Читать книгу "Год зеро - Джефф Лонг"

Он говорил быстро и четко.

Никаких вопросов и ответов. Он спешил, словно стараясь угнаться за биением нового сердца.

«Тринадцать недель! — подумал Эббот. — От зачатия до рождения всего три месяца? — Затем новая мысль: — Миранда».

Он вспомнил ее маленького монстра Уинстона, рожденного в состоянии полной зрелости.

— Наша матка знаменует собой революционный прорыв, — разглагольствовал Кавендиш. — В состав тканей зародышевого мешка входит нейлон — для большей прочности на растяжение — и материал из собственной ДНК эмбриона. По мере развития плода росла и матка. Пупок сделан из эмбриональной ДНК в сочетании с генами паучьей нити, что дало возможность подсоединить пластиковую трубку. В течение беременности питательные вещества, выращенные из стволовой клетки самого эмбриона, поступали по эластичной трубке. Еще одна была присоединена к обыкновенному искусственному сердцу — благодаря этому насыщалась кислородом кровь и удалялись загрязнения. Внутри зародышевого мешка поддерживалась температура девяносто восемь и шесть десятых градуса по Фаренгейту.

Аудитория слушала без признаков радости.

— Вот жулик, он все-таки сделал это, — проворчал мужской голос.

— Но тринадцать недель? — удивлялись биологи.

Внешне плод явно напоминал человеческий, в то же время как будто не являясь таковым.

Кавендиш не обращал внимания на гул голосов.

— Его рождение — а это мальчик, я немного подпорчу сюрприз, — мы рассчитали так, чтобы в нем приняли участие вы. Я рад объявить, что время настало!

— Стойте! — крикнул кто-то. — Остановите это, ради бога!

Толпа расступилась, и перед ними предстал сэр Бенджамин Барнс, хрупкий старичок-британец, опирающийся на вересковую трость. Один из создателей учения о ДНК, он пустил свою Нобелевскую премию на личное обогащение и соблазнение красавиц разных наций. Он также всячески ставил палки в колеса тем, кто пытался следовать по его стопам.

— Это ваше шоу уродов погубит всех нас. Вы представить себе не можете, на что способна толпа…

С лица Кавендиша не сходила загадочная улыбка Моны Лизы. Он дал старику договорить.

— Если вас правильно учили, сэр, — продолжил Барнс, — вы обязаны знать, что наука — это неторопливый, мирный и осторожный процесс. Людям нужно время, чтобы понять смысл ее открытий. Переварить, так сказать.

Кавендиш вскинул голову, прислушавшись к биению пульса — тот участился. Это противоречило осторожности.

— Боюсь, на это времени уже не хватит, — сказал он. — Если только вы не хотите убить это невинное создание вашими добродетелями.

Старик Барнс ударил тростью об пол. Резиновый наконечник не издал ни звука.

— Это принуждение. Я возражаю. Решительно протестую!

Пульс ускорился.

— Значит, сэр Бенджамин голосует за смерть, — сказал Кавендиш. — А остальные?

Эббот внимательно наблюдал за этой стычкой. Он знал ее исход или думал, что знает. Ребенок должен родиться. Но не раньше, чем Кавендиш обуздает их волю. Он атаковал их лицемерие. Долгие годы люди понимали, что проблема клонирования человека вот-вот будет решена, и ждали новостей. Они уже обладали технологией, генетической картой, навыками, но не могли сделать одного — осмелиться.

Маленький отряд ученых безмолвствовал. Сердце ускоряло бег: усиленный динамиками пульс бился уверенно, сильно, тревожно. Элис подала голос:

— Вы вывернули природу наизнанку.

— Я сотворил что-то новое? — парировал Кавендиш. — Себя не забудьте. Мы ведь с вами делаем одну работу.

— Именно это мы и не делаем, что и подчеркнул сэр Бенджамин.

Эббот выжидал. Проигнорирует Кавендиш? Обзовет их глупцами? Он оказался умнее.

— Если я правильно помню, — ровным голосом сказал он, — Прометей не спрашивал у богов разрешения забрать огонь. Он протянул руку и отобрал его у них.

— И был наказан: обречен на вечную муку, — напомнила ему Элис.

— Да, но он знал, чем рискует, и отважился на это, — сказал Кавендиш. — Озарил светом нашу кромешную тьму.

Монитор плода пульсировал в ушах. Фигура в мешке начала вяло ворочаться. Плавая в резервуаре, Миранда провела руками по стенкам мешка, будто успокаивая не рожденное еще дитя.

Элис не сдавалась:

— Чего ради?

— Как сказал великий Оппенгеймер, — ответил Кавендиш, — «когда вы видите что-нибудь технически аппетитное, вы устремляетесь вперед и делаете это».

— Но цель-то какова?

Кавендиш пожал плечами.

— Как знать? Однако уверен, когда-нибудь ее отыщут.

Все смотрели на Элис. Она была его боссом. Он подчинился ей, но лишь затем, чтобы вынудить ее уступить.

— Принимайте роды, — едва слышно проговорила она.

— Как вам угодно.

Кавендиш решительно вдавил кнопку на компьютерной панели кресла-каталки. Это был сигнал.

Один из пловцов перекусил цветные провода кусачками. Звуки пульса угасли. В наступившей тишине все слушали, как отдаленный голос ведет отсчет до нуля. Провода вытянули из резервуара.

В руке Миранды появился скальпель. Она сделала аккуратный надрез. Мешок раскрылся. Его содержимое хлынуло наружу розоватой струйкой, ухудшившей видимость. Остальные пловцы помогали раздвигать края надреза одновременно с движением скальпеля. Когда с плаценты сняли плодную оболочку, в воду выплыло еще больше остатков органических веществ. Поначалу за спинами пловцов и розовой дымкой никто не мог разглядеть новорожденного.

Наконец клон выплыл наружу. И стал тонуть, тут же погрузившись в воду вверх тормашками, как упавший скалолаз, а пуповина тянулась следом, будто лопнувшая страховка. Эббот подумал, что, может, скальпель сорвался: из головы новорожденного потянулась черная струя. Но это оказалась не кровь, а длинные, в три или четыре фута, волосы.

Миранда резко изогнулась и нырнула. Словно в замедленном повторе, она развела руки и подхватила новорожденного снизу. Его волосы окутали ей плечи.

Это был не младенец. Клон расправил руки и выпрямил ноги, на каждой конечности виднелся ряд загнутых, переплетенных между собой ногтей. У него была борода. Волосы и ногти, росшие на протяжении всей жизни, догадался Эббот. Растительность на теле клона казалась абсолютно черной на фоне кожи, никогда не видевшей солнца.

Остальные ныряльщики подплыли к Миранде и все вместе направились к поверхности, бережно придерживая между собой новорожденного. Когда они достигли смотровых окошек, клон неожиданно пробудился в новом для себя мире. Он открыл глаза. Голубые. Васильковые.

— Смотрите! — охнул кто-то.

Даже за стеклом маски было видно, насколько потрясена Миранда.

Лицо существа нельзя было не узнать. Кавендиш клонировал самого себя. Отчаянная дерзость.