Читать книгу "1795 - Никлас Натт-о-Даг"

Но на этот раз все наоборот: Блум пришел сам. Мало того, пришел раньше. Нетерпеливо топчется и поглядывает на часы. Что-то не так.

Винге прибавил шаг. Как только Блум его заметил, многозначительно прищурился.

— Говорил со старшим в ночной страже, — произнес он, не здороваясь. — Нашли труп. Думаю, для вас представит интерес…

— Где нашли? — прервал его Эмиль.

— В Королевском саду.

Винге, ни слова не говоря, повернулся на каблуках. Хитрого, многозначительного взгляда Блума и единственного произнесенного им слова вполне достаточно.

— Эмиль! Да погодите вы. Пусть толпа у моста схлынет.

— Какая еще толпа?

— Полиция на каждом углу. Мой вам совет — дождитесь вечера, пока приберутся. Сейчас в городе истинный свинарник.

— Зачем? Почему именно сейчас?

— Очередная попытка Ройтерхольма заслужить расположение горожан. Все лето только и писали, что город кишит бродягами и бездельниками, и, похоже, барон решил принять меры. Ничего хорошего не жду. Боюсь, канавы покраснеют от крови еще до захода.

Жара стоит уже несколько недель и сегодня, очевидно, решила отметить свое необычное постоянство салютом. Еще с рассвета над шхерами чуть не каждую минуту вспыхивают и гаснут беззвучные зарницы. Серые, тяжелые тучи не оставили и следа от пепельно-розового рассветного неба.

Приближается непогода. Пороховой сухости пыль под ногами на обратном пути наверняка обратится в липкую грязь.

У конюшен на острове Святого Духа раздраженный капитан муштрует своих оборванных подчиненных. Полицейские держатся отдельно, сепарат-стража — отдельно. То и дело тычет саблей, как указкой, в кого-то из пальтов и, выкрикивая каждое слово, произносит непристойную тираду. Его подручные с явным удовольствием принимают участие в разносе.

На Винге никто не обратил внимания. Перешел Мясницкий мост, мельком полюбовался на бессмертное творение Абелькранца[10] — Королевскую оперу, миновал суд и постучал в двери церкви Святого Якоба. Сонный служка сообщил ему то, что он и предполагал: да, в Королевском саду найден труп, но мы отправили его на погост в церкви Святого Юхана. Мы теперь всегда так делаем, мы все же на виду, почище, чем другие. Так что если кто отдал Богу душу, будь любезен. На тачку — и до свидания. Наше время дорого.

Небо окончательно потемнело, за спиной то и дело слышны ворчливые раскаты — еще не близкие, но заметно приближающиеся. Восточный ветер выдул из города тепло, стало прохладнее, но, когда пришло время подниматься в гору к погосту Святого Юхана, Винге весь взмок от тревожной предгрозовой духоты.

Насколько красиво расположено кладбище, настолько же оно само по себе безобразно. Словно олицетворяет размашистые градостроительные планы Густава Третьего, ушедшие после его смерти в песок. Пастор долгие годы лелеял надежду, что наконец-то снесут ветхую деревянную церковь и на ее месте построят новую. Уже и проект был готов, нечто вроде Святого Якоба, с массивным куполом, но помешал случай. Густав вернулся из-за границы и решил построить что-то в итальянском стиле. Угодливые придворные строители чуть не за неделю нарисовали что-то невообразимое, перепутав и объединив Италию и Древнюю Грецию. Какой-то языческий замок с бойницами вместо окон, зато с дорическими колоннами, капителями в завитушках, фризом и крепидами. Говорят, даже Густав с его экзотическими пристрастиями поглядел на рисунки, крякнул от удивления и образумился. Решил, что деньги, которые он собирался отпустить на строительство, можно израсходовать с большей пользой, а главное — с бо́льшим удовольствием. Все планы ушли в песок. Деревянная развалина и стоит, где стояла, никуда не делась, а рядом свалены в безобразную кучу так и не вывезенные каменные блоки для строительства будущего Парфенона.

Могильщики собрались в переулке у дома, где размещается их неформальный цех. Чем-то возбуждены, больше кричат, чем говорят. Довольно странно: с чего бы они собрались в такой ранний час? Может, обсуждают, как отпраздновать предстоящие выходные? Или кого принять в цеховое сообщество, а кто пока не заслужил? Нет. Ни то и ни другое. Не успел он подойти поближе, сразу стихли. Не хотят, чтобы предмет разговора стал достоянием чужих ушей. Даже отвернулись, вроде и не замечают чужака. Все, кроме одного. Эмиль давно с ним знаком, он у них за главного. Бородатый, крепкий мужик, руки сложены крестом на груди. Ян… как же его? Ян что-то там такое… Нет, фамилия улетучилась.

— Пришли на труп поглядеть?

— Да.

— Тогда поторопитесь. Я, конечно, делаю что могу, но всем-то рты не заткнешь. У сплетен ноги побыстрей, чем у нас с вами.

— А в чем дело? Я не совсем…

— В чем дело? — Могильщик почесал бороду. — Зависит, у кого спросите. Гляньте сами, а потом выбирайте, на чьей вы стороне. Заходите, заходите. Я постою у дверей.

Могильщик открыл дверь с таким видом, будто впускал Винге на заседание тайной ложи. И сразу закрыл.

Эмиля встретило дружное жужжание мух. Потребовалась почти минута, чтобы глаза привыкли к полумраку.

Непокрытое тело, простыни брошены на камень. Приходится все время махать руками, отгонять мух, но они тут же возвращаются, облепляют каждую ранку, чуть не отталкивают своими крошечными телами его пальцы.

Тело смазано маслом. Масло, изначально призванное придать коже красивый блеск, грязное, местами прилипла земля. Эмиль несколько минут стоял почти неподвижно, если не считать оборонительных действий против мушиных полчищ. Не без труда поднял холодную руку — почти не гнется, будто убитый ни за что не хочет выдавать свои тайны. Трупное окоченение еще не прошло. Следы крови, порез на ладони.

Рана поверхностная.

Опять шепот Сесила.

Нанесена для вида. И на другой руке, и на ногах тоже.

Попробовал отогнуть окоченевшую руку — нет, больше не сгибается. Чтобы посмотреть на внутреннюю сторону, пришлось присесть на корточки. Потом надавил на отведенную руку, как на рычаг, и посмотрел на спину.

Кровь собралась именно там.

Еще красная. Убит не позже чем нынешней ночью. Посмотри на темя.

Эмиль встал, зашел с другой стороны и послушно приподнял голову покойника.

И тут кровь. По всей голове. Спекшаяся, но еще красная.

Он обошел труп и замер. Большая зияющая дыра под ребрами. Темные края ограничивают уходящий вглубь колодец. Эта рана выглядит страшнее других. Словно кто-то нарочно помешал ей закрыться и спрятать от мира тайные механизмы, движущие и регулирующие жизнь человека. Эмиль попробовал представить орудие, каким могла быть нанесена подобная рана, — и не представил.

Вот это она и есть.

Опять шепоток Сесила.