Читать книгу "Обрести любимого - Бертрис Смолл"

Елизавета действительно сохраняла слабость к своему юному Робину, и тремя месяцами позже он был выпущен из-под домашнего ареста. Не получив никаких новостей от королевы по поводу своих монополий, Эссекс мелодраматически объявил, что он удаляется от общественной жизни. Однако долги его были огромны и росли с каждым днем. Он отчаянно нуждался в своем главном источнике дохода — правах на получение пошлин от ввоза сладких вин, которые истекали к Михайлову дню [23], если королева не продлит их. Эссекс умолял Елизавету. Ему необходимо было продление его прав.

Королева, однако, решила проверить в последний раз преданность графа, потому что, даже когда он унижался перед ней, выпрашивая новый договор на монополию сладких вин, его самонадеянность была очевидной.

— Когда лошади становятся неуправляемыми, необходимо усмирить их, ограничивая количество еды, — сказала она задумчиво.

Она отказалась продлить договор на получение графом пошлин за ввоз сладких вин. Лорд Эссекс хорошенько запомнит, что в Англии есть только королева, и она научит его понимать, что королева на самом деле хозяйка Англии, а он только ее покорный подданный. Королева призналась своим дамам, что, если граф исправится, она продлит его договор, но не сейчас. Пусть он заслужит ее доброе расположение, которое он так жестоко испытывал.

Как и следовало ожидать, Эссекс взорвался приступом яростного гнева. Доводы королевы, заявлял он во всеуслышание, так же обманчивы, как и ее тело. Он уехал со скандалом и стал дожидаться приглашения вернуться, которого не последовало. Королева хмуро улыбалась, но ничего больше не говорила.

Двор в те дни был переполнен молодыми людьми, которые, подобно Эссексу, искали возможности выдвинуться, как это делали раньше многие другие. Они приехали ко двору в поисках удачи, но времена изменились. За двадцать лет до этого Конн О'Малли, к удовольствию королевы, смело дал ей прозвище Великолепная, так же, как и она давала прозвища тем, кого любила.. Но сейчас Елизавета Тюдор состарилась и устала. В экономике наблюдался спад, королевские награды за службу сегодня стали гораздо меньше, чем в безмятежные дни двух прошедших десятилетий. Однако молодые люди по-прежнему прибывали ко двору, хотя многих из них ждало разочарование.

Это были нетерпеливые и самонадеянные молодые люди, воспитанные на рассказах о славе Англии при правлении Елизаветы, — юноши, которые никогда не знали ни настоящей войны, ни лишений и которых сейчас тянуло к Роберту Деверексу. На сторону Эссекса встали арендаторы Эссекса с границ Уэльса, за ним пошли приверженцы римской церкви, которые верили, что Эссекс поможет им обратить Англию в католическую веру. Эссекс написал лорду Маунтджою в Ирландию, убеждая его приехать и присоединиться к нему. Эссекс даже вступил в переписку с королем Шотландии Яковом [24], но лукавый Яков хоть и не отказал Эссексу в помощи, но и не послал к нему никого из своих людей. Он хотел посмотреть, как пойдет дело.

Эссекс заболел, не выдержав напряжения. Он явно был в немилости, но не хотел признавать этого. Он держался в строгом заключении в Йорк-Хаусе почти год, вдали от семьи и друзей. В течение этого времени мания величия не давала ему покоя. И сейчас, когда ему отказали в продлении договора, что грозило неминуемым банкротством, Эссекс начал опасаться, что потеряет все. Как загнанное в угол животное, он стал действовать безрассудно. Удались он со сцены и дождись перемены судьбы, возможно, благосклонность королевы и вернулась бы к нему, но гордость не позволила ему изображать раскаивающегося грешника. Подстрекаемый своим секретарем Генри Каффом, граф замыслил заговор с целью свержения Елизаветы.

Роберт Сесил знал об этом, и поэтому знала королева. Елизавета Тюдор ждала, пока Эссекс совершит свою последнюю, роковую ошибку. Она решила, что на этот раз прощения не будет.

— Я пережила тех, кто был мне предан, и тех, кто меня предал. Я пережила тех, кто любил меня, и тех, кто желал мне несчастья, — сказала королева сереньким февральским днем, ни к кому конкретно не обращаясь, меряя шагами комнату. — Несмотря на молодость Эссекса, я переживу и его тоже.

— Я не могу поверить, что он действительно намерен причинить вашему величеству какой-нибудь вред, — успокаивающе сказала леди Скруп.

— Сами его мысли, которые он по неосторожности не держал при себе, являются угрозой для королевы, — проворчала леди Дадли.

— Да, — поддержала кузина королевы леди Хауард. — Роберт Деверекс совершенно вышел из-под контроля, его не остановить.

Валентина слушала из угла комнаты, наблюдая за фрейлинами, вышивающими наволочки для королевы. Она очень сочувствовала королеве и, подобно ближайшим спутницам Елизаветы, была на стороне монархини.

Служанка расставляла блюда и чаши на личном обеденном столе королевы, и Елизавета раздраженно посмотрела на нее.

— Что это еще такое, черт побери? — взорвалась она.

— Ваш обед, ваше величество, — с поклоном ответила девушка.

Королева посмотрела на еду: кусок мяса, каплун в лимонно-имбирном соусе, молодой кролик, запеченный в тесте, форель, сваренная в белом вине, с укропом и сливками и чаша с салатом-латуком и зелеными листьями горчицы, сваренными в красном вине с гвоздикой, круг твердого сыра. От свежеиспеченного хлеба шел пар.

— Унесите все, — сказала королева. — Я не в состоянии есть.

— Но, ваше величество, вы должны поесть, — сказала, волнуясь, леди Скруп.

— Унесите еду! — крикнула королева и бросилась в спальню, хлопнув дверью.

Минуту все молчали, а потом придворные дамы заговорили разом. Валентина жестким взглядом заставила своих подопечных замолчать. Встав с места, она подошла к леди Хауард.

Кэтрин Кэрн Хауард была кузиной королевы, ее и Елизавету связывала глубокая любовь.

— В чем дело, леди Бэрроуз? — спросила Валентину леди Хауард.

— Могу ли я говорить откровенно, — спросила Валентина, отводя даму в сторонку. Леди Хауард кивнула. — Королева почти перестала есть, мадам. А все дело в ее отвратительных зубах, мадам. Дейм Сесили, моя старая тетка, и Мег, старая служанка моей матери, столкнулись с той же бедой. У них не было зубов, чтобы жевать пищу. Повар королевы готовит для нее так, как готовил раньше, но королева не может это есть. Вы помните, что сказал французский посол о ее величестве: «Эта леди, которая удивила свою эпоху»? Королева горда. Она не станет жаловаться, считая, что слабость недостойна правящего монарха. Она скорее умрет голодной смертью, чем скажет поварам, что больше не может есть говядину и баранину.

— Моя дорогая, я думаю, вы правы! — прошептала леди Хауард с благоговением. — Какая вы проницательная, сразу поняли, в чем дело, а ведь вы так мало знаете ее величество, — она ласково улыбнулась Валентине.

— Мне кажется, я знала королеву всю свою жизнь, — Валентина улыбнулась в ответ.