Читать книгу "Двойник - Жозе Сарамаго"

Более чем в четырехстах километрах отсюда, в своей старой комнате, в которой он жил еще мальчиком, Тертулиано Максимо Афонсо готовился отойти ко сну. Выехав из города во вторник утром, он всю дорогу рассуждал сам с собой, решая, следует ли ему рассказать своей матери что-либо из того, что с ним теперь происходит, или же, наоборот, лучше держать язык за зубами. На пятидесятом километре он подумал, что лучше всего будет сразу все выложить, на сто двадцатом спросил себя, как подобная мысль могла прийти ему в голову, на двести десятом ему показалось, что шутливое объяснение в анекдотическом духе могло бы, пожалуй, удовлетворить любопытство его матери, на триста четырнадцатом он понял, что он дурак и плохо ее знает, на четыреста сорок седьмом, остановившись у порога своего родного дома, он не знал, что ему делать. И теперь, надевая пижаму, он думает, что его приезд был непростительной ошибкой, лучше бы ему остаться дома, залезть в свою спасительную раковину и ждать. Правда, здесь он вне пределов досягаемости, но, нисколько не желая обидеть дону Каролину, которая ни своим внешним видом, ни своими нравственными качествами не давала ему повода для подобного сравнения, Тертулиано Максимо Афонсо чувствует, что попал в волчью пасть, залетел, словно беззаботный глупый воробышек, в ловушку, не подумав о последствиях. Мать не задавала ему вопросов, она только иногда бросала на него выжидающий взгляд и тут же отводила глаза, будто говоря: не хочу быть навязчивой и нескромной, но ты же мне обещал, и если ты думаешь, что тебе удастся уехать, так и не дав мне объяснений, то глубоко заблуждаешься. Лежа в постели, Тертулиано Максимо Афонсо пытается подойти к проблеме с разных сторон и не находит решения. Мать сделана совсем из другого теста, чем Мария да Пас, которая принимает или делает вид, что принимает любые его объяснения, она могла бы ждать всю жизнь, если придется, момента открытия истины. А мать Тертулиано Максимо Афонсо каждой своей позой, каждым жестом, ставя перед ним тарелку, помогая ему надеть пиджак или давая ему чистую рубашку, как бы напоминает: я не прошу, чтобы ты рассказал мне все, ты можешь иметь какие-то сугубо личные секреты, но с одним условием, я хочу знать то, от чего зависит твоя жизнь, твое будущее, твое счастье, это мое право, и ты не можешь мне отказать. Тертулиано Максимо Афонсо погасил свет на ночном столике, он привез кое-какие книги, но сейчас ему не до чтения, а что касается месопотамских цивилизаций, которые, несомненно, ввели бы его в прозрачное преддверие сна, то они, будучи очень тяжелыми, остались дома, тоже на ночном столике, заложенные на той поучительной странице, где рассказывается о царе по имени Тукульти-Нинурта I, процветавшем, как обычно говорится в исторических сочинениях, где-то между тринадцатым и двенадцатым веками до нашей эры. Дверь комнаты, которая не была заперта, неслышно приоткрылась в темноте. Вошел Томарктус, пес, пожелавший проведать, тут ли еще хозяин, который появляется теперь так редко. Он средней величины, шерсть густо-черного цвета, без того сероватого отлива, который обычно встречается у собак. Странное имя дал ему Тертулиано Максимо Афонсо, так поступают многие ученые хозяева, вместо того чтобы назвать щенка одним из традиционных имен, например Джек, Рекс, Султан или Адмирал, обычных для данной породы и передающихся по наследству в течение многих поколений, он нарек его именем пса, жившего, если верить палеонтологам, пятнадцать миллионов лет назад и являющегося ископаемым предком, как бы Адамом, всех тех четвероногих, которые бегают, что-то вынюхивают, ловят блох, а иногда и кусаются, что вполне естественно в кругу друзей. Томарктус зашел ненадолго, он немного поспал, свернувшись калачиком у кровати, потом встал, чтобы обойти дом, проверить, все ли в порядке, и провести остаток ночи рядом со своей постоянной хозяйкой, разве что ему еще захочется выйти во двор, полаять, попить воды из миски и задрать лапу на кустик герани или розмарина. Он вернется в комнату Тертулиано Максимо Афонсо на рассвете, удостоверится, что в данной части мира все на месте, собаки больше всего ценят именно это, чтобы никто никуда не уходил. Когда Тертулиано Максимо Афонсо проснется, дверь будет закрыта, знак того, что мать уже встала и Томарктус ушел к ней. Тертулиано Максимо Афонсо смотрит на часы и говорит себе: еще слишком рано, и заботы не будут пока что одолевать его во время этого последнего легкого сна.

