Читать книгу "Обязанности. Кто кому должен? - Дима Зицер"

А если это постоянно происходит?

Проверьте, это происходит не постоянно. Она бросает то, что вам кажется важным. Если она все время чем-то занята, это уже большое счастье. Будьте рядом, обсуждайте с ней текущие события, рассказывайте о своей жизни, о своих интересах, позавидуйте ей, что она что-то может бросить, а вы нет. Я предлагаю вам посмотреть на эту ситуацию с другой стороны. Ведь многие люди даже не понимают, что если любимому человеку в школе плохо, ее можно поменять. «Что же нам делать? Ребенок не хочет в школу ходить!» Я отвечаю: «Так поменяйте», а они: «Да как поменять-то?»

Если надо менять, мы меняем. Она занимается музыкой и танцами, ей нравится, я не давлю. Она сама стала садиться за инструмент.

Ну а вы говорите, что она легко все бросает. Где же она бросает, если сама за инструмент садится?

Она довольно-таки развитый ребенок, и, как мне показалось^ нее появилась привычка почивать на лаврах. Музыка – это очень тонкая и четкая работа, и зачастую заигранные ошибки выливаются в не очень хороший результат. Как научить ее в нужный момент пересиливать себя и отрабатывать все до конца?

Скажите, пожалуйста, она хочет быть музыкантом?

Нет. Но я хотел бы, чтобы у нее была творческая профессия.

Как человек с творческой профессией скажу вам, это сумасшедшее счастье играть, но играть для чего-то. Знаете, когда я начал играть для себя? Когда понял, что и с девушками могу знакомиться…

Сколько вам лет было?

Мне было лет четырнадцать, а заниматься я начал с шести. До этого, чтобы родителей не расстраивать, я был довольно прилежным учеником. Что-то такое пиликал, какие-то этюды и не только. И играл, в общем, довольно сносно.

Не надо ее тыкать носом, чтобы она не заигрывала ошибки. Для этого есть училка.

Она начинает плакать, расстраиваться и наказывать себя.

Александр, это происходит только потому, что ее папе это чертовски важно. Она как человек, любящий своего папу, делает самое ожидаемое. Это пройдет в переходном возрасте, но лучше бы это прошло сейчас. Зачем человеку в детстве устраивать такую жесть? Если у нее есть музыкальный слух, если она получает от этого удовольствие, пусть получает, все в порядке. Знаете этот вечный вопрос: «А как же Моцарт? Если бы отец его не заставил…»? Если бы отец его не заставлял, он бы не умер в тридцать четыре года в сточной канаве. Не принимайте эту аналогию на себя, я совершенно не вас имею в виду. Не о Моцарте речь идет, а о ребенке, который получает удовольствие от того, что делает. Удовольствие – лучший результат. Самое прекрасное, что может быть: если она в двадцать лет сядет в компании друзей, красиво поставит бокал вина на рояль и на слух что-нибудь сыграет, да так, что все ахнут. Вот это настоящий результат, и возникает он из любви к делу. Удивительная штука музыка. Я искренне говорю сейчас, я фанат.

А как же работа? Удовольствие упирается в работу.

Такая логика основана на странном принципе: живут не для радости, а для совести. Вы сейчас разговариваете с человеком, который верит, что живут для радости и любви. Возможно, у нас с вами разные идеологические базисы. Работа работой, но я хотел бы, чтобы наши дети любили свою работу, чувствовали, что реализуются в ней, двигаются вперед. Говорят, счастлив тот, кто утром с радостью бежит на работу, а вечером домой.

Надо работать, она сама это понимает, она умная девочка. Как только ваша дочь захочет добиться чего-то конкретного, она это сделает. Я ни в коем случае не утверждаю, что не надо работать. Но из детей, которых все время заставляли делать то, что другие считали важным, вырастают люди довольно скучные и несчастные. Так что пусть ребенок получает удовольствие. Ваше дело его поддерживать.

С нами Анна из Москвы. Здравствуйте!

Здравствуйте! Я постараюсь кратко. Старшему сыну в ноябре будет шесть. Я заметила, что у него проблемы с адаптацией к любым изменениям в жизни. У нас каждый год возникают проблемы с походом в детский сад. Даже если в мае все было прекрасно, в сентябре все начинается по новой. Стресс и слезы. Сейчас он начал ходить в секцию. Ходит с большой осторожностью, спрашивает, «зачем», «как», «что». На любое новое предложение говорит скорее «нет», чем «да».

Давно это началось?

Я наблюдаю это с детсадовских времен. Когда мы начали ходить, у него был очень долгий стресс. Больше трех месяцев слез. Я находилась там с ним, сколько могла. Сад позволял это делать сколь. угодно долго. В какой-то момент мы просто решили с этим покончить. Я его приводила плачущего, уходила, и это помогло ему перестроиться на садовский режим. Но я замечаю, что любые новшества его очень настораживают. На мой взгляд, это некий страх неудачи. «Кто-то умеет, а я не умею, поэтому лучше я не пойду вообще, чем попытаюсь».

Мне тоже кажется, что это может быть страх неудачи, а может, и какая-то другая история. А вы как относитесь к новому, Анна?

Очень настороженно. Я как раз себя во многом узнаю.

Что же мы теперь с вами будем делать?

В детстве я испытывала жуткий стресс.

Тогда мы идем самым простым путем. Самым прямым. Вам надо рассказать молодому человеку о вашем детстве, о том, что у вас есть такая особенность, и объяснить, как вы с этим живете. Люди с этим живут. И вы можете справляться вместе. Если наша догадка верна и он считывает мамину модель, тогда с ним нужно об этом поговорить. Скажите, что рады вашему сходству, что в нем узнаете себя. В шесть лет он, конечно, маловат для тяжелого взрослого разговора, но его и необязательно делать тяжелым, слишком серьезным. Можно же на очень простых примерах рассказать ему, как это было у вас. Отдельно нам надо понять, откуда он в свои юные годы узнал, что такое неудача. У вас есть какое-то предположение?

Мы пробовали с трех лет разный спорт: теннис, футбол, что-то еще. В основном все групповые формы, которые там предлагались, приводили к тому, что он начинал играть сам с собой. Десять секунд он готов был слушать тренера и что-то повторять, а потом моментально переключался и занимался уже собой. Попытки систематизировать эти занятия ни к чему не приводили. В итоге мы их оставляли. Папа у нас увлекается теннисом, он с интересом относится к видам спорта, которые предполагают выигрыш, и сам не любит проигрывать. Может быть, это как-то передалось.

Может. Нет ничего страшного в том, что вы оставляли какие-то занятия. Вопрос – как вы это делали. Пусть он будет риторическим. Я сам озвучу варианты. Вы могли сказать: «О’кей, у нас не получилось. Идем в следующую студию». Это, конечно, фиксируется как неудача. А могли подумать и понять, что человек в три-четыре года (как и в пять-семь лет), пробуя новое, учится выбирать. В этом возрасте здорово изучать самого себя, понимать (чаще всего при помощи мамы и папы), что что-то не очень нравится, и говорить: «Мама, а теперь я хочу заняться чем-то другим». Когда он будет пробовать новое, если не в этом возрасте? Все зависит от наших оценок. Если мы говорим: «Если ты с рисования переходишь на пение – это твой неуспех», то в сознании это фиксируется как неуспех. А ведь в шесть лет еще можно выучить, что каждый новый шаг – это открытие. «Я попробовал много чего, а потом выбрал. Я буду бежать, широко открыв глаза, навстречу этому самому новому».