Читать книгу "Только с дочерью - Бетти Махмуди"

Он не догадывался о том, что я направила в Государственный департамент бумаги, в которых содержалась просьба противоположного характера, и не собирался выполнять никаких обязательств в соответствии с американским законодательством. В частности, он не хотел платить в американскую государственную казну ни гроша из своих денег.

– Я не заплачу ни цента налогов, – поклялся он. – Хватит с меня. Больше они из меня ничего не вытянут.

Однако Махмуди прекрасно знал, что если он не расплатится по счетам, то кредиторы предъявят судебный иск и вернут свои деньги с процентами, да еще и со штрафными санкциями. Каждый день усиливал угрозу, нависшую над нашей собственностью.

– Твои родители должны все продать и перевести нам деньги! – рычал Махмуди, как будто я была виновата в денежных затруднениях, а мои родители обязаны были позаботиться о том, чтобы из них выбраться.

Махмуди был бессилен что-либо предпринять, и с каждым днем наше возвращение в Америку становилось все менее реальным. Он непоправимо исковеркал свою – нашу – жизнь.

В Америке на него набросятся кредиторы, а я – он прекрасно отдавал себе в этом отчет – с ним разведусь.

При этом в Иране его медицинский диплом ничего не стоил. Неразрешимые проблемы теснили его со всех сторон, и он все чаще срывал зло на окружающих. Мы с Махтаб отдалились от него еще сильнее, стараясь избегать любого общения. По его затравленному взгляду было видно, что он опасен.

Начался ремонт местного водопровода. И два дня у нас не было воды. На кухне высилась гора немытой посуды. Но что было гораздо хуже, я не могла как следует чистить и мыть продукты. Вняв моим жалобам, Маммаль пообещал, что завтра вечером поведет нас в ресторан. Родственники Махмуди почти всегда ели дома, и мы восприняли поход в ресторан как крупное событие. Вместо того чтобы готовить ужин, мы с Махтаб старательно приводили себя в порядок.

К моменту возвращения Маммаля с работы мы были полностью готовы, но он пришел уставший и раздраженный.

– Нет, мы никуда не пойдем, – проворчал он. Опять тараф.

Мы обе были разочарованы – ведь в нашей жизни было так мало радостей.

– Давай возьмем такси и поедем куда-нибудь ужинать сами, – предложила я, когда мы втроем – Махмуди, я и Махтаб – остались в холле.

– Нет, – ответил он.

– Ну пожалуйста.

– Нет. Мы у них в гостях. И не можем пойти без них. Они хотят остаться дома, так что приготовь какую-нибудь еду.

Меня охватил такой гнев, что я забыла об осторожности. Забыла о своей беспомощности и уязвимости.

– Вчера речь шла о том, что мы пойдем ужинать в ресторан, – выпалила я, дав выход накопившемуся раздражению. – А теперь Маммаль, видите ли, передумал.

Маммаль представлялся мне главным источником всех моих бед. Ведь это именно он пригласил нас в Иран. У меня перед глазами всплыла его самодовольная улыбка, когда он уверял меня в Детройте, что семья никогда не допустит, чтобы Махмуди насильно оставил меня в Иране.

Я встала.

– Он лгун, – задыхаясь, проговорила я. – Гнусный лгун.

Махмуди вскочил на ноги, его лицо было искажено нечеловеческой гримасой.

– Ты обозвала Маммаля лгуном? – завопил он.

– Да, – выкрикнула я в ответ. – Он лгун. И ты тоже. Вы оба вечно даете обещания…

Тут поток моего красноречия резко оборвался, так как Махмуди с силой ударил меня кулаком в лицо – удар пришелся с правой стороны. Я покачнулась, шок был так велик, что в первый момент я даже не почувствовала боли. Краем глаза я видела, как Маммаль и Нассерин вошли в комнату, желая выяснить причину шума: Махтаб отчаянно визжала, Махмуди бормотал проклятия.

С трудом передвигая ноги, я направилась в спальню, чтобы, запершись там, дождаться, когда Махмуди остынет. Махтаб с плачем устремилась за мной.

Но Махмуди этого было мало – уже у двери в спальню он грубо оттолкнул Махтаб, которая пыталась меня защитить. Ее маленькое тельце с силой ударилось о стену, и она зарыдала от боли. Я было повернулась к ней, но Махмуди швырнул меня на кровать.

– Помогите! – закричала я. – Маммаль, помоги. Левой рукой Махмуди схватил меня за волосы, вновь и вновь нанося правым кулаком удары по голове.

Махтаб бросилась на помощь, но он опять оттолкнул ее.

Я пыталась вырваться, но он был гораздо сильнее меня. Отвесив мне пощечину, он прорычал:

– Убью.

Лягнув его, я извернулась, чтобы отползти в сторону, но он с такой силой пнул меня в спину, что я не могла пошевелиться от пронзившей меня острой боли.

Махтаб захлебывалась от рыданий, сидя в углу, я же была всецело в его власти; теперь действия Махмуди стали более методичными: он ударил меня кулаком по руке, оттянул за волосы и наотмашь бил по лицу, изрыгая проклятия. Он непрерывно повторял:

– Убью! Убью!

– Помогите же! – взывала я опять и опять. – Пожалуйста, кто-нибудь, помогите!

Но ни Маммаль, ни Нассерин и не думали вмешиваться. Не пришли мне на выручку и Реза с Ассий, которые наверняка все слышали.

Не знаю, сколько времени продолжалось это избиение. Я хотела забытья, смерти, которую он обещал.

Постепенно его удары ослабевали. Он остановился, чтобы перевести дух, все еще крепко прижимая меня к кровати. Рыдания Махтаб перешли в истерику.

– Даби джан, – раздался в дверях тихий голос. – Даби джан.

Это был Маммаль. Наконец-то.

Махмуди вскинул голову, по-видимому расслышав голос, вернувший его к реальности.

– Даби джан, – повторил Маммаль. Он осторожно оторвал Махмуди от меня и увел в холл.

Махтаб бросилась ко мне и уткнулась лицом в колени. Она разделяла со мной не только физическую, но и душевную муку. Мы обе задыхались от слез и долгое время не могли вымолвить ни слова.

Мне казалось, что все мое тело – сплошной синяк. На голове вздулись шишки, такие огромные, что я боялась, не нанес ли мне Махмуди серьезные увечья. Руки и спина ныли. Нога болела так сильно, что я не сомневалась – я долго буду хромать. Интересно, на что походило мое лицо.

Через несколько минут в комнату на цыпочках вошла Нассерин – воплощение женской покорности, – она придерживала под подбородком чадру. Мы с Махтаб все еще сотрясались от рыданий. Нассерин присела на кровать и обняла меня за плечи.

– Не плачь, – сказала она. – В этом нет ничего особенного.

– Ничего особенного? – Я не верила своим ушам. – В том, что он меня так избил, нет ничего особенного? Ничего особенного в том, что он грозился меня убить?

– Он тебя не убьет, – заверила меня Нассерин.

– Но ведь он твердил именно это. Почему вы не пришли на помощь? Ничего не сделали?