Читать книгу "Мандариновый год - Галина Щербакова"

Алексей зашел в туалет, и это удивило Анну. Он же к ней шел, это бесспорно, она знала, чувствовала. «Подождем! – сказала она себе. – Подождем!»

* * *

Не будь Вике присуща скрупулезность и тщательность во всем и позвони она Алексею Николаевичу сразу, когда пришла домой, она бы застала его в коридоре и, возможно, вынула бы его из воспоминаний сорок второго года. Но она все делала, как она. Она пришла домой, протерла до блеска обувь и поставила ее на колодку. Потом она вытерла лосьоном лицо, руки и пошла на кухню. Там она аккуратно все разложила на полках в холодильнике и села «раздевать» сосиски: она терпеть не могла, когда они в целлофане. Потом она нашла красивый пакет и положила туда новый лифчик. Если придется продавать, пусть это будет хорошо выглядеть. Только после этого, поставив на конфорку чайник, она набрала номер телефона.

* * *

Анна вздрогнула. Телефон стоял рядом, на кухонном столе, а она давно заметила: в кухне телефонный звонок звучит особенно резко. Наверное, от обилия этих чертовых полированных полок звук ударяется об них и бывает особенно неприятен… Анна взяла трубку и поняла, кто это.

– Будьте добры Алексея Николаевича, – попросила Вика, удивляясь, что трубка снята мгновенно, но не Алексеем. Он ей говорил, что вечерами он берет теле-

фон к себе, на тот самый случай, если она позвонит. «Она у него в кабинете», – подумала Вика.

– Алексей Николаевич отдыхает, – ответила Анна. В какую-то секунда она решила, что сейчас скажет Вике что-то очень определенное, но тут же отказалась от этой мысли. Скачала надо поговорить с Алексеем.

– Извините – сказала Вика и повесила трубку. «Позвоню попозже – подумала она. – Наверное, он на самом деле уснул.,. А эта что же? Сидит с ним рядом? Да нет! Просто она взяла к себе телефон, а он спит и не знает об этом…» Вика решила позвонить через час и заметила время.

* * *

Анна прислушалась: Алексей должен был услышать звонок и прибежать, если он звонка ждет. Но он не поторопился. Значит, не ждет… Или… Или ему надо, чтоб Анна взяла на себя все и ответила этой женщине, что он отдыхает? И будет отдыхать завтра и послезавтра… Всегда, для нее… Так просто и гениально. И Анна еще раз прислушалась, но было тихо. Тоща она встала и вышла в коридор. Дверь в туалет была не закрыта, свет там не горел, и первое, что Анна подумала, было: она не слышала, как он вернулся в кабинет. «Прокрался как!» – недобро усмехнулась она, чувствуя, как начинает в ней подыматься гнев. Еще бы! Она ждала его для разговора, он обязан был прийти, не мальчик же он, черт возьми, чтобы уходить от главного. А он прокрался, прокрался, прокрался…

Она пошла в кабинет, потому что все: кончилось молчание! «Звонила та… Что ты себе думаешь?!» Неожиданно ей пришло на ум слово, гадкое, бранное, когда-то в детстве им дразнили Алексея. Ей рассказала эту историю его мать, когда однажды они попали на дешевую распродажу галош. Это было время когда все уже перешли на микропорку, галоши объявили вчерашним днем, и тогда в универмаге на Каланчевке их стояла тьма-тьмущая и пряно, остро пахло резиной. Вот тогда свекровь почему-то заплакала и рассказала ей историю которая была в сорок втором году. «Только никогда, никогда Анечка не говори об этом Леше… Я уже казнюсь что тебе рассказала… Но их так много этих проклятых галош, а мы тогда не знали, как вывернуться, чтоб расплатиться… А тут еще эта хиичка». Какой ужас эта война – не только в большом но и в малом».

Конечно, она ничего не сказала Алексею. Сколько лет прошло – не сказала. А тут это слово повисло на кончике языка, не было сил его сдержать и она, распахнув дверь в кабинет, крикнула:

– Ты!…!

В кабинете никого не было.

Слово догнало Алексея Николаевича прямо в самом конце его пути, когда он выбрался наконец на прямую и хорошую дорогу, вскарабкался и вздохнул – ни впереди, ни с боков уже не было ни пригорков, ни колдобин, великолепный светлый путь для неспешного хода порядочного человека. «Наконец-то, – подумал он. – Выход всегда должен быть таким прямым и светлым…» И тогда он услышал это слово. Он поднял руки, чтоб закрыть уши, и упал лицом вперед на квадрат пола.

* * *

Вика позвонила ровно через час. Занято, занято, занято. Она села на диван, поставив телефон рядом, и стала набирать номер сначала через десять минут, потом через пять, потом все время без перерыва. Было занято, а диск сломался.

Анна не закричала, не испугалась, не удивилась. Пик всех ее мыслей, эмоций кончился тем самым словом, которое она бросила в мужнин кабинет. Она была пуста, разрежена, и все, что в ней могло возникнуть, начиналось теперь с нуля. Тем своим криком Анна кончилась. И теперь начиналась снова. Она вытащила из уборной Алексея Николаевича и положила его в коридоре на пол. Сбегала за подушкой и положила ему под голову. Потом стала делать искусственное дыхание. Вспомнила – подушка в этих случаях не нужна – и убрала ее. Она истово выполняла все необходимые движения, и, хоть никаких признаков жизни Алексей Николаевич

не подавал, никаких сомнений в том, что он жив и будет жить, у Анны не было. У него простой обморок.

Так как все мысли и эмоции Анны были начальны, то она уже забыла и про крик, и про то, что ждала разговора, она просто была уверена, что никакого разговора теперь уже и не потребуется, что сейчас он придет в себя, и она отведет его в их общую спальню. Уложит и скажет: «Кабинетная эпоха закончилась». А Ленку она срочно переведет в кабинет… под предлогом шума. Ее комнатка как раз рядом с лифтом, и девчонка-десятиклассница спит под грохот открывающе-закрывающихся дверей. Не дело. Анна продолжала делать искусственное дыхание изо рта в рот, когда пришла Ленка. Вот она и закричала, и испугалась. И стала звонить в неотложку, вопя на мать, что та до сих пор этого не сделала.

– У него спазм, – сказала Анна. – И у меня был в школе. Отошло…

* * *

Вика починила диск. Она умела действовать плоскогубцами, отверткой, сама чинила утюги и пробки, сама меняла лампы в приемнике и прокладки в кранах. Поэтому со скрипом, медленно, но диск все-таки стал у нее поворачиваться, и она сумела набрать номер. К телефону никто не подошел. Можно было что угодно представить за невыразительными гудками: орет телефон, а они все – втроем – ждут, кто к нему подойдет. Если так, то значит, что-то было до того, какая-то ситуация, после которой к телефону не подходят.

Представилось и другое: Анна с мясом вырвала проводку у телефона после того ее звонка. И теперь она может звонить туда до посинения…

– А может, совсем другое? Идиллическая семья пошла пить к соседям чай, сидят, прихлебывают, говорят об Иране, нефти, а она тут – идиотка с отверткой.

* * *

«Скорая» приехала через десять минут. Анна дышала, как паровоз, Ленка тихонько, как побитый щенок, повизгивала, Алексей Николаевич лежал на полу в коридоре. Врач не задержался возле него, а велел сделать укол Анне, потом куда-то позвонил, потом Алексея Николаевича накрыли с головой.