Читать книгу "Сорванные цветы - Наталия Левитина"

Катя приготовила заливной язык и уху с расстегаями. Язык потянул на двенадцать немецких слов, которые она успела выучить, нарезая звездочками морковь и процеживая желе, а уха с расстегаями – на семнадцать. Пламя свечей удлинялось, Олег тихо бормотал, что уха с шампанским – это что-то новенькое, Катя смотрела через вздрагивающие язычки огня на бесконечно любимое лицо, и ей хотелось смеяться.

– Пойдем, – вдруг сказал Олег, поднимаясь. Он обогнул стол по периметру и приблизился к Катерине.

– Куда?

– Туда. – Олег кивнул в сторону спальни.

– Но надо же убрать и помыть посуду.

– Завтра. Все было очень-очень-очень вкусно.

– Идем. Я покажу тебе подарок.

Подарки обычно демонстрировались в спальне. Наверное, получив новый презент, восхищенная и благодарная Катюша становилась особенно готовой к употреблению, чрезвычайно пикантной.

– Закрой глаза. Стой смирно.

Пять секунд Катя послушно выполняла приказ, потом возмутилась:

– Но ты же меня раздеваешь!

– Стой смирно, я кому сказал!

– Но где же подарок? Я обязательно должна принимать его голой?

– Глаза не открывай. Твои леггинсы надо отковыривать саперной лопаткой. Дай ногу, так, вторую.

– Приготовились...

Катя почувствовала на голых плечах и спине приятное скользящее прикосновение и открыла глаза. На ней была длинная роскошная шуба из жемчужно-голубой норки.

– О! – выдохнула Катя, осматривая себя. – О!

– Нравится?

– О, милый!

– А теперь – расплата.

Катя оказалась на полу, Олег внедрился под шубу, и стоило огромных трудов уговорить его перенести место действия на кровать, чтобы не портить драгоценный подарок.

«Боже, сколько радости, – думал Олег, путешествуя взглядом по чудным изгибам тела своей спящей красавицы. – Грустно, что она скоро ко всему привыкнет и перестанет падать в обморок от тюбика помады. Через двенадцать лет ей будет всего тридцать. Даже меньше, чем было Оксане. Когда ей будет сорок, мне уже стукнет шестьдесят четыре. Буду трепетно лелеять в себе цветник болезней и прислушиваться к почти забытым желаниям. Нет, не доживу при такой работе. И вряд ли мне удастся ее удержать. Меньше чем за месяц она, как резвая австралийская лошадка на Мельбурнских скачках, проскакала нелегкий путь от невинной девочки до страстной любовницы. Если это доставляет ей такое удовольствие через три недели после утраты девственности, что я буду делать с ней потом?».

Катя перевернулась во сне на другой бок и, не просыпаясь, автоматическим движением отбросила от лица гриву шелковистых волос. Олег с удовольствием вдохнул аромат, исходивший от них.

– Моя маленькая девочка.

Катя все-таки разбила «БМВ». Ей очень хотелось продемонстрировать свое искусство автомобилевождения, и в результате пострадал ни в чем не повинный гражданин на скромных «Жигулях» пятой модели (помятое крыло и разбитая фара), а Олег буркнул себе под нос что-то вроде «очень дорогая женщина» и грустно улыбнулся своей юной подруге, которая смотрела на него испуганно и жалобно.

Автомобиль был поставлен на ремонт, а Катя стала ежедневно садиться за руль «восьмерки», которая недавно пружинила под тяжестью Яны. В принципе Катерина была вполне технична, ей не хватало практики и умения двигаться в непрерывном потоке машин. Она твердо решила добиться успеха еще и в этой области и поэтому могла до посинения репетировать на автодроме упражнения «въезд в бокс задним ходом» или «разворот в тупике», вызывая апатичную вялость и утрату интереса к жизни у водителя Саши, который был официально назначен персональным тренером Катерины.

Катя редко вспоминала об Оксане. И она, и Яна, и сама Катерина, та Катерина, которой она была, казались ей нереальными фигурами забытого сна.

Прошло восемь месяцев с момента ее приезда в Москву. Она уже достигла цели, которая смутно вырисовывалась в юной голове, когда Катерина подкрадывалась к столичному городу по железной дороге. Реальность даже превзошла ее робкие мечтания. Настоящая любовь, так удачно обрамленная богатством, являлась непостижимым подарком фортуны. Жизнь напоминала сказочную грезу, она обволакивала Катерину теплым молочным туманом и опьяняла. Корзины белых роз, роскошные наряды и драгоценности, предстоящий Лондон, а потом, после свадьбы (о, какое у нее будет платье!), кругосветный круиз, – у Кати кружилась голова, как от бокала шампанского.

Дверь в спальню Оксаны была наглухо заперта, а ее «девятка» продана. Только иногда, открывая дверцы своего платяного шкафа, набитого одеждой, Катя видела в углу костюмы, подаренные бывшей хозяйкой, и укол тоски заставлял сжиматься сердце. «Бедная милая Оксана, что ты натворила?». Но нет, Катя слишком мало знала ее, чтобы сочувствие к несчастной женщине могло затмить ее сегодняшнюю радость. Иногда она чувствовала стыд – ведь именно смерть Оксаны неожиданно изменила ее жизнь. Но юность и любовь не позволяли Кате горевать больше трех минут в сутки. Она решительно захлопывала дверцы шкафа и в оправдание мысленно говорила себе: «Я ведь тоже когда-нибудь умру...» – хотя это казалось совершенно нереальным.

– Ох, деточка, не знаю, что и сказать, – запричитала Татьяна Васильевна, когда Катерина явилась к ней преобразившаяся, в новой шубе и на автомобиле с водителем. – Как же так получилось?

И впервые в жизни вызвала в племяннице глухое раздражение.

– Ну, Танюша, я ведь его люблю. И он меня любит. Скоро женится.

– Ну, не знаю. Ведь у него только-только жена умерла. И он так сразу тебя полюбил?

– Может быть, он уже давно меня любил!

– Ужасно. Ты должна еще раз хорошенько подумать.

– Но что же думать теперь! Мы ведь спим вдвоем! – наповал убила родственницу Катерина.

Татьяна Васильевна схватилась за сердце:

– Катя! И до этого дошло! Это ужасно, что я скажу твоим родителям? А если он передумает, кто же тебя теперь возьмет замуж такую! Вон в газетах девицы, которые ищут работу, пишут: «Интимных услуг не оказываю». А ты, получается, оказываешь. И полы моешь, и за попку тебя можно ущипнуть, и в кровать уложить. Поиграет он с тобой, Екатерина, и бросит.

– Да нет же, тетя, – разозлилась Катюша, – ты все как-то ужасно извращаешь! Вот смотри, шуба. Вот браслет с бриллиантами. Стал бы он мне делать такие дорогие подарки? Он на руках меня носит, и скоро мы поедем в Краснотрубинск знакомиться с родителями.

– Он стар для тебя! Ему сорок два года!

– Он хороший! Чудесный, умный, добрый!

Тетка и племянница вдвоем не сумели бы составить элементарного силлогизма: одна вела разговор о возрасте, другая – о душевных качествах.

Татьяна Васильевна не унималась, чувствуя свою ответственность за девочку, попавшую в цепкие объятия старого развратника.