Читать книгу "Цветы зла - Шарль Бодлер"

Когда ж придет зима спугнуть уныньем сны,

Задернув шторами скорее мрак холодный,

Я чудные дворцы создам мечтой свободной;

Увижу голубой, широкий кругозор,

Сады, фонтанов плач, причудливый узор

Бассейнов; резвых птиц услышу щебетанье

И нежных, жарких уст согласное слиянье…

Опять идиллию мне греза воскресит;

Пусть вьюга яростно в мое окно стучит,

Не подниму чела, охвачен сладкой страстью —

Опять вернуть к себе Весну своею властью,

Из сердца жаркого луч солнца источить

И ласку теплую мечты кругом разлить.

LXXXVII

СОЛНЦЕ

В предместье, где висит на окнах ставней ряд,

Прикрыв таинственно-заманчивый разврат,

Лишь солнце высыплет безжалостные стрелы

На крыши города, поля, на колос зрелый —

Бреду, свободу дав причудливым мечтам,

И рифмы стройные срываю здесь и там;

То, как скользящею ногой на мостовую,

Наткнувшись на слова, сложу строфу иную.

О свет питательный, ты гонишь прочь хлороз,

Ты рифмы пышные растишь, как купы роз,

Ты испарить спешишь тоску в просторы свода,

Наполнить головы и ульи соком меда;

Ты молодишь калек разбитых, без конца

Сердца их радуя, как девушек сердца;

Все нивы пышные тобой, о Солнце, зреют,

Твои лучи в сердцах бессмертных всходы греют.

Ты, Солнце, как поэт нисходишь в города,

Чтоб вещи низкие очистить навсегда;

Бесшумно ты себе везде найдешь дорогу —

К больнице сумрачной и к царскому чертогу!

LXXXVIII

РЫЖЕЙ НИЩЕНКЕ[83]

Белая девушка с рыжей головкой,

Ты сквозь лохмотья лукавой уловкой

Всем обнажаешь свою нищету

И красоту.

Тело веснушками всюду покрыто,

Но для поэта с душою разбитой,

Полное всяких недугов, оно

Чары полно!

Носишь ты, блеск презирая мишурный,

Словно царица из сказки — котурны,

Два деревянных своих башмака,

Стройно-легка.

Если бы мог на тебе увидать я

Вместо лохмотьев — придворного платья

Складки, облекшие, словно струи,

Ножки твои;

Если бы там, где чулочек дырявый

Щеголей праздных сбирает оравы,

Золотом ножку украсил и сжал

Тонкий кинжал;

Если 6, узлам непослушны неровным,

Вдруг обнажившись пред взором греховным,

Полные груди блеснули хоть раз

Парою глаз;

Если б просить ты заставить умела

Всех, кто к тебе прикасается смело,

Прочь отгоняя бесстрашно вокруг

Шалость их рук:

Много жемчужин, камней драгоценных,

Много сонетов Бело[84]совершенных

Стали б тебе предлагать без конца

Верных сердца;

Штат рифмачей с кипой новых творений

Стал бы тесниться у пышных ступеней,

Дерзко ловил бы их страстный зрачок

Твой башмачок;

Вкруг бы теснились пажи и сеньоры,

Много Ронсаров[85]вперяли бы взоры,

Жадно ища вдохновения, в твой

Пышный покой!

Чары б роскошного ложа таили

Больше горячих лобзаний, чем лилий,

И не один Валуа[86]в твою власть

Мог бы попасть!

Ныне ж ты нищенкой бродишь голодной,

Хлам собирая давно уж негодный,

На перекрестках, продрогшая вся,

Робко прося;

На безделушки в четыре сантима

Смотришь ты с завистью, шествуя мимо,

Но не могу я тебе, о прости!

Их поднести!

Что же? Пускай без иных украшений,

Без ароматов иных и камений

Тощая блещет твоя нагота,

О красота!

LXXXIX

ЛЕБЕДЬ[87]

Виктору Гюго

I

Я о тебе одной мечтаю, Андромаха[88],

Бродя задумчиво по новой Карусель[89],

Где скудный ручеек, иссякший в груде праха,

Вновь оживил мечту, бесплодную досель.

О, лживый Симоис[90], как зеркало живое

Ты прежде отражал в себе печаль вдовы.

Где старый мой Париж!.. Трудней забыть былое,

Чем внешность города пересоздать! Увы!..

Я созерцаю вновь кругом ряды бараков,

Обломки ветхие распавшихся колонн,

В воде зацветших луж ищу я тленья знаков,

Смотрю на старый хлам в витринах у окон.

Здесь прежде, помнится, зверинец был построен;

Здесь, помню, видел я среди холодной мглы,

Когда проснулся Труд, и воздух был спокоен,

Но пыли целый смерч взвивался от метлы,

Больного лебедя; он вырвался из клетки

И, тщетно лапами сухую пыль скребя

И по сухим буграм свой пух роняя редкий,

Искал, раскрывши клюв, иссохшего ручья.

В пыли давно уже пустого водоема

Купая трепет крыл, все сердце истомив