Он бы вскочил как ошпаренный, если бы какой-нибудь коварный дух шепнул ему на ухо, что в доме Антонио Кларо, точнее, в его изощренном мозгу в этот самый момент происходит нечто чрезвычайно важное для него. Элене очень помогли успокаивающие таблетки, чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть, как она спит, у нее ровное дыхание и безмятежное лицо ребенка, чего не скажешь о ее муже, последние ночи он провел тревожно, ему не дает покоя фальшивая борода, он пытается понять, с какой целью прислал ее Тертулиано Максимо Афонсо, ему снится их встреча в загородном домике, и он просыпается в страхе, обливаясь потом. Но сегодня было не так. За тяжкой, как и все предыдущие, ночью последовал спасительный рассвет, хоть бы все рассветы всегда были такими. Он открыл глаза и стал ждать, он и сам удивился, поняв, что ожидает какого-то взрыва, вспышки, и взрыв грянул, внезапная молния наполнила комнату ослепительным светом, и он вспомнил, что Тертулиано Максимо Афонсо сказал ему в самом начале их разговора: я написал в кинокомпанию, отвечая на вопрос: как же вы до меня добрались. Он радостно улыбнулся, так, наверное, улыбаются мореплаватели, неожиданно увидевшие неведомый остров, но восторг открытия оказался недолгим, у этих рассветных идей обычно бывает производственный дефект, нам кажется, что мы изобрели вечный двигатель, но стоит нам отвернуться, как машина перестает работать. Каждая кинокомпания завалена письмами с просьбой прислать портреты с автографами артистов, самые крупные звезды, пока к ним не ослабеет интерес зрителей, получают их каждую неделю тысячами, строго говоря, они их не получают в обычном смысле этого слова, они даже не тратят времени на то, чтобы взглянуть на них, письмами занимаются соответствующие служащие кинокомпании, они берут с полки нужную фотографию, кладут ее в конверт вместе с посвящением, набранным типографским способом, одинаковым для всех, и отправляют, не задерживаясь, кто там следующий. Ясно, что Даниел Санта-Клара никакая не звезда, и если в какой-нибудь день в кинокомпанию придут три письма с просьбой прислать его фотографию, то на радостях можно вывесить государственный флаг и объявить всенародный праздник, правда и то, что такие письма никто не хранит, они тут же, все без исключения, отправляются в специальную машину, уничтожитель бумаг, неумолимо превращающую все эти чаяния и эмоции в груду жалких обрезков. Однако, если предположить, что сотрудники архива кинокомпании имеют строгие инструкции тщательно сортировать и регистрировать письма, чтобы не пропало ни одно из этих свидетельств восхищения публики своими кумирами, нам неизбежно придется спросить себя, для чего может понадобиться Антонио Кларо послание Тертулиано Максимо Афонсо или, вернее, чем и как оно могло бы помочь ему найти выход, если он, конечно, существует, из сложившейся ситуации, обусловленной необычным, невиданным, невероятным явлением двух совершенно одинаковых людей. Таким образом, радужная надежда, засиявшая было перед Антонио Кларо при его пробуждении, тут же разлетелась в прах под напором логики реальных фактов, и если от нее что-то и осталось, так это лишь весьма проблематичная возможность, что, благодаря тому разделу письма Тертулиано Максимо Афонсо, в котором он, по его словам, писал о важности вклада в киноискусство второстепенных актеров, оно могло показаться достаточно интересным, заслуживающим занять место в архиве, и даже, как знать, на него мог обратить внимание какой-нибудь специалист по маркетингу, придающий некоторое значение также и человеческому фактору. А потом Даниел Санта-Клара удовлетворил бы свое тщеславие и осознал свою значимость, прочитав отзыв, написанный преподавателем истории, о важности роли юнги на авианосце, хотя во время плавания он занимается только тем, что наводит блеск на латунные детали. Этого оказалось достаточно для того, чтобы Антонио Кларо решил, не откладывая, тем же утром зайти в офис кинокомпании и навести справки о письме, присланном неким Тертулиано Максимо Афонсо, хотя, понимая иллюзорность своих