Читать книгу "Иезуит - Алекс Кейн"

— В следующую субботу на площади у моста Святого Ангела. Только я с тобой не пойду, лучше посижу в «Золотой форели».

— Ладно, схожу один.

Однажды перед занятиями в аудиторию, где за длинным дубовым столом сидели студенты, вошел ректор, Роберто Беллармино, в сопровождении седобородого господина лет пятидесяти с вытянутым лицом, проницательным, вдумчивым взглядом и бородавкой на левой щеке. Причудливо изогнутые брови выдавали в незнакомце безудержного спорщика.

— Господа, у меня для вас сюрприз, — объявил ректор. — Позвольте представить вам лучшего математика и астронома Европы, заслуги которого признаны многими университетами и правителями. Он любезно согласился прочесть вам несколько лекций.

Беллармино выдержал эффектную паузу и объявил:

— Синьор Галилео Галилей!

Студенты тихо ахнули. Это имя было хорошо известно любому образованному итальянцу. Профессор Пизанского и Падуанского университетов, член Академии Рысьеглазых, автор многих трактатов, Галилей был ярым сторонником идей Коперника о Солнце как центре Вселенной и в своих работах полемизировал с Аристотелем и Птолемеем, полагавшими центром мира Землю.

Стефанио с восторгом смотрел на незнакомца, все еще не веря сказанному. Величайший ученый, изобретатель зрительной трубы, открывший пятна на солнце, фазы Венеры, звезды Медичи, приехал, чтобы прочесть им лекции?! Невероятно!

Все вскочили и окружили ученого, наперебой задавая ему вопросы.

— Тихо, братья, тихо, — улыбнулся ректор. — Синьор Галилей сейчас начнет занятие, и ему нужно, чтобы все были спокойны и сосредоточенны. Прошу, садитесь на места. А вы, профессор, сюда, пожалуйста.

Когда первые восторги улеглись, а Роберто Беллармино покинул комнату, Галилей встал, и четким, хорошо поставленным голосом начал занятие. Лекция была построена в виде спора сторонника общепринятой точки зрения о Земле как центре мира и приверженца теории Коперника. Речь ученого изобиловала ироничными, насмешливыми замечаниями в адрес схоластиков, цеплявшихся за старые представления и не желавших признавать достижений науки.

— Не расходятся ли ваши взгляды со Священным Писанием, профессор? — спросил Роберто.

Галилей с горячностью ответил:

— А если и так, что с того? Тем хуже для Священного Писания.

Пораженные студенты воззрились на него.

— Вы берете на себя смелость спорить с церковью? — изумился Андреа. — Осторожнее, а то наш ректор отправит вас на костер, благо, опыт в этом деле у него есть.

Все рассмеялись.

— Да посмотрите же на мир объективно! — воскликнул ученый. — Откройте разум навстречу истине. Разве может быть что-либо убедительнее, чем явления природы? Если реальность вступает в спор с Писанием, чему надо верить? Своим глазам или тому, что нам говорят святые отцы?

— А в чем же противоречие? — живо поинтересовался Стефанио.

— Да во всем! Приглашаю вас, господа, сегодня же ночью посмотреть на небесные светила в зрительную трубу — я подарил ее университету. И вы сами все увидите. Впрочем, есть и те, кто отрицает очевидное. Некоторые до такой степени боятся отойти от традиционных представлений, что говорят, будто увиденное в трубу — иллюзия или какой-то обман с моей стороны. Коллегия кардиналов неделю — синьоры, неделю! — заседала, чтобы вынести решение, грешно ли смотреть в изобретенную мной зрительную трубу.

Стефанио слушал Галилея, а в голове у него звучали слова, сказанные когда-то Нострадамусом: «Инквизиция — стопор всех наук. Сборище дураков, которые ищут ересь там, где ее нет, мешая при этом развитию медицины, астрономии, философии… А сами устраивают судебные процессы над животными, на полном серьезе судят саранчу, гусениц, мух. Назначают им адвокатов, выносят приговоры, отлучают от церкви… Ну не дураки ли?»

— На самом деле инквизиторы и есть еретики, ибо мешают человеку познавать законы, созданные Великим Зодчим, — пробормотал Стефанио, цитируя Нострадамуса.

Студенты этих слов не расслышали, а ученый, стоявший рядом, с живостью наклонился к нему.

— Сколь мудро вы это подметили, синьор! Как ваше имя?

— Надьо, профессор.

Стефанио был смущен и польщен одновременно.

— Я запомню ваши слова, синьор Надьо. Очень правильные слова. И смелые.

Вечером того же дня Стефанио столкнулся с Галилеем в университетском коридоре.

— А, дорогой мой синьор Надьо.

Ученый быстро подошел и, понизив голос, сказал:

— Я думал о том, что вы сказали на лекции. Позволите ли дать вам совет?

— Почту за честь, профессор.

— Ваши слова столь же опасны, сколь правильны. Никогда — слышите, никогда! — не произносите подобного вслух. Людей глупых, неразвитых гораздо больше, чем таких, как мы с вами, и они будут рады донести на вас инквизиции. Бойтесь невежд, цепляющихся за прошлое, особенно когда им принадлежит власть.

Стефанио, польщенный этим «мы с вами», склонил голову и тихо ответил:

— Спасибо, синьор Галилей. Я запомню ваш совет.

Эту ночь каждый из студентов, без преувеличения, запомнил на всю жизнь. Увиденное в зрительную трубу и в самом деле походило на иллюзию: Млечный путь, эта туманная полоса, оказался скоплением звезд, пятна на Луне — равнинами и кратерами, а Сатурн виделся тройной планетой с непонятными отростками по бокам. Молодые люди, отталкивая друг друга от окуляра, с жадностью смотрели на Луну, планеты, звезды.

Едва рассвело, на востоке взошла Венера. Ее тоже внимательно рассмотрели в зрительную трубу. Послышались удивленные возгласы:

— Надо же, серп!

— Прямо как Луна.

— Как мало мы знаем о мире вокруг нас, — вздохнул Стефанио.

— Верно, синьор Надьо, — кивнул Галилей, — пока в познании природы мы лишь малые дети. Но поверьте, придет время, когда ничто уже не сможет сдерживать науку.

— Профессор, совет, что вы мне дали сегодня, можно адресовать и вам. Будьте осторожны.

— Не могу. Не могу! Как иначе, не споря с церковью, заниматься геометрией, механикой, астрономией? Что прикажете делать?

Стефанио усмехнулся и с чисто иезуитской хитростью ответил:

— Говорите, что для математических целей теория Коперника годится больше, чем выводы Птолемея. Ничего опасного нет в том, чтобы сказать, что вы предполагаете, будто Земля движется, и используете это предположение в своих вычислениях. Но именно предполагаете, синьор профессор, а не утверждаете наверняка. Стоит назвать ваши изыскания плодом теоретической мысли, и они перестанут быть ересью.

— Возможно, вы правы, — кивнул Галилей, — но я сейчас обдумываю, как убедить Папу, что система Коперника вовсе не идет вразрез с католическим учением. Надеюсь, мне это удастся.