Читать книгу "До основанья, а затем… - Роман Феликсович Путилов"

шинели, медленно и с достоинством проезжая мимо столиков, требовательно тянул свою шапку к, замолчавшей от наглости, публике. Попытки швейцаров, официантов или приказчиков, выкинуть прочь потерявших все представления о приличиях хамов, обычно заканчивалась плохо. Нет, никто не въезжал в ресторан «Палкин» на телеге с пулеметом, не дай Бог. Просто, когда обидчики ветерана, после трудового дня двигались домой, их догоняли какие-то патриоты и больно били за обиду ветерану, а на прощание показывали нож или револьвер, обещая, что больше бить не будут. И поэтому, когда в следующий раз в шикарное заведение заезжала тележка инвалида, то, несмотря ни крики хозяина или метрдотеля, ни один халдей в сторону нарушителя спокойствия даже не смотрел.

Зачем такие сложности? Да, попрошайничество в «хлебном» месте приносило неплохой барыш, который вечером делился на всех коллег, что сидел на улице с протянутой рукой, и было приятным дополнением к денежному содержанию. Главной же задачей этих экзерсисов было становление скрытой системы наружного наблюдения отдела Народной милиции Адмиралтейской части. Кто подумает, что военный инвалид, сидящий на бойком месте Лиговского проспекта, не просто клянчит у прохожих копеечку или рублик, а внимательно наблюдает за зданием, где, к примеру, квартируется челядь и пристяж красноярского промышленника Носова Ильи Сергеевича, а бывший солдат Прохоров Василий внимательно следит за всеми входящими и выходящими из широких ворот штаб-квартиры Носова, за всеми грузами, что прибывают и убывают со склада, принадлежащего опасному купчине.

Сотрудники отдела наблюдения были никак не связаны с моим отделом. Жили они или на казарменном положении в небольшом флигеле на районе судостроительного завода, или в отдельных комнатах в приличных рабочих казармах. Вот, к примеру, позавчера, к Прохорову приехала выписанная из деревни жена, что сейчас крутилась, наводя уют в выделенной Василию отдельной комнате дешевого доходного дома на Бумажной улице за Обводным каналом.

Василий приложился к чекушке, от крепкой ханжи в которой был только запах и чуть-чуть алкоголя, смачно хрустнул половинкой очищенной луковицы, лежащей рядом на обрывке газеты и вдруг замер — у одного из парней, что сейчас грузились в три пролетки, остановившиеся у дома, занимаемого купцом Носовым, из-под ремня на поясе выпал револьвер. Револьвер конечно шустро подхватили, и даже, никто из проходящих мимо прохожих, вроде ничего не заметил, кроме внимательного нищего в солдатской шинели, что побирался на противоположной сторону проспекта. Парни в пролетках уже уехали, когда нищий подозвал к себе проходящего мима пирожника, самого деревенского вида, с огромным коробом за спиной, что крутился тут с утра, стараясь продать приличной публике свой непрезентабельный товар. Продав нищему два пирожка с требухой, крестьянин с довольным видом быстро пошел дальше, чтобы через две улицы передать старшему звена информацию от Василия, что подручные Носова Ильи Сергеевича силой великой и при оружии выехали в неизвестном направлении. К сожалению скорость прохождения информации от постов наружного наблюдения оставляла желать лучшего, в чем мне совсем скоро пришлось убедится.

Глава двенадцатая

15 марта 1917 года

«Из Кронштадта приехал делопроизводитель Портового архива для доклада начальнику. Рисует все в мрачных красках. Если верить приехавшему, то в городе продолжается царство солдатчины. Они ничему не хотят подчиняться. Считают себя Социалистической республикой и грозят всем расправой. Офицеры, в количестве 300 человек, до сих пор арестованы: некоторых из них заставляют исполнять черные работы — грузить уголь и проч. Сейчас матросы ходят по городу и ищут себе квартир».

Из записок Г. Князева.

Столярно-слесарные мастерские, куда мы с Анной Ефремовной направились с утра пораньше, представляли собой несколько одноэтажных кирпичных зданий под, грустно устремленной в небо, кирпичной трубой, огороженные глухим забором. Ворота были замкнуты на большой замок и опечатаны сургучной печатью Интендантского управления столичного гарнизона. Сопровождавшие нас на телеге бойцы замок сбили, ворота распахнули, и мы вкатили на мощенный булыжником двор.

Здания цехов были тоже заперты и опечатаны. У примыкавшей к цеху котельной виднелась куча угля, от которой, в паре мест, в небо поднимались тонкие столбы белесого дыма. Между зданиями цехов находилась крытая сверху площадка, заполненная какими-то трубами, крупными отливками и колесами. Сразу у ворот, отдельно от цехов, находился опрятный домик, вмещавший в себя несколько кабинетов, судя по всему, здесь размещался инженерно — административный персонал мастерских. В кабинете, с табличкой «Управляющий», нас, ожидаемо, встретил засыпной сейф с распахнутой настежь дверцей.

Какие-то документы были разбросаны на полу, часть лежала на столе. Усадив нынешнюю владелицу мастерской на стул у окна, я собрал валяющиеся по кабинету бумаги, сел за стол и попытался разобраться в найденных документах.

Судя по всему, мастерские занимались отливками металлических деталей по заявкам заказчиков, металлообработкой. А во время войны получили заказ от военного ведомства на производство ремонта винтовок, в том числе и изготовление лож и накладок, для чего в девятьсот шестнадцатом году были сооружены сушильные камеры. Потом меня проводили на склад, где показали ожидавшие ремонта оружие, не менее пятисот винтовок различной степени исковерканности и разукомлектованности. Полюбовавшись на все это безобразие я вернулся в кабинет управляющего, где меня ожидала богатая наследница.

— Ваше благородие! — в кабинет заглянул один из милиционеров: — Там у ворот люди собрались…

— Что за люди?

— Говорят, что работники, хотят на территорию пройти…

— Много человек?

— Человек пятьдесят, ну, это если с бабами и детишками посчитать.

— Там, напротив проходной, двухэтажный дом стоит, зеленого цвета, так там казарма для рабочих и их семей находится. — подала голос вставшая к окну Анна.

— Понятно. Ворота закрыть. Рабочие пусть выберут трех человек депутатов, которых привести сюда. Давай, действуй.

Минут через тридцать, после долгого ора за закрытыми воротами, тот же милиционер впустил в кабинет управляющего трех человек. Впереди шел молодой парень с шалыми глазами чуть-чуть навыкате, в распахнутом на груди черном теплом бушлате и черной фуражке с лопнувшим лаковым козырьком. Двое других были постарше, одеты во все темное и потеплее. Парень, войдя в кабинет, тут же шлепнулся на ближайший стул и заявил:

— Мы — забастовочный комитет.

Двое остальных депутата молча остались стоять у двери.

— Господа, здравствуйте. Присаживайтесь и представьтесь. — я обратился к старшим делегатам через голову их лидера.

— Ты что глухой? Я же сказал — мы забастовочный комитет. Со мной разговаривай. — паренек в фуражке привстал, пытаясь загородить мне двух своих коллег, поэтому мне пришлось встать со стула и сесть на краешек стола, прямо напротив делегатов.

— Уважаемые, я вас слушаю — кто вы и зачем сюда пришли? Не надо молчать, у меня очень мало времени.

— Да