надежд, он почти не рассчитывал на успех, но в нашей жизни бывают такие ситуации, когда мы испытываем непреодолимую потребность начать что-то делать, пусть даже что-то на первый взгляд совершенно бессмысленное, используя последнюю оставшуюся нам возможность проявить свою свободную волю, так отчаявшийся человек пытается подсмотреть что-то в замочную скважину двери, войти в которую ему запретили. Антонио Кларо уже встал с постели, он сделал это с тысячью предосторожностей, чтобы не разбудить жену, теперь он полулежит на большом диване в гостиной, на коленях у него раскрытый сценарий фильма, он хочет воспользоваться им как поводом, чтобы пойти в офис кинокомпании, раньше ему никогда не приходилось оправдываться, в его доме у него ни разу не попросили отчета в его действиях, но теперь придется изворачиваться, поскольку у него нечиста совесть. Мне надо кое-что выяснить, скажет он Элене, когда она встанет, мне кажется, здесь пропущена реплика, переход к следующей реплике представляется мне нелогичным. Когда жена войдет в комнату, окажется, что он спит, но эффект от задуманного плана не пропадет полностью, она подумает, что он встал пораньше, чтобы учить роль, есть люди, которым не дает покоя обостренное чувство долга, им все время представляется, что они чего-то недоделали, и они чувствуют себя виноватыми. Он проснулся, захваченный врасплох, пролепетал что-то о том, что плохо спал ночь, а когда она спросила, почему он не лег снова в постель, он объяснил ей, что нашел ошибку в сценарии, исправить которую можно лишь обратившись в кинокомпанию, она возразила, что это не повод для того, чтобы сразу туда бежать, можно сходить после обеда, а сейчас ему лучше выспаться. Он стал настаивать, в конце концов она согласилась, сказав, что она-то как раз была бы совсем не прочь снова забраться под одеяло. Через две недели начнется отпуск, увидишь, как я буду тогда спать, особенно после этих таблеток, отосплюсь, как в раю. Ты собираешься провести весь отпуск в кровати, спросил он. Моя кровать – моя крепость, ответила Элена, за ее стенами я чувствую себя в безопасности. Тебе надо сходить к врачу, раньше ты так не думала. Естественно, раньше я не думала сразу о двух мужчинах. Надеюсь, ты говоришь не всерьез. В том смысле, как ты подумал, нет, и потом, посуди сам, глупо ревновать меня к человеку, которого я никогда не видела и, надеюсь, не увижу. Это был самый подходящий момент для Антонио Кларо признаться ей, что он собрался в кинокомпанию не из-за выдуманной им ошибки в киносценарии, а чтобы прочитать, если будет возможно, письмо, написанное как раз вторым из двоих мужчин, которыми заняты теперь мысли его жены, хотя вполне можно предположить, что, поскольку ввиду особенностей функционирования человеческого мозга мысли всегда готовы соскользнуть в сторону бреда, что, по крайней мере в последние тревожные дни, именно второй мужчина вышел в ее воображении на первый план. Однако подобное объяснение потребовало бы слишком больших усилий от окончательно сбитого с толку Антонио Кларо, еще больше запутало бы ситуацию и вряд ли было бы принято Эленой. Антонио Кларо ограничился тем, что ответил, что он совсем не ревнует, он только заботится о ее здоровье. Мы должны воспользоваться твоим отпуском и уехать куда-нибудь подальше, сказал он. Предпочитаю остаться дома, и потом, ты же должен работать над фильмом. У меня еще есть время. И все же. Мы могли бы пожить в нашем загородном домике, я попрошу кого-нибудь из поселка привести в порядок сад. Не надо, я там задохнусь от одиночества. Тогда отправимся в какое-нибудь другое место. Я уже сказала тебе, что предпочитаю остаться дома. Здесь ты тоже будешь одинока. Но здесь мне хорошо. Ну, если ты действительно этого хочешь. Да, я хочу именно этого. Больше говорить было не о чем. Они молча позавтракали, через полчаса Элена была уже на улице, по пути на работу. Антонио Кларо мог не торопиться, но вскоре он тоже вышел. Сев в машину, он подумал, что готов пойти в наступление. Но он не знал, с каким противником и ради чего ему предстоит сражаться.