьбы за свободу искусства и секса, а не из киношколы UCLA. Так что, собственно, грех предъявлять претензии. Но все равно иногда раздражает. Сзади пристроился один с микрофончиком:

— Скажите, мистер Гросс, почему ваши фильмы вот уже который год оказываются настоящими блокбастерами даже на таком странном рынке, как рынок чилли?

— Потому, что я действительно умею снимать кино.

Иногда я чувствую себя даже не Гриффитом, а Спилбергом, человеком, который сто лет назад навсегда изменил всю киноиндустрию, сняв «Челюсти», первый настоящий блокбастер. Или даже основателем «Lucas Film» (какое же говно они сейчас снимают, к слову сказать!), сделавшим четвертую серию «Звездных войн», когда никто и не мог помыслить о подобных штуках. Я тоже не сразу смог; четыре картины сделал — коммерчески удачные, в сто раз лучшие, чем большинство нашего тутошнего дерьма, но все равно — слишком обычные; и вот наконец взял себя в руки, перестал халтурить, напрягся — и сделал то, о чем мечтал аж со школьной скамьи: большой, полнометражный чилли-фильм, с настоящим нехилым бюджетом (слышишь, Бо?), с масштабными съемками, с месяцем работы в джунглях Мексики, с этнически достоверными ацтеками, с воссозданными — почти правдиво — обрядами. И шутки ради, эксперимента ради — и скандала ради, конечно, и ради того, чтобы этих ванильных мудаков поучить, — подал свое дитятко на получение обычного рейтинга для широкого проката.

Как они все встали на рога! Кровавые жертвы Кецалькоатлю — выдумка расистов-испанцев, желавших оправдать свои звееерства! Бабочки, и только бабочки могли служить ему пиииищей! Упоминание кровавой жертвы в кодексах следует понимать как метааафору! Приличный человек должен бойкотировать такое гнусное оскорбление целому нарооооду! Фу. А вот поди ж ты — вчера, перед фестивальной премьерой, немаленькая толпа бесновалась перед кинотеатром на Шенкин, полиции пришлось разгонять не получивших билеееетик саунд-блааастерами. Любууууйтесь.

…И вообще — при чем тут «безжалостные ацтеки»? Можно подумать, я из испанцев сделал ангелов! Да одна только сцена, когда по приказу Кортеса четвертуют Долорес, предварительно распоров ей живот от лобка до грудины, а палач, убедившись, что его никто не видит, мастурбирует и кончает прямо в вывалившиеся на каменный пол пирамиды внутренности, — да одна эта сцена может снять с меня все обвинения в якобы ненависти к одним только ацтекам. Правду ешьте, правду; и кто вам виноват, что ваша правда не заслуживает никакого рейтинга, кроме: «ужас-ужас-ужас!